Ксения ВОРОТЫНЦЕВА

26.02.2024

Новый проект Музея русского импрессионизма рассказывает о непростых судьбах московской группы художников.

Название «Группа «13» вряд ли хорошо известно зрителям, хотя специалисты о ней прекрасно осведомлены. На слуху лишь имя Татьяны Мавриной — правда, публика в основном знает ее зрелые работы, пропитанные сказочно-лубочным духом, и не догадывается, что одним из истоков ее творчества был жизнерадостный фовизм. Нельзя сказать, чтобы «Тринадцати» не посвящали выставок, однако проект Музея русского импрессионизма получился самым масштабным — более трехсот работ. А еще — четко обозначающим художественные принципы, объединявшие этих авторов: таких разных и все же связанных невидимыми нитями.

Выставка «Группа «13». В переулках эпохи» — прежде всего, серьезный исследовательский проект. При этом огромная часть ее обаяния кроется в работах самих художников. Легкие, стремительные, словно созданные одним росчерком, созвучные современникам вроде Альбера Марке или Жюля Паскина, а также старым мастерам, они обладают легким дыханием. Порой даже легковесным, как считали их суровые коллеги, мыслившие более масштабно и впоследствии перестроившиеся на рельсы соцреализма, когда в 1932 году все художественные объединения были закрыты, и вместо них возник Союз художников СССР. «Группа «13» родилась на излете нэпманского свободомыслия и просуществовала всего два года — с 1929-го по 1931-й: крохи по историческим меркам, хотя художники продолжали дружить и общаться до конца своих дней. Однако время, выпавшее на их долю, было сложным, страшным, переломным, и урок, который они преподали потомкам, оказался крайне важным: как сохранить человеческое достоинство в самых тяжелых обстоятельствах и не изменить художественным принципам.

Впрочем, эти авторы не шли против мейнстрима, скорее — существовали параллельно. Они пытались запечатлеть современность: город, стремительно менявшуюся жизнь, какие-то бытовые моменты. При этом не ставили задачу изменить мир, а скорее выступали как наблюдатели. С другой стороны, у них все же была амбициозная цель: пойти наперекор самой сущности картины, рисунка, офорта, которые прежде всего оперируют пространством. Временные изменения сложно передать в живописи — это умели делать иконописцы, изображавшие в клеймах житие святого, сюжеты из его жизни. Художники «Группы «13» тоже пытались работать со временем: не только рисовали современность, но и, например, использовали темп, присущий динамическим искусствам вроде музыки и танца. И у них это получалось. Один из разделов выставки называется «Темп как метод»: здесь можно полюбоваться на результаты мгновенного «темпового» рисунка с натуры, созвучного изменчивому времени. Под натиском истории менялся и инструмент: обладатель живого «галльского» темперамента Даниил Даран (Райхман) обмакивал спичку в тушь и создавал полувоздушные изображения цирковых артистов и балерин.

Но кто же они — художники «Тринадцати»? И почему выбрали такое название? Объединение родилось в Москве — в редакции газеты «Гудок», что вполне символично, ведь это свойство прессы — мгновенно откликаться на события жизни. Именно там случайно встретились художники, образовавшие «ядро» группы — Владимир Милашевский, Николай Кузьмин, Даниил Даран, а также Сергей Расторгуев, впоследствии отколовшийся от «нечетных» (как называет художников «Тринадцати» в своей статье в каталоге выставки куратор Надежда Плунгян). И хотя сама группа была укоренена в Москве и воспевала ее улицы и переулки, у нее были ленинградские истоки, но прежде всего — саратовские. Об этом подробно пишет в каталоге Марина Боровская, заместитель генерального директора Саратовского государственного музея им. Радищева по научной и экспозиционно-выставочной работе. С городом на Волге были связаны лидер «Тринадцати» Владимир Милашевский и Даниил Даран: оба учились в Боголюбовском рисовальном училище, причем Даран — у Петра Уткина, одного из основателей «Голубой розы»; Николай Кузьмин — муж Мавриной — родился в Сердобске, недалеко от Саратова. Особая культурная атмосфера города — с уникальным Радищевским музеем, открытым художником-моряком Алексеем Боголюбовым, и зародившимся здесь символистским объединением «Голубая роза» — повлияла и на новое поколение художников. Правда, свои таланты они реализовали уже в столице — на московских изогнутых улицах, вдали от любых магистральных путей: в переулках эпохи, как подчеркивает название проекта.

Первая выставка объединения в 1929 году собрала ровно 13 участников. В их числе была, например, Надежда Кашина, впоследствии связавшая свою жизнь с Самаркандом. К сожалению, в годы борьбы с формализмом она оставила свои эксперименты и превратилась во вполне традиционного художника-соