Вся власть поэтам

Михаил БУДАРАГИН, публицист

29.12.2016

В России сегодня никто не подводит того, что могло бы называться «поэтическими итогами года». Экономические, общественные, социальные, даже культурные — сколько угодно, но всерьез говорить о стихах в голову не придет никому. И проблема не в том, что нет соответствующих мероприятий или публикаций: фестивали организуются, журналы выходят, сборники издаются. Но нет пространства для разговора. Поэтому сочинители — от тоски — иногда выдают что-то скандальное. Так Вера Полозкова, автор действительно хороших стихотворений, написала в своем блоге, что «мы» «сравниваем с землей самый большой сирийский город». Не уточнив, правда, кто именно развязал в Сирии чудовищную войну и выкормил ИГИЛ. Наверное, тоже некие «мы». Юлий Ким, лауреат премии «Поэт» и замечательный бард, в интервью федеральному изданию отыскал у народа «рабскую составляющую», призвав ее «изживать», как это было сделано в Европе. Комментировать подобные реплики хорошо бы из 1991 года, тогда они звучали чуть уместнее...

Цикл поэтических вечеров с Евгением Евтушенко, очень трогательная и теплая книга воспоминаний художника Бориса Мессерера «Промельк Беллы. Романтическая хроника» (разумеется, о его жене, Белле Ахмадулиной), спорная, но заслуживающая внимания экранизация последнего романа Василия Аксенова «Таинственная страсть», посвященного поэтам-шестидесятникам, открытие в Москве «Театра поэтов» (в сентябре «Культура» опубликовала интервью с его основателем Владиславом Маленко) — немного светлых пятен во тьме. Что бы там ни было, стихи в России не только пишутся, но и звучат. Они не всегда настолько злободневные, чтобы их можно было немедленно приравнять к штыку, но уходящий год дал как минимум несколько строк, где есть что-то подлинное, живое.

К великому счастью, так долго травимая либеральной общественностью Юнна Мориц продолжает говорить о вещах и явлениях, которые кажутся давно уже никому не нужными. Однако прописные истины необходимы именно для того, чтобы их прописывать, и у нее это получается сегодня точнее, чем у кого бы то ни было. «Сокрытыми глазами сны видны, / Видны глазами тайной глубины, / Когда смыкает веки свойство плоти — / Уплыть туда, где спит душа в полете / Над бездной, где сокрытыми глазами / Читает нас, как мы не можем сами / Прочесть, какая в нас таится весть, — / Весть входит в слово совесть, если есть!..» Трудно представить себе что-то более вызывающее, не модное, не трендовое, нежели слово «совесть», но тем и ценна Мориц, что ей удается оставаться убедительной.

Еще одно стихотворение о том (а точнее — о тех), что принято не помнить, принадлежит Елене Игнатовой, которая в отличие от многих сегодняшних «говорящих голов», не забывает пушкинскую «милость». Ее «Декабристы в декабре» написаны без повода: русской истории не нужны круглые даты. «О декабристах мы не помним в декабре, / когда мороз скребет по горлу, сушит кожу, / береза с перекошенным лицом, / уже не помнит о листве и мае, / стоит, закоченевшими корнями / в земле не в силах шевельнуть. О, нет / мы декабристов в декабре не знаем». 

Поэзия, в отличие от крупных жанров, не чурается войны — той, что рядом с нами, а вовсе не только в канонических стихотворениях о Великой Отечественной. Солдаты и ополченцы берут оружие в руки и сейчас. Некоторые — возвращаются домой. Об этом — Дмитрий Мельников: «Уехал Иван на восток с войны, / домой, как живой, пришел, / но выстужен дом и нету жены /и снегом покрыт пол. / На стол сосновый убитый лег, / как будто в сосновый гроб, / вот ступит милая на порог, / и с криком на грудь падет. / И тихо взошла над Иваном луна, / и медленно, словно дым, / к нему по лучу спустилась жена /и рядом легла с ним». Нельзя сравнивать живых и умерших, но эти строки составили бы честь и Константину Симонову, и Ольге Берггольц, и Алексею Суркову.

Наконец, Константин Потапов, один из самых интересных и многообещающих молодых поэтов, подвел те самые итоги года, о которых я упомянул в начале. Они утешительны: «Планета вертится, так будто / слетит с оси. / Спустись в Москву, отведай бургер, / любви вкуси. /И вновь неси / бессилие мессии / по гулким лестницам и буквам, / в ночных троллейбусах и буднях, /взойдя в зенит. /Пусть голос твой второстепенный, /осипший, но проникновенный, /у ошарашенной Вселенной /в ушах звенит».

Он звенит. Пожалуй, такова главная победа, одержанная всеми нами — и поэтами, и их читателями — в 2016 году. Пространство, не занятое переводной макулатурой о страдании, фильмами со «счастливым концом» и бульварным чтивом, можно расширить еще на один долгий выдох.


Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции