Между Шипкой и Берлином

Андрей САМОХИН

04.04.2017

«Облегчение бедственной участи христиан Балканского полуострова» — эта святая цель, указанная царским Манифестом, объясняла начатую в апреле 1877 года новую войну России с Османской империей. Кампания станет одной из самых успешных в истории многовекового русско-турецкого противостояния: через девять месяцев наши полки окажутся у стен Константинополя.

Предшествовали этому жестоко подавленные турками восстания в Боснии, Герцеговине и Болгарии, отказ Порты идти на уступки в национальном вопросе. Немалую цену пришлось заплатить нам за свободу православных братушек — более 200 тысяч жизней воинов. Золотом и русской кровью вписаны в скрижали нашей истории такие топонимы, как Шипка и Плевна. Казалось бы, так же это должно восприниматься и болгарами. Но благодарность части из них, как продемонстрировал прошлый век, была короткой. Недавнее подтверждение — скандал в городе Свиштов. Там инициативная группа жителей воспротивилась постановке статуи Александра  II, подаренной в честь предстоящего юбилея освобождения от османского ига. По их мнению, Россия вела не освободительную, а… захватническую войну, поэтому и царей русских тут «не трябва да се». О видимых и сокровенных смыслах той балканской рати беседуем с кандидатом исторических наук, профессором истфака МПГУ Леонидом ЛЯШЕНКО.

культура: Глядя из сегодняшнего дня — нужна ли России была эта война?
Ляшенко: Вопрос надо ставить по-другому: могли ли мы ее избежать? Балканский кризис застал страну «на полушаге»: государственные реформы в армии, в частности, только стартовали. И в этом контексте втягиваться в схватку с риском столкнуться с антироссийским военным союзом Запада и Турции нам было не с руки. Однако восстание в Сербии и его жестокое подавление башибузуками, резня в Болгарии не оставляли царю иного выхода без потери лица. Кроме того, перед государством стояла подспудная важная задача пересмотра итогов Крымской войны. Окончательно «разобраться» с Портой стало уже династической задачей Романовых.

культура: Можно ли сравнивать начало войн 1877–1878 годов и Мировой в 1914-м? Обе разгорелись формально из-за Балкан и от обеих вроде как Российская империя не имела возможности уклониться… Только одну мы сейчас воспринимаем как роковую, ненужную нам, а с другой, в отличие от Достоевского (считавшего ее одной из четырех «главных» для страны), как-то не определились…
Ляшенко: Общество очень сильно подталкивало Зимний дворец к вооруженному вмешательству. За него выступали великие русские писатели — Достоевский, Лев Толстой, Тургенев, химик с мировым именем Менделеев, знаменитые ученые врачи — Пирогов и Боткин, художники Поленов и Верещагин. Комитеты, заводилой в которых являлся Иван Аксаков (брат Константина Аксакова, идеолога славянофильства), печатали воззвания и быстро собрали в поддержку православных братьев четыре миллиона рублей, грузы шли до границы бесплатно. Даже униформа болгарских повстанцев — так называемая «болгарка» — шилась по эскизам Аксакова. Восставшие называли себя «детьми Аксакова», в его честь переименовали улицы в нескольких городах. Александр II был вынужден официально разрешить добровольцам отправляться в Сербию. Четыре тысячи офицеров этим сразу же воспользовались. Но переломить ситуацию в борьбе с регулярной турецкой армией они, конечно, не могли. В итоге в октябре 1876-го была объявлена мобилизация, но лишь в апреле вышел Высочайший манифест с объявлением Турции войны. Перед этим Порта последовательно отвергла предложения о национальных реформах, выработанные Константинопольской конференцией и смягченные февральским Лондонским протоколом. Одновременно Россия обезопасила себя в Бухаресте тайным договором с Австро-Венгрией, в котором та гарантировала нейтралитет в случае войны в обмен на право оккупации Боснии и Герцеговины. То есть государь всеми силами до последнего оттягивал кампанию, не желал ее, опасался повторения крымской трагедии. Предчувствия у него были очень плохие. Накануне отъезда в армию император вызвал в Крым наследника престола Александра Александровича и дал ему наставления, что делать в случае своей гибели.

