Ксения ВОРОТЫНЦЕВА

01.04.2024

Американская художница посвятила проект представительнице конструктивизма.

Выставка американской художницы Кристи Липпайр «Цвет как форма» (куратор Кристина Пестова) в Центре творческих инициатив «Фабрика» не случайно открылась в год 130-летия Варвары Степановой: экспозиция посвящена переосмыслению наследия художницы-авангардистки. Сам проект родился здесь, на «Фабрике», где Кристи в 2019 году участвовала в программе «Художник в резиденции». Тогда Липпайр специально приезжала в Москву, чтобы увидеть свой любимый конструктивизм, а заодно ближе познакомиться с творчеством Степановой. Результатом стали яркие коллажи, костюмы, текстильные дизайны, соединяющие авангардные формы Варвары Степановой и особое чувство цвета, присущее Кристи Липпайр. «Культуре» художница рассказала о знакомстве с работами конструктивистов, впечатлениях от Москвы и о создании тканей своими руками.

— Как вы узнали о Варваре Степановой?

— Когда я училась на бакалавра, нам рассказывали о конструктивизме — в основном об Александре Родченко. Показывали образцы его графического дизайна: прежде всего, знаменитый плакат «Ленгиз. Книги по всем отраслям знания» (с изображением Лили Брик. — «Культура»). Однако имя Степановой вообще не упоминалось. Точно не помню, когда впервые услышала о ней. Но ее работы меня поразили. Помню, как увидела в Музее современного искусства в Нью-Йорке номер журнала «СССР на стройке», созданный Родченко и Степановой: когда его открываешь, «вылетает» парашют. Вообще мне всегда нравился русский конструктивизм, в том числе утопические идеи об изменении человека и городской среды. Постепенно я все больше погружалась в эту тему. Меня восхищало, что Степанова — как и я — занималась совершенно разными художественными практиками. Это невероятно трудно: успешно фотографировать, оформлять книги, придумывать графический и текстильный дизайн, создавать костюмы, писать картины. Тем более когда ты замужем за другим художником — знаю на собственном примере. Я прочитала все книги о Степановой, которые смогла найти. И поняла, какую важную роль она сыграла в становлении конструктивизма. При этом во многом она оказалась недооцененной, хотя работала на фабрике и выпускала вещи по своим дизайнам для самой широкой аудитории. Просто невероятно! В капиталистической стране совсем иные требования к художнику: приветствуется, если ты последовательно придерживаешься какой-то определенной эстетики. Постоянно пробовать что-то новое и все время оставаться успешным — невероятно сложно.

— Как вы узнали про резиденцию на «Фабрике»?

— Мне рассказала подруга, которая в 2010 году сама была резидентом «Фабрики». Она знала о моем интересе к русскому конструктивизму и предложила попробовать, а заодно, наконец, увидеть конструктивизм своими глазами. Я ей очень благодарна, ведь сама могла бы никогда не узнать об этой программе.

— Какие впечатления у вас от Москвы?

— Это огромный город! Во время курса истории архитектуры ты читаешь о масштабных зданиях, архитектурных сооружениях вроде египетских пирамид, однако совсем другое дело — увидеть это вживую. И вот я приехала в Москву с ее громадными, невероятными пространствами. Разнообразие московской архитектуры, а также городская среда, спланированная с учетом многомиллионного населения, меня очень впечатлили. Я сама живу в Лос-Анджелесе, это большой город, но все-таки он организован несколько иначе. Оказавшись в Москве, я поняла, как мало знаю о России. И еще мне захотелось побывать в других странах Восточной Европы — в Венгрии, Польше, ведь здесь, на Западе, мы почти ничего не знаем о них.

— Как долго вы были в Москве?

— Целый месяц. Старалась успеть как можно больше. Рано вставала, брала карту и отмечала, куда хочу пойти. Вообще ориентироваться было достаточно легко. Мне хотелось прочувствовать город, ощутить его дух: Москва сильно отличалась от всего, что мне приходилось видеть раньше, и я старалась не упустить ни одну деталь.

— На выставке вы показываете коллажи с изображением конструктивистских памятников. Успели посмотреть их вживую?

— Да, я взяла автобусную экскурсию: в основном удалось посмотреть здания, спроектированные Константином Мельниковым. Еще у меня была большая карта с отмеченными на ней архитектурными памятниками, так что я гуляла по Москве и старалась их отыскать. Помню гараж из красного кирпича недалеко от Бауманской (гараж на Новорязанской улице по проекту Константина Мельникова, в этом году там должен открыться Музей транспорта Москвы. — «Культура»). К сожалению, шел ремонт, фасад был затянут баннерами, и мне не удалось рассмотреть здание. Надеюсь, его отреставрировали и с ним все хорошо.

— На ваших работах эти здания очень яркие, разноцветные. Вообще конструктивисты часто использовали цвет: они считали, что он может выполнять важные функции, влиять на человека. Художник и музыкант Михаил Матюшин, например, разработал теорию разных цветовых сочетаний. Пользовались ли вы этими источниками?

— Меня поразило, насколько яркими оказались конструктивистские здания — одно из них, например, было розово-кораллового цвета. Меня спрашивали, зачем я добавила так много цвета в свои работы: почему-то конструктивистскую архитектуру нередко путают с бруталистской, из серого бетона. Но разница между ними огромная. Прежде всего, конструктивистские здания интегрированы в городской контекст: это не те огромные бетонные формы, которые «выпадают» из архитектурной среды. Еще эти постройки органичны в своих линиях, очертаниях. Когда я создавала эти здания из бумаги, мне хотелось передать каждую деталь, все изгибы, смены плоскостей — и для этого я использовала цвет. В общем, словно заново строила все эти знаменитые здания. Этот опыт помог мне лучше понять их структуру. Поэтому цвет появился в моих работах не случайно, я ничего не придумала — его действительно много в конструктивистской архитектуре. Возможно, у меня он чуть ярче, и все же я основывалась на реальных примерах. Еще я пыталась привлечь внимание к этой архитектуре, ведь многие здания спрятаны за заборами — то есть не до конца интегрированы в городскую среду и современную культурную ситуацию. И пока интересны только настоящим фанатам архитектуры.

— Хотелось бы еще спросить про цвет — тем более, я знаю, что вы профессор в области теории цвета. Я читала одну работу, в которой утверждалось, что древние люди не видели некоторых цветов. То есть цвет — культурно обусловленное явление, а не чисто физиологическое?

— Действительно, обозначения синего цвета в некоторых языках появились довольно поздно. Просто в древние времена цвет не идентифицировали привычным нам образом: то есть как просто цвет. Это было сложное понятие. Тот же океан для древних людей являлся источником жизни, и они говорили о нем на языке, содержащем представления о поверхности океана, его глубине. Получилось более емкое понятие, чем цвет на цветовом круге, как минимум более изысканное и утонченное. В наше время для каждого цвета есть свой ярлык, но в нашей голове уже не возникает такой объемной картинки, как у людей древности. Так что цвет, конечно, культурно обусловлен — в том числе историей.

— Вернемся к Варваре Степановой. В Москве вам удалось ознакомиться с ее архивом?

— Да, я ходила в Пушкинский музей. У них в фондах много материалов, но из-за строительства музейного квартала нам не удалось их посмотреть. Но все же кое-какие документы я увидела. Меня очень сильно удивило, когда хранитель Алексей Савинов (старший научный сотрудник отдела личных коллекций ГМИИ им. А.С. Пушкина. — «Культура») сказал, что оригинального плаката «Ленгиз. Книги по всем отраслям знания» не существует, осталась только более поздняя реконструкция. Оказалось, что в Великую Отечественную художники нередко сжигали свои работы, чтобы согреться, и многие конструктивистские вещи погибли. Тем более, сами авторы не считали плакаты чем-то важным, требующим сохранения для потомков. Это заставило меня еще трепетнее относиться к истории конструктивизма. Но в целом я рада, что мне удалось увидеть живопись Степановой, а также некоторые фотографии Родченко.

— На выставке есть текстильный дизайн. Расскажите об этих вещах.

— В 2017 году я была в резиденции в Оахаке в Мексике: мне хотелось больше узнать о натуральном окрашивании пряжи. Тогда же я впервые попробовала выткать небольшой кусочек ткани. Во время пандемии в 2020 году я вспомнила, что Степанова занималась текстильным дизайном, и решила вернуться к созданию тканей. Соорудила ткацкий станок, разобралась, как делать узор на ткани. Конечно, ткачество — занятие трудоемкое, отнимающее много времени, ведь это полностью ручная работа. На одну ткань уходит около двух месяцев. Иногда мне приходилось работать по восемь часов в день. Костюмы оказалось сделать сложнее всего. Но как я была счастлива, когда, наконец, поняла, как создавать сложное изображение, а не просто абстрактный узор.

— Костюмы, показанные на выставке, вдохновлены, насколько я понимаю, работами Степановой?

— Мне очень нравятся ее театральные работы. После поездки в Москву я придумала несколько собственных узоров — вдохновленных этим городом, его архитектурой, фасадами зданий. И решила, что могу перенести эти узоры на ткань и воссоздать костюмы, модернизировав их дизайн. Тем более, сейчас нам доступно больше цветов, чем современникам Степановой.

— Почему решили сейчас показать проект на «Фабрике»?

— Я очень обрадовалась, когда Кристина Пестова, куратор выставки, рассказала, что у Степановой в этом году юбилей. Мы долго планировали показать проект, и это хорошая возможность закрыть, наконец, гештальт.

— Собираетесь еще где-нибудь показать выставку?

— Очень хотелось бы представить ее в США. Этот проект сильно повлиял на мою работу здесь, в Лос-Анджелесе: я стала больше ценить свой город, после того как увидела его через оптику Степановой. Заново взглянула на район, где прожила 20 лет, и начала фотографировать здания. Кое-кто здесь, конечно, слышал о конструктивизме, но, думаю, было бы здорово рассказать об этом направлении широкой аудитории.

Выставка работает до 18 апреля

Фотографии: Татьяна Сушенкова/предоставлены пресс-службой ЦТИ "Фабрика".