27.09.2018
культура: Чем интересовались дети?
Зайцев: Актерской профессией. Как живет артист, чем вдохновляется, какие трудности преодолевает; чем отличается кино от театра и как удается переключаться с одного на другое. Ответ универсален: нужно получить эмоциональное впечатление от роли, и тогда она состоится. Иначе не бывает.
культура: Важно верно выбрать отправную точку для работы над образом. Вы нашли ключевую деталь в книге воспоминаний Белова?
Зайцев: Да, но прежде всего много раз пересмотрел чемпионский матч 1972 года. Поведение спортсмена на площадке, драматичный момент развязки. Я не смог сдержать слез и понял, что моя задача — двигаться к этой точке.
культура: А как с мгновением триумфа подружить большое кино?
Зайцев: Главные ответы на вопросы дала книга иконы советского спорта — подлинного аскета, посвятившего жизнь баскетболу. Белов искал себя до шестнадцати лет. Увлекался легкой атлетикой и футболом. Стоял на воротах, а мечтал забивать сам, слышать дребезжащий звук ловящей мяч сетки, быть первым в игре, стать круче всех. Тогда и говорить ничего не надо, за тебя — результат на табло. И он практически ни с кем не общался до тридцати лет. Уникальный, очень страстный, скрытный человек, а в жизни — самый обыкновенный, дважды женатый. Но в кино нам требовалось показать его монашескую преданность баскетболу. Думаю, это оправданно. Белов — человек с умом и волей, решивший вложиться в спорт, не отличался мощным телосложением современных спортсменов, как, например, Шакил О’Нил. Он не соответствовал формуле: баскетбол — сила, умноженная на мощность. В 70-е годы эта игра опиралась на командное взаимодействие. Важно было уметь обвести, а не продавить массой, попасть в кольцо из самого неудобного положения. Как на фронте: когда один парень дальше всех кидает гранату, никто не оспаривает преимущество, от него зависит жизнь отряда.
Готовясь к съемкам, мы много рассуждали о драматургии взаимоотношений бомбардира Белова и капитана команды Паулаускаса. Первый — Моцарт игры. Он знал, что без него ребята выступят в два раза хуже, и переживал не о месте в сборной, а о верности принципам. Никогда не провозил контрабанду, позволял себе иметь обо всех собственное мнение и плевать на тех, кто его не любил.
культура: В какой момент съемок Вы ощутили творческую свободу?
Зайцев: Когда перестал думать о том, похож я или нет. Камере не соврешь, она считывает попадание в психофизику героя или промах. Когда я проходил первые пробы на картину, увидел в глазах режиссера, что, возможно, смогу сыграть роль. Мы пришли на площадку с сыном героя Александром, и он посмотрел, как я веду мяч. И тогда я поставил все фишки на баскетбол. Решил — если не возьмут, моя мотивация и выигрыш останутся со мной. Восемь месяцев каждую свободную минуту посвящал игре. Со мной поддерживали контакт, но не говорили, берут или нет. Я понимал сомнения: баскетбол — не хоккей, тут за маской не спрячешься, нужно суметь проявиться в командном единоборстве. Это первое, чему учат в спортивных школах: забывать о мяче, чувствовать партнеров, уметь автоматически дать пас, решая стратегические задачи. Но все-таки главное в баскетболисте — бросок. Я смотрел много записей наших и американских состязаний и кое-чему научился.
культура: А что оказалось сложнее всего в психологическом плане?
Зайцев: Ввязаться в борьбу. Мы начали со съемок финального матча — работали месяц без перерыва на шесть камер, перемещающихся во всех плоскостях, в парнике, огороженном зелеными экранами — хромакеями. В состоянии крепко расшатанной психики, при полном перенапряжении сил. Если у героя открытый темперамент, такие вещи даются легче, но мой Белов — иной породы. Актеры очень похожи на спортсменов. По сути, мы — эмоциональные атлеты. Нам нужно вновь и вновь, каждый дубль или спектакль рождать нового человека и брать на себя груз переживаний героя, по словам Шаляпина — не рыдать, а оплакивать его.
культура: До конца не проявлены остались взаимоотношения Белова и тренера, которого сыграл Владимир Машков...
Зайцев: Да, одна хорошая сцена, к сожалению, не попала в фильм. Тренер Гаранжин проходил таможню с валютой, упакованной в такую же, как у Белова, сумку. Гордившийся безукоризненной репутацией игрок уловил момент, подхватил багаж тренера, благополучно миновал досмотр и затем поменялся поклажей. Тот сказал:
— Спасибо. Вот только одного я понять не могу, ты для кого играешь-то?
— А для кого мне играть? Ни вы, ни Гомельский меня не сделали, я сам себя сделал...
— И живешь ты для себя?
— Ну, сумку, вообще-то, я не для себя пронес.
— Знаешь, я в религии не очень (а у моего героя до этого эпизода обнаружили в багаже Библию), но, говорят, когда колени болят — это от гордыни.
Гаранжин имел в виду: верующий смиряется, а не превозносится благодеяниями. Тут важный момент для понимания моего персонажа: Белов очень хочет выиграть у американцев, но осознает, что прошлая, догаранжинская сборная никогда бы этого не сумела и магическая формула «дайте пас Белову, он все сделает» не сработала бы. Ему нужно завоевать признание нового тренера, в которого он верит, а вот поверит ли в него Гаранжин — не факт.
культура: Тренер в фильме и его прототип руководили олимпийской игрой так же, как вмешивающийся в сценическое действие классик режиссуры Ежи Гротовский. На ходу изменяя драматургию игры, вводя новые сюжетные линии, векторы, краски, он творил на пограничье театра, кино и... спорта?