культура: А как же план, предусматривавший освобождение Константинополя, водружение креста над Айя-Софией и овладение проливами, создание всеславянской Византии во главе с русским царем?
Ляшенко: В начале войны об этих прожектах, родившихся в Петербурге еще во времена Екатерины  II, никто не вспоминал — не до жиру было. Но когда после взятия Плевны, успеха на Шипкинском перевале в кампании замаячил успех, старые сакральные мечты обрели плоть. Александр  II говорил о штурме «Царьграда» со своим братом — главнокомандующим армии великим князем Николаем Николаевичем-старшим. И снял его, когда тот выразил несогласие, поставив генерал-инженера Эдуарда Тотлебена. Но последний также принялся урезонивать монарха: в бухте английский флот, а у нас нет крупнокалиберных орудий… В итоге русские войска повернули вспять — дело покатилось к переговорам в Сан-Стефано, а затем и в Берлине.

культура: Не было ли это исторической ошибкой — не взять с ходу турецкую столицу? Может, и проглотили бы англичане русскую смелость?..
Ляшенко: Этого сейчас никто не знает. Однако известно, что Лондон заключил тайный «полудоговор» с Веной о противодействии Петербургу на Балканах. И хотя австрийцы не согласились на план англичан послать туда свои войска на кораблях Альбиона, но вели себя так, как будто никакого пакта о нейтралитете с нами не существовало. Царь вполне обоснованно опасался удара в спину от австрияков. Выстраивание против России союза европейских держав по типу крымского было вполне реально.

культура: Могли ли русские дипломаты предвидеть многократную измену болгар своим освободителям? В двух мировых войнах они сотрудничали с нашими врагами, сегодня рвутся в НАТО?
Ляшенко: Наши войска встречали тогда вином и цветами, но после постоя не забывали выставлять счета… В целом болгарский народ, не говоря уже про сербский, был, безусловно, благодарен России. В массе своей остается таким и теперь. Другое дело — элиты, которые неплохо себя чувствовали и при османах, а затем активно смотрели на Западную Европу. И она их, грубо говоря, купила. Ведь Россия объективно — ни в те годы, ни после крушения СССР — с точки зрения экономики не могла им по большому счету ничего предложить. Манки Запада же всегда выглядели очень привлекательно, обманка их вскрывалась позже. Конечно, нельзя было просчитать ни двоедушие будущих болгарских властей в ХХ и ХХI веках, ни даже скорой распри между освобожденными от османского господства Болгарией и Сербией… Государь начал войну, русские люди отдавали последние деньги, а многие и жизни, потому что не хотели оставаться безучастными к судьбе братьев по вере и крови. Кстати, не все знают, что сражаться с турками на Балканы отправились кроме славянофилов-консерваторов и некоторые революционеры-народовольцы: Степняк-Кравчинский, Лепешинский, Ходько и другие.

культура: Почти как на Донбасс в наши дни… Но как же дело дошло до Берлинского мира, прозванного современниками «позорным»? Неполное освобождение балканских славян, минимальные территориальные приобретения в Закавказье, возвращение Бессарабии — ведь это никак не оправдывало огромных затрат России на войну в 1 миллиард рублей!
Ляшенко: Европа, как всегда, стремилась минимизировать успех Российской империи, не желая ее усиления. В быстром же принятии Петербургом берлинских условий, продиктованных фактически Лондоном, Берлином и Веной, сыграла роль случайность. Канцлер Александр Горчаков, будучи уже очень стар и немощен, на переговорах ошибочно вытащил из папки не первый лист с русскими требованиями как страны-победительницы, а последний — «отступной» вариант, составленный на случай, если прения зайдут в тупик. Английский посланник прочел его, и в результате настаивать на большем нашей делегации уже было поздно… «Берлинский трактат, — написал потом Горчаков императору, — есть самая черная страница в моей служебной карьере». «И в моей — тоже», — ответил Александр  II.


культура: Считается, что именно подобные результаты турецкой кампании усилили революционное брожение в русском обществе и привели в итоге к убийству государя террористами.
Ляшенко: Известный консервативный деятель, издатель журнала «Гражданин» князь Владимир Мещерский высказался прямо: «Не будь этого печального исхода войны, анархическое движение осталось бы у нас по-прежнему хроническим недугом»… Да, и левые, и правые укоряли Зимний дворец в полной беспомощности на внешнеполитическом фронте. А в России это, пожалуй, худшее обвинение.

культура: Как все же мы должны оценивать через почти полтораста лет ту войну?
Ляшенко: Как шаг, предопределенный всей предыдущей историей борьбы с Турцией. А главное, как чисто русскую акцию самоотверженной помощи страдающим братьям по вере. Единственная православная держава просто не могла поступить иначе.


Иллюстрация на анонсе: А. Кившенко. Штурм крепости Ардаган 5 мая 1877 года