Белая кость, красная масть

Тамара ЦЕРЕТЕЛИ

15.09.2016

Галерея «На Шаболовке», входящая в объединение «Выставочные залы Москвы», представляет проект «Булгаков vs Маяковский». «Versus» в названии не случайно — экспозиция рассказывает не столько о схожести, сколько о различиях между двумя классиками.

«Сплошной словарь умерших слов... Бюрократизм, богоискательство, бублики, богема, Булгаков...» — это цитата из пьесы «Клоп». Михаил Афанасьевич футуриста тоже не жаловал: «Маяковский, раскрыв свой чудовищный квадратный рот, бухал над толпой надтреснутым басом»...

В друзьях они не числились, во взглядах не совпадали, творчеством друг друга не особо интересовались. Булгаков современную ему поэзию не воспринимал, Маяковский, на его вкус, был слишком громок, примитивен и не очень глубок. Тот отвечал взаимностью. Считал писателя «буржуазным», а его пьесы — унылыми и старомодными: «Тети Мани, дяди Вани, охи-вздохи Турбиных...»

Катаев в «Траве забвения» описывал первую встречу двух литераторов: «Такую железную улыбку я видел у него [Владимира М.] несколько раз, в частности в тот день, когда я познакомил его в редакции «Красного перца» с Булгаковым, которого Маяковский считал своим идейным противником. Булгаков с нескрываемым любопытством рассматривал вблизи живого футуриста, лефовца, знаменитого поэта-революционера... я понимал, что Булгакову ужасно хочется помериться с Маяковским силами в остроумии. Оба слыли великими остряками... Наконец Булгаков, мотнув своими блондинистыми студенческими волосами, решился: «Я слышал, Владимир Владимирович, что вы обладаете неистощимой фантазией. Не можете ли вы мне помочь советом? В данное время я пишу сатирическую повесть, и мне до зарезу нужна фамилия для одного моего персонажа. Фамилия должна быть явно профессорская». И не успел еще Булгаков закончить своей фразы, как Маяковский буквально в ту же секунду, не задумываясь, отчетливо сказал своим сочным баритональным басом: «Тимерзяев». «Сдаюсь!» — воскликнул с ядовитым восхищением Булгаков и поднял руки. Маяковский милостиво улыбнулся. Своего профессора Булгаков назвал: Персиков».

Они были настолько несхожими, что, кажется, принадлежали к разным эпохам. Маяковский — футурист, живущий днем сегодняшним, а в идеале — завтрашним. И Булгаков — «ретроспективное, глядящее вспять существо»: так позже изображал Бродский писателей в изгнании. В каком-то смысле автор «Мастера и Маргариты» и был эмигрантом. Во всяком случае, мечтал сбежать из Страны Советов.

Булгаков отсылал бесконечные письма правительству — с просьбой выпустить за границу. Самое известное из них, датированное 28 марта 1930 года, показано на выставке: «Я прошу правительство СССР приказать мне в срочном порядке покинуть пределы СССР в сопровождении моей жены Любови Евгеньевны Булгаковой. Я обращаюсь к гуманности советской власти и прошу меня, писателя, который не может быть полезен у себя, в отечестве, великодушно отпустить на свободу». Через год в послании к Сталину он утверждал: «Я никогда не увижу других стран. Если это так — мне закрыт горизонт, у меня отнята высшая писательская школа... Привита психология заключенного».

Вождь народов литератору не отвечал. И лишь однажды сделал исключение — после смерти Маяковского. Очевидно, второго громкого самоубийства Сталин не хотел. В квартире Булгакова раздался телефонный звонок. В числе прочего голос с грузинским акцентом спросил: «Вы где хотите работать? В Художественном театре?» «Да, я хотел бы. Но я говорил об этом, и мне отказали», — объяснил растерянный писатель. «А Вы подайте заявление туда. Мне кажется, что они согласятся». Во МХАТе, естественно, согласились... Так Маяковский, сам того не желая, помог находящемуся в безвыходном положении Булгакову.

После драматург еще не раз напишет Сталину, будет просить о встрече. Она, как известно, не состоится — несмотря на то, что вождь с интересом следил за его творчеством, много раз пересматривал «Дни Турбиных» и «Зойкину квартиру». 

Маяковский, в отличие от Булгакова, напрямую к власти не обращался — и так был обласкан ею. Исключение — предсмертная записка. За границу выезжал беспрепятственно, исколесил полмира. В галерее «На Шаболовке» можно увидеть его дорожные принадлежности: чемодан, зубную щетку, складной тазик и стаканчик, всегда путешествовавший с ним (поэт пил только из него — был крайне брезглив). Впрочем, из путешествий он рвался домой — «к Лиличке». Скажем, в Америке ему выдали полугодовую визу, но шести месяцев не выдержал — сбежал.

Что до вождей, то кумиром для Владимира Владимировича всегда был Ильич. Он и в 1929 году продолжал «говорить» с Лениным — не Сталиным: «Двое в комнате. / Я / и Ленин — / фотографией / на белой / стене». Этот снимок, висевший над письменным столом поэта, тоже показан на выставке. Тут и аудиозапись — Лиля Брик рассказывает о похоронах вождя мирового пролетариата. Футурист, у которого были пропуски «от «Правды», от «Известий», наверное, от всех газет», прощался с Лениным несколько раз — поочередно используя билеты...

Тему смерти продолжают еще одни похороны — на этот раз Маяковского. Фотография Ильи Ильфа с выхваченным из толпы лицом Булгакова — серым, смурным. Он сам переживал не лучшие времена. Вероятно, вспоминал редкие встречи с поэтом — беззаботные мгновения, когда они сходились за бильярдным столом. «Оба жизнерадостны, причем страстные бильярдисты, опять-таки разных стилей, — отмечал Михаил Яншин. — Маяковский обладал необыкновенно сильным ударом, любил класть шары так, что «лузы трещали». Булгаков играл более тактично, более вкрадчиво, его удары были мягче, эластичнее и зачастую поражали своей неожиданной меткостью. Мне, будучи в дружеских отношениях и с тем, и другим, приходилось быть их «секундантом». Впрочем, это была совсем не трудная задача, оба были всегда корректными, безукоризненно вежливыми, не позволяя себе ни одной неосторожной колкости. Они уважали друг друга и, мне кажется, с удовольствием подчеркивали это». По воспоминаниям Сергея Ермолинского: «Если в бильярдной находился в это время Маяковский и Булгаков направлялся туда, за ними устремлялись любопытные. Еще бы — Булгаков и Маяковский! Того гляди разразится скандал... Независимо от результата игры прощались дружески. И все расходились разочарованные».

Отношения Булгакова и Маяковского — прохладные, но не более — иллюстрирует еще один факт. Елена Сергеевна, как известно, вела список врагов мужа, он тоже представлен в экспозиции. И Маяковский, несмотря на все свои колкости в адрес писателя, там не фигурирует.