Уроки системной катастрофы
17.02.2012
«Русь, — свидетельствовал о событиях Февральской революции в России философ и публицист Василий Розанов, — слиняла в два дня. Самое большое — в три… Не осталось Царства, не осталось Церкви, не осталось войска и не осталось рабочего класса. Что же осталось-то? Странным образом буквально ничего».
Февральская революция явилась не переходом к новой, более совершенной и отвечающей задачам времени модели развития, а системным обвалом, катастрофой государственности. Именно об этом катастрофизме и писал Розанов. Повторно такой же обвал случится в августе 1991-го. И опять Русь, теперь уже в виде СССР, «слиняет в два-три дня». Не останется ни советской государственности, ни коммунистической идеологии, ни армии с КГБ, ни некогда единой многонациональной общности.
В самой повторяемости сценария стремительной гибели проявляется определенная закономерность. В этом состоит также и предостережение: стабильность иллюзорна. Гибель системы может наступить достаточно быстро. Накапливаемые противоречия рано или поздно должны проявить себя в виде кризиса. К 1917 году такого рода противоречия достигли критического порога и не были своевременно разрешены.
«Виноваты все мы, — объяснял случившееся по прошествии четырех лет Михаил Гаккебуш, один из политических эмигрантов, — сам-то народ меньше всех. Виновата династия, которая наиболее ей, казалось бы, дорогой монархический принцип позволила вывалять в навозе; виновата бюрократия, рабствовавшая и продажная; духовенство, забывшее Христа и обратившееся в рясофорных жандармов; школа, оскоплявшая молодые души; семья, развращавшая детей, интеллигенция, оплевывавшая родину…»
Поведение масс в 1917 году имело все симптомы коллективного безумия. Впечатление, что «все сошли с ума», — характерный мотив относящейся к Февральской революции мемуарной литературы («революционная эпилепсия»). Манипулирование идеалом свободы вызвало к жизни темные стихии разрушения. Свобода — liberte трансформировалась в русскую «волю». Состояние общественного распада наглядно проявилось в росте немотивированной агрессии. Четкая грань между революционным насилием и тривиальным хулиганством отсутствовала. Один купеческий сын так описывал в дневнике проявление своей революционности: «Был у тятеньки на фабрике и ночью в окнах все до одного стекла перебил! Давно я эту мысль в уме своем лелеял!»
Мародерство началось с первых же дней Февральской революции. В деревнях происходил стихийный «воровской» захват земель.
Вопреки советскому тезису о том, что революция осуществлялась в первую очередь руками классово сознательной части рабочих, авангарда, пролетариата, ударные силы революционной стихии формировали не они, а маргинальные и полумаргинальные слои социума. Лишь численность дезертиров из российской армии оценивается в диапазоне от 1 до 2 млн человек. Только революция, всеобщий правовой беспредел снимал с них ответственность за дезертирство. А ведь бежали-то в основном с фронта, захватывая боевое оружие! В итоге на весах революции оказывалось до двух миллионов находящихся вне закона вооруженных лиц.
Широкая амнистионная политика Временного правительства еще более повысила степень криминализированности. По разным подсчетам, численность маргинализованной части общества оказывалась никак не ниже 20 млн человек. А это — более 15% российского населения!
Воистину катастрофической явилась для России политика Временного правительства. Будучи основана на теоретических положениях либерализма, она обнаружила свою функциональную непригодность для России.
При разрушении царской династической скрепы посыпались российские регионы. Нужна была новая модель государственной интеграции. Акцентированный на идеологии прав и свобод индивидуума, февральский режим не мог предложить регионам каких-либо ценностных оснований для консолидации.
Напротив, всячески поддерживались автономизационные устремления народов. Рухнуло и само русское ядро российской государственности, оказавшееся искусственно расколотым на русских (великороссов), украинцев и белорусов.
Еще в марте 1917 года Временное правительство восстановило автономию Финляндии. В июле финский сейм принятием «Закона о власти» фактически провозглашал независимость. Компетенция российского правительства ограничивалась лишь вопросами военной и внешней политики.
Несмотря на оккупацию территории Царства Польского германскими и австро-венгерскими войсками, Временное правительство сочло необходимым заявить о своем согласии на создание в будущем независимой Польши. Единственным условием к польской стороне было установление военного союза с Россией.
Самочинно созванная на Украине Центральная рада стала ее фактическим правительством.
Вопреки слабому сопротивлению российских властей, она в июне 1917 года объявила универсал об автономии Украины и создании исполнительного органа — Генерального секретариата. По украинскому примеру в июле 1917-го была создана Белорусская рада. Претендуя на роль национального правительства, она добивалась признания политической автономии Белоруссии.
С сентября вслед за Украиной начал отделяться Северный Кавказ. В Екатеринодаре было учреждено «Объединенное правительство Юго-восточного союза казачьих войск, горцев Кавказа и вольных народов степей». По февральской инерции к концу 1917 года от России отделились Закавказье, Литва, Бессарабия и т.д. Дело дошло до провозглашения независимости отдельные регионов, губерний и даже уездов.
Экономика страны оказалась фактически неуправляемой. Губернии устанавливали внутренние таможенные барьеры и вели друг с другом таможенные войны. Транспортные инфраструктуры были парализованы. Во многих регионах, ввиду обесценивания денег де-факто осуществился переход к натуральному продуктообмену. Уголь и нефть в энергоснабжении повсеместно замещались дровами. Государственный долг России превысил 60 миллиардов рублей, что составляло семнадцать довоенных годовых государственных бюджетов.
«Демократия» ударила по желудкам населения. При власти Временного правительства материальное положение россиян значительно ухудшилось. От месяца к месяцу шло падение потребления. Предполагаемые нормы отгрузки хлеба для нужд фронта и населения выполнялись лишь на треть.
Даже Петроград в течение 1917 года балансировал на грани голода.
Полностью разбалансированной за период правления Временного правительства оказалась и сфера финансов. Управленческий кризис объективно вел к кризису финансовому. При невнятной и противоречивой экономической политике государственные доходы катастрофически падали. Правительство решало проблему финансового дефицита фактически исключительно за счет финансового станка.
Деньги нового образца — «керенки» — надолго стали символом денежных знаков, не обладающих реальной стоимостью.
Служившая для мировых СМИ символом мракобесия и тирании, Россия в результате Февральской революции стала едва ли не самой свободной страной мира. Превосходная степень «самая» представляла не только самооценку, но и солидарное мнение западных наблюдателей. Символом доведенной до абсурда свободы явился Приказ № 1, провозглашавший демократизацию отношений в армии. Высшие командные функции в ней переходили от офицерского корпуса к Советам солдатских депутатов. Развивая логику приказа, солдаты стали саботировать распоряжения офицеров и выбирать себе собственных командиров. Де-факто свобода была понята как право самоволки...
Исторически объективная необходимость победы большевиков — как «Анти-Февраль» — состояла в выводе России из того катастрофического положения, в котором она оказалась в результате реализации западнического курса развития. Сами большевистские лидеры не вполне осознавали возложенную на них миссию. Для них вопрос состоял во всеобщей социальной революции, а не в спасении Отечества. Но на практике под новыми вывесками и с новой аргументацией реализовался проект восстановления находящейся в предсмертном состоянии российской цивилизационной государственности.