Зайцев: Да, но для этого нужно было добиться абсолютного доверия между тренером и сборной, постановщиком и труппой. Сейчас это большая редкость. Часто актеры гораздо лучше понимают свою роль, при этом всякий раз рискуют собственным лицом и биографией, а режиссера вспоминают, лишь если фильм удался. Гаранжин как поступил? Он подвел команду к финалу на пике взаимного доверия.
культура: «Движение вверх» — Ваш кинодебют. Каким опытом поделились с ялтинской молодежью?
Зайцев: Мой мастер-класс назывался «Как стать актером». С одной стороны, все просто, ремеслу учатся. Должна быть лишь предрасположенность и призвание к этому делу, как и к любому другому. Я жил в Волгограде, имел множество увлечений, окончил музыкальную школу по классу гитары, хотел поступать в консерваторию. Читал рэп со своей командой «Си-эн клан»: «За четырьмя стенами в неподвижном состоянии, каменная плоть и душа с горячим пламенем надежды. Неважно, в какой одежде тело, лишь бы душа горела выйти за пределы... Не по понятиям быть предателем, это доказано моделями старого образца, не каждому по силам бороться до конца, и даже в самом прочном союзе спускают шлюзы. Сдают нервы, наверно...» Оставив рэп, увлекался баскетболом, ходил на все тренировки, на которые успевал... Все мои товарищи были старше меня. Понимал, чем бы ни занимался, надо выкладываться по полной. С пятого класса посещал занятия по штурманскому делу, и, когда оканчивал школу, сообщил маме, что стану актером или моряком. Она сказала: «У артистов трудная судьба». И я на тот момент никого не знал, не зацепился за театральную студию, хоть и любил декламировать классику на уроках литературы, ловил кураж. Поехал в Питер, поступил в мореходную академию на бюджетное отделение, стал штурманом.
культура: Однако, морская романтика не позвала за горизонт…
Зайцев: Во время учебы понял, с чем имею дело. Это трудная работа, вдали от дома, и, главное, третий контраргумент мне подарила жизнь. Как-то на практике вел танкер между Америкой и Канадой и, стоя на мостике, озадачил капитана вопросом: «А в нашем деле есть что-нибудь творческое?» Он ответил: «Чем меньше творчества, тем лучше, ты выбрал не ту профессию». После училища я занимался разным. Переехал в Латвию к первой жене и не захотел отрываться от семьи. Пользуясь хорошим английским, трудился в офшорной телефонной компании, продававшей авиабилеты американцам, и искал иные варианты трудоустройства.
Решил подзаработать внешностью и ростом. Рижский русский драмтеатр как раз набирал актеров, и я пришел на собеседование. Мне повезло. На прослушивании меня принял Игорь Григорьевич Коняев, год назад переехавший в Ригу. В труппу не взял, а пригласил на свой курс «попробовать». И все закрутилось самым драматическим образом — представьте состояние девушки, вышедшей за моряка, но оказавшейся женой актера с амбициями. Так моя жизнь полностью изменилась, причем, самым драматическим образом. Есть выражение: «Ушел в театр – ушел в море». С восьми до одиннадцати ночи тебя нет дома, а потом – еще хуже – к семейному очагу возвращается иной человек, не способный отключиться от ролей. Моешь посуду, а все мысли о Достоевском. Это нужно понимать и уметь выносить… Зато я нащупал свое дело, понял: оказывается, можно пахать сутки напролет и уставать лишь физически, пытаясь уловить неуловимое, переживать успех, забирать зрительское внимание и получать удовольствие от управления эмоциями зала. Очень трудно было сломать скорлупу, сформированную полувоенным заведением, преодолеть психический контроль над собственными чувствами. Но штурманский опыт очень помог мне в творческой жизни. Неизвестно, кем бы я стал, пойдя вместо училища в актеры. Все-таки главное в нашей профессии – дисциплина и труд. К тому же надо иметь мужество быть открытым, не бояться стать душевным эксгибиционистом, контролирующим свою игру через многоплоскостное внимание, как учил Станиславский.
культура: Какая роль стала для Вас самой объемной и мощной?
Зайцев: Печорин в «Княжне Мери» в постановке моего второго мастера, Елены Игоревны Черной, на сцене Рижского театра. Сейчас, переехав в Москву, играю Николая I в спектакле Сергея Безрукова «Пушкин».
культура: И много снимаетесь...
Зайцев: Осенью выйдет восьмисерийный сериал Радды Новиковой «Коп», где мне довелось сыграть американца с характерным акцентом. Готовясь к роли, я переписал свой текст по-английски, дал перевести другу из США на корявый русский и воспользовался результатом на площадке. Никто не верил, что могу изъясняться иначе. Этот опыт питает и придает уверенности в своих силах.
Во втором сезоне сериала «Годунов» Алексея Андрианова и Тимура Алпатова сыграл одну из главных ролей — стрельца, бунтаря с русой бородой. Готовясь, несколько раз пересмотрел «Коммуниста» с Евгением Урбанским. В «Союзе Спасения» Андрея Кравчука исполнил роль декабриста Бестужева, выведшего свой полк на Сенатскую площадь.
культура: Способно ли кино изменить мир?
Зайцев: Я в это верю. Многие ребята смотрели «Движение вверх» не в первый раз — и все равно со слезами на глазах. Число записавшихся в баскетбольные секции в нашей стране растет.
культура: Льстило бы Вам сравнение с Олегом Видовым или Дольфом Лундгреном?
Зайцев: Ни разу не мечтал. Взявшись за сценарий, начинаю думать: есть ли в герое нечто человеческое, что-то, что можно сыграть?
Фото на анонсе: Пресс-служба фестиваля