Сергей Микаэлян: «Мне было очень интересно жить»

Алексей КОЛЕНСКИЙ

11.12.2016

10 декабря на 94-м году жизни скончался старейший режиссер «Ленфильма» Сергей Микаэлян, известный зрителям по картинам «Иду на грозу», «Премия», «Влюблен по собственному желанию», «Рейс 222».

«Я никогда не готовился к великим свершениям. Мне было очень интересно жить. Всегда старался захватить зрителя в первую же минуту. Иногда получалось…» — скромно вспоминал мастер. Первым фронтовик Микаэлян, чудом выживший подо Ржевом, планировал снять фильм о Брестской крепости, затем мечтал экранизировать письма блокадников. Но судьба распорядилась иначе.

Дебютом Сергея Герасимовича стала пасторальная лента «Разноцветные камешки», снятая в стереоскопическом формате, отечественном 3D, и ныне доступная лишь посетителям «Госфильмофонда». Потом на экраны вышли «Принимаю бой», «Иду на грозу», «Расскажи мне о себе» — в каждом названии звенит готовность говорить от первого лица, личный вызов и ощущение сопричастности общему жребию. Громкой работой явилась «Премия» с мощным актерским ансамблем — Леонов, Янковский, Джигарханян, Самойлов, Глузский, Сергачев… С середины 70-х остросоциальная производственная пьеса сценариста Александра Гельмана с успехом шла на подмостках театров. Эхом войны прозвучала пронзительная народная драма «Вдовы», полтора года не выпускавшаяся в прокат. В 1982-м Микаэлян очаровал зрителей дуэтом Янковского и Глушенко — «Влюблен по собственному желанию». Снимавшийся с непрофессиональными исполнителями триллер «Рейс 222» стал одним из чемпионов проката 1986 года, его посмотрело около 40 миллионов человек.

«Родину я люблю, а с правительством у меня бывают натянутые отношения. Во время войны, когда эти два понятия совпадали, у миллионов людей было единое ощущение… Я будто сам видел полмиллиона смертей, когда полтора дня полз раненым в медсанбат. С перебитой ногой перелезал через трупы, потому что не было сил подняться или хотя бы обползти стороной. До сих пор у меня те военные впечатления «работают» в подсознании», — переживание трагизма существования, глубоко мыслящий Микаэлян пронес через весь земной путь. По сути, он был чутким, верящим современникам документалистом, умеющим видеть великое в малом и подлинное — в обыденном.

О себе говорил просто: «Когда хвалят — не люблю, но счастлив, когда хвалят картину. Я бы даже сказал, что счастливо прожил свою жизнь — вопреки горю, которое было кругом меня, смерти брата, судьбе отца, смерти матери, вообще страшной судьбе людей моего поколения… Вопреки этому я счастлив. Только на одно надеюсь: остаться до конца дней при своих убеждениях — аскетом в жизни и непритязательным человеком в быту. Любя почти всех людей на свете. Не озлобляясь ни на кого. И ни при каких обстоятельствах не меняя своих принципов».


Евгения Глушенко: 

— Сергей Герасимович был истинно порядочным, трогательным, открытым и по-детски непосредственным человеком. К работе относился крайне скрупулезно — как режиссер старой советской школы выстраивал кадры по миллиметрам, выдерживал темпоритм с секундомером. Но всегда прислушивался к оператору, находил общий язык с каждым актером. На съемках «Влюблен по собственному желанию» случайно выяснила, что он фронтовик, ровесник моего отца. Сперва не поверила, а потом удивилась еще сильнее, узнав, что он снял «Иду на грозу», и пришла в совершенный восторг — как в детстве, когда впервые увидела этот роскошный фильм с Белявским и Лановым.

Александр Лыков: 

— Смерть Сергея Герасимовича как взрыв Триумфальной арки в Пальмире — жизнь и судьба Микаэляна словно произведение античного искусства. Вся его рота полегла подо Ржевом, он был ранен и видел, как расстрельная фашистская команда добивает товарищей, решал — самому нажать на курок или бороться за жизнь. Видно, что-то важное понял для себя и выкарабкался, и снова — атаки, ранение. Вернулся с фронта, потеряв всех друзей. К послевоенной жизни относился как к драгоценному дару. Окончил ГИТИС, потом режиссерские курсы при «Мосфильме», жил аскетично — в крохотной квартире все чинил своими руками, подвязывал краники изолентой. И при этом излучал энергию. Всегда галантный, подтянутый, он даже на девятом десятке носился по «Ленфильму» как ветер. 

Сергей Герасимович был режиссером математического склада, выверял реплики до точек и запятых и лишь затем снимал, берег каждую деталь на площадке. Во «Вдовах», например, он добавил несколько сантиметров Галине Макаровой, а Галину Скоробогатову сделал меньше ростом... С удивительным постоянством Микаэлян снимал непрофессиональных актеров. Почему? Не могу объяснить и не понимаю, как они выдерживали дотошные репетиции каждой сцены. 

Я навещал его каждый год 9 Мая и в дни рождения, а к 93-летию не успел. В нашу последнюю встречу, прошлой зимой, он подарил мне книгу воспоминаний, первый экземпляр я потерял на съемках «Разборчивого жениха» более двадцати лет назад. Тогда он огорчился, хотя и не подал виду. А год назад вручил новое издание. Значит, простил. 

Галина Бокашевская: 

— Микаэлян подошел на премьере «Тоталитарного романа», поздравил с картиной и неожиданно сказал: «Второй год снимаю кино, хочу показать вам сценарий и готовый материал. Приглашаю на любую роль. Правда, их осталось всего две». Я призналась, что готова сыграть у него хоть дедушку, а он улыбнулся: «Да, роль возрастная...» Так я и стала мамой в «Звездочке моей ненаглядной». Общение с Сергеем Герасимовичем — настоящий подарок судьбы, с такой открытостью, честностью, любовью он относился к режиссерской профессии и людям.

У Микаэляна был индивидуальный подход к актерам. В «Звездочке» моего папу играл Валентин Букин. Как-то они крепко поспорили на политическую тему. Режиссер остановил съемки, пригласил попить кофе и в конце концов не просто убедил оппонента в собственной правоте, но подарил новые краски для образа — доказал, что ничего за него не придумал. Тот вышел перед камерой с другими глазами и с тех пор называл Сергея Герасимовича «дедушкой». 

Или еще эпизод: дочка Игоря Масленникова категорически отказывалась сниматься, Микаэлян просил пообщаться с ребенком. Подошла к Кате, сказала: «А знаешь, мне тоже не хочется играть, но этому дяденьке необходимо сделать картину, нельзя его подвести». Она посмотрела на «дедушку» серьезно: «Я не подведу».