Ксения ВОРОТЫНЦЕВА

20.03.2024

Галереи «Веллум» и pop/off/art 2.0 показывают работы известного художника-нонконформиста.

Так уж получилось, что нынешняя весна в Москве проходит под знаком Михаила Рогинского. Работы художника, ушедшего из жизни 20 лет назад, можно увидеть сразу в двух известных галереях. В «Веллуме» в Гостином дворе открылась выставка-инсталляция «Пальто Михаила Рогинского. Все мы вышли из ...». А в новом пространстве галереи pop/off/art на Патриарших, получившем название pop/off/art 2.0, представили проект «Москва, ул. Горького». И хотя герой там один и тот же, как и период, к которому относятся его картины, — это зрелый Рогинский, уже эмигрировавший во Францию, — все равно выставки получились совершенно разными. Вместе они создают своеобразный стереоскопический эффект, представляя творчество художника объемно, с нескольких ракурсов.

Рогинский — удивительная фигура: отшельник русской живописи, аскет, работавший даже не в суровых, а в антисанитарных условиях, — как вспоминают те, кто бывал в его московской мастерской. Впрочем, уехав в Париж в 1978 году, он словно перевез с собой привычный быт и вообще внутренне остался в родной Москве, которую бесконечно любил. Ни широкие бульвары, прорубленные бароном Османом, ни богатые музеи, ни грандиозные спектакли — а ведь у него за плечами был опыт театрального художника — не завоевали его сердце. Он не вращался «в тусовке» ни там, ни здесь, и его творчество тоже всегда стояло особняком. Порой оно вызывало недоумение: ну что это такое — какие-то неказистые чайники и эмалированные кастрюли, старый примус и потертый кафель, ряды безликих панелек и длинные очереди на серых улицах. Все вместе — приметы бедного неустроенного быта, по крайней мере так считали скептики. Сам же Рогинский всегда говорил о любви к предметам, которые изображал, и, конечно, о любви к человеку. Искусствовед Ольга Юшкова, написавшая о художнике книгу («Михаил Рогинский: нарисованная жизнь», 2017), предложила следующую формулу: если Малевич пытался вложить живопись в форму, не связанную с предметом, то Рогинский хотел вложить жизнь в живопись, избегая прямой иллюстративности и литературности. Иначе говоря, он всегда обращался к реальности, но не желал, чтобы картины были ее бледной копией. Для него живопись существовала по своим законам, он не хотел отказываться от категории эстетического — как многие его коллеги, например, деятели московского концептуализма. И в этом заключался парадокс его работ: желание показать реальность крупным планом, остановить взгляд на какой-то незначительной, по мнению многих, детали, передать само дыхание жизни — и в то же время оставаться в стихии живописи.

Выставка в «Веллуме» обращается к одному из важных образов Рогинского: это скромное серенькое пальто, неоднократно появлявшееся на его картинах. Он, впрочем, писал и другие предметы мужской одежды — пиджаки, брюки, — но пальто, конечно, обросло множеством коннотаций. Можно рассматривать его и как своеобразный кокон, «футляр», в котором прячется герой Рогинского (или даже он сам), а можно — как метафору культурной общности, из которой все мы — зрители — вышли. Куратор Любовь Агафонова вместе с театральным художником Андреем Климовым, а также с художником Андреем Бартеневым предлагает окунуться во вселенную Рогинского. Упор сделан на новый для «Веллума» формат: выставку-инсталляцию. Под потолком висит то самое пальто (сшитое специально для проекта), рядом — бесконечные вешалки-плечики; на импровизированной коммунальной кухне можно увидеть газовую плиту (еще один любимый мотив Рогинского) и винтажные банки-слянки. В общем, те самые предметы, которые — стараниями художника — стали частью его живописного универсума. Акцент в экспозиции сделан именно на вещи — хотя есть несколько картин, изображающих бесконечную людскую очередь — еще одну примету эпохи. Заодно показано, как самые обыденные предметы со временем эстетизируются и приобретают ценность: за старыми бутылками вовсю охотятся коллекционеры, а современная мода находит в простом советском крое интересные для себя сюжеты.

Иначе акценты расставлены на выставке в галерее pop/off/art 2.0. Основатель галереи Сергей Попов вместе с куратором Анастасией Котельниковой обратились к особому этапу в творчестве Рогинского — когда тот начал изображать на картинах людей. Конечно, во многом эти фигуры оставались условными, без лиц, но все же изучались художником не менее тщательно, чем до того — кастрюли, чайники и бутылки. Причиной такого поворота могла быть банальная ностальгия: в Париже Рогинский ощущал себя чужим, и перед его глазами все чаще вставала Москва. Приверженец камерных образов, запертых в четырех стенах, художник вдруг «шагнул» наружу: на его картинах появилась, например, улица Горького — нынешняя Тверская, — находящаяся, кстати, всего в двух шагах от галереи pop/off/art 2.0 (поэтому выставку и назвали «Москва, ул. Горького»). Или безликое шоссе Энтузиастов: вереница панелек, одинаковых серых машин и остановок-коробок. Эта работа — как и некоторые другие — удивительно кинематографична: она напоминает кадр из фильма. А вот другие вещи — прямоугольные, вытянутые в длину — явно отсылают к творениям классиков Ренессанса. Юшкова, впрочем, отмечает, что Рогинскому и в этих произведениях удается уйти от литературности, нарративности: в них нет намеков на историю, составляющую «бэкграунд» картины. Только чистая живопись, с ее приглушенным серым и пронзительным синим, почти ультрамариновым. А еще — ощущение неустроенности и невписанности в этот мир. И отсюда, возможно, попытка зацепиться за материальные детали: нечто осязаемое и зримое.

Выставка «Пальто Михаила Рогинского. Все мы вышли из ...» работает до 21 апреля; выставка «Москва, ул. Горького» работает до 20 апреля.

Фотографии: Сергей Ведяшкин / АГН Москва; на анонсе фотография предоставлена галереей "Веллум".