Александр АНДРЮХИН, Вологда

03.07.2014

В Вологде прошел 12-й Международный театральный фестиваль «Голоса истории». Какие голоса слышатся современному отечественному театру, выяснял наш корреспондент. 

Когда в 1991 году Вологодский драмтеатр вышел с инициативой провести в родном городе фестиваль, посвященный исторической тематике, в профессиональной среде это всерьез не восприняли. В стране свирепствовал кризис. Опустели даже именитые столичные театры, что уж говорить о провинциальных. Даже когда идею поддержало Министерство культуры, никто и предположить не мог, что фестиваль станет для Вологды визитной карточкой и в 2003-м получит статус международного. «В этом году в связи с событиями на Украине иностранные коллективы приехать отказались, — рассказал «Культуре» директор фестиваля Валерий Гончаров. — А раньше принимали участие театры из Италии, Швеции, Польши, Греции, Словакии, Белоруссии, Грузии, Украины и других стран. От Грузии и Украины мы получили письма, в которых прямо сказано, что они не приедут на фестиваль в знак протеста». 

Нужно, впрочем, заметить, что иностранные труппы на вологодских фестивалях погоды не делали. Событиями становились работы российских театров. Зачастую спектакли создавались специально для этого фестиваля, ведь большинство из них проходит под открытым небом — на территории Вологодского кремля.

Не доросли 

Название «150 причин не защищать родину» не могло не насторожить. Оно первым бросилось в глаза в буклете, где перечислены 12 фестивальных спектаклей. Привез постановку московский Театр.DOC. Не менее интригующим был и смутно изложенный анонс. «Падение второго Рима сделало возможным Рим третий. Турки, взяв Константинополь, усилили своего будущего врага. Их победа уже обозначила их будущее поражение в русско-турецких войнах и превращение России в империю».

«О чем это они? — думал я, идя на спектакль. — Может, это историческая параллель: мол, Россия, как когда-то Византия, оказалась в окружении врагов, и сейчас, как и тогда, звучат малодушные призывы не противостоять натиску, а влиться в иностранный мейнстрим? А может, это гротеск, и действие происходит в Анталии, где русские, набравшись в «all inclusive», орут песни, а обслуживающие их турки сокрушенно качают головами: для того ли мы проливали кровь в Византии, что бы стать обслуживающим персоналом для ее преемницы?».

Видимо, не я один ожидал чего-то эдакого. В зрительный зал Вологодского драмтеатра зрителей набилось, словно сардин в консервную банку. Сидели на ступенях, в проходах, на полу перед сценой и даже с краешка на корточках — на самой сцене. 

Перед началом торжественно объявили, что в спектакле будут звучать музыкальные фрагменты, исполняемые не на музыкальных инструментах. На сцене разложили гипсовые головы античных богов, затем пять актрис с отрешенными лицами принялись трясти в ладонях камешки. Это и оказалось мелодией, сочиненной специально для постановки. Поначалу зрители сидели тихо. Затем начали недоуменно переглядываться. Некоторые достали телефоны и принялись набивать эсэмэски знакомым, жалуясь, видимо, куда их, доверчивых, занесла любовь к искусству.

Минут через пятнадцать одна из актрис подала голос. Но он оказался столь тихим и тусклым, что даже в первых рядах приходилось напрягать слух. Актриса поведала, что войны ведут мужчины, а рассказывать о них приходится женщинам, поскольку мужчины погибают. 

После этого девушки принялись по очереди вещать о том, как происходила осада Константинополя. Напоминали они школьниц, стоящих у доски и стеснительно отвечающих урок. О том, что заявлялось в анонсе, в спектакле не обнаружилось ни слова. Ни размышлений, ни нового взгляда на падение Византии, ни современных аллюзий — только сухой текст, производящий впечатление наскоро выуженного из интернета. 150 причин не защищать родину зрителям также не раскрыли. Лишь две — от военачальника Византии. Первая: потому что защитников только три тысячи, а турок почти в сто раз больше. Вторая: потому что в храмах служба ведется на латыни, а для православия лучше турецкая речь (чем лучше — непонятно).

На следующий день состоялась встреча театральных критиков с постановочной группой. Автора «музыкальных композиций» Дмитрия Власика спросили, действительно ли он считает музыкой перебирание в руках камешков и грецких орехов?

— Безусловно, — ответил Власик. — Это единственное, что можно произвести от Византии. Просто вы до таких тонкостей еще не доросли.

Опасная тенденция наблюдается в театральном мире — туда входят законы товарного маркетинга, не самые, кстати, благородные. Например, завышение предложения — это когда продавец наделяет свой товар некими замечательными свойствами, а на поверку оказывается, что он ими и близко не обладает. В коммерции таких сдерживает закон «О защите прав потребителей». В искусстве ответственности за обман зрителей пока не придумали.

За Вильяма нашего

Странную задумку под названием Шекспир-russkiy представил на фестивале Вологодский камерный театр. Тесный зал, зрители расселись вокруг площадки. Четверо мужчин и три девушки в средневековых одеждах тащатся по сцене за театральной повозкой. Но тут свет меняется, девушка запрыгивает на повозку (вроде как на балкон), парень — под нее, остальные исчезают в темноте. И начинается знаменитая сцена из «Ромео и Джульетты».

Далее последовал отрывок из письма Лермонтова о том, что вся сила Шекспира заключается в Гамлете — и Ромео на глазах начал перевоплощаться в принца Датского. Он вдрызг расскандалился со своей матерью Гертрудой, причем не «высоким штилем», а совершенно по-нашенски, потом заколол отца Офелии, оказавшегося все под той же повозкой. Джульетта, минуту назад томно стонавшая на балконе, тут же превратилась в Офелию, облачилась в ночную сорочку и вместо цветов принялась раздавать зрителям солому (ну, сумасшедшая — что возьмешь).

После этого последовала сцена из «Леди Макбет Мценского уезда», которая плавно переросла в «Бориса Годунова». Следовали реплики о Шекспире, принадлежащие Чехову, Пушкину и даже Венедикту Ерофееву. Очевидно, авторы хотели показать, что Шекспир — он и в России Шекспир, однако коллаж больше напоминал студенческий капустник. К тому же актеры то переигрывали в шекспировских сценах, то не доигрывали в русских. Когда Клеопатра после укуса змеи распласталась на полу, на сцену вышел мужичок в русской косоворотке и с «островской» интонацией произнес:

— Да полно вам, Клеопатра Львовна.

Зал разразился хохотом. Действие продолжалось. А Клеопатра продолжала лежать на полу — вплоть до финала... Вот такое блюдо — Шекспир по-русски.

«Житие» с улыбкой 

Конечно, довелось увидеть на фестивале и работы профессиональные, высококлассные. В первый же день, после праздничного открытия с шествием актеров, барабанщиков и представлением наездников, во дворе Вологодского кремля Александринский театр показал спектакль своего худрука «Ксения. История любви», необыкновенно органично смотревшийся на фоне старинных мощных стен. Перед постановкой прошел дождь. Деревянный настил блестел от луж. Наваленная посреди сцены куча песка была единственной декорацией. Вот в этом мокром песке и провела более полутора часов главная героиня спектакля — Ксения Петербуржская, облаченная в военный камзол своего покойного мужа. Она сидела на пятках и молчала. Иногда бормотала молитвы. А вокруг текла жизнь. Проходили пьяницы, не отказывавшие себе в удовольствии поиздеваться над несчастной женщиной. Проезжали рокеры. Останавливались группы туристов — они с благоговением смотрели на икону петербургской святой, однако ее саму, живую, не замечали. И только ребенок спросил у матери: а что это за женщина сидит у часовни?..

Зрители не сводили глаз со сцены. Это было похоже на гипноз. Никто не заметил, как дважды налетал — и тут же затихал — дождь... 

У людей строгих, воцерковленных к спектаклю Валерия Фокина по «пьесе в клеймах» Вадима Леванова могут быть претензии. Однако театр — хоть и храм, но все же не церковь. Редкий, по нынешним временам, уровень режиссуры, великолепная работа актрисы Янины Лакоба, глубина и проникновенность — все это, безусловно, стоило двадцатиминутных оваций. 

Несколько иначе подошли к своим героям авторы спектакля «Петр и Феврония Муромские» (московский центр «Практика»). Историю любви муромского князя Петра и рязанской крестьянки Февронии попытались превратить в занимательную сказку. 

Декорации — школьная доска и две парты. В глубине сцены — ударная установка. Древнерусский текст Ермолая-Еразма, исполняемый нараспев, наподобие молитвы, чередуется с изложением на «русском современном». Князь Петр сходится в рукопашной с дьяволом, искушавшим супругу его брата Павла, и закалывает его... школьной указкой.

Петр и Феврония —  образец благочестивого супружества. Это известно всем (особенно после появления в России официального праздника — Дня семьи, любви и верности), так что авторы спектакля решили не пережимать с пафосом. Развитие отношений князя и излечившей его простолюдинки подано и сыграно с изрядной долей юмора. Зал постоянно смеется. Вот финал: умерших главных героев положили в разные гробы, а наутро обнаружили тела рядышком. Жители Мурома, видя такое дело, решили исполнить волю супругов, оставить их в одном гробу, и тогда супруги поздравляют друг друга:

— Радуйся, Петр!

— Радуйся, Феврония!

Прямая цитата из жития, но — с учетом театральной трактовки — опять-таки вызывает смех зала. Странно, с одной стороны. А с другой: может, это и неплохо? Смех-то не злобный, не издевательский — добрый. От радости за героев, которых даже смерть не смогла разлучить.

Если считать вологодский фестиваль показательным (а для этого есть все основания), то по итогам его можно сделать два позитивных вывода. Во-первых, отношение к истории и духовным ценностям России у театров — порой смелое, но, как правило, уважительное. А во-вторых, сомнительному авангарду все чаще предпочитают традиционное мастерство.  

Кстати, практически на всех спектаклях был аншлаг. Для города с населением в 300 тысяч это удивительно.

— Мы прошли немалый путь, чтобы приучить жителей Вологды к театру, — рассказывает Валерий Гончаров. — Когда в начале девяностых проходили первые фестивали, мы запрещали актерам смотреть в зал, чтобы они не видели, что там никого нет...

Сейчас театральные фестивали для Вологды — праздник. Горожане заблаговременно раскупают билеты, по тамошним меркам, не дешевые — по 1000–2000 рублей. В этом году фестивальная площадка впервые расширилась. Помимо Вологды, спектакли шли еще в усадьбе Гальских (Череповец) и в Кирилло-Белозерском музее-заповеднике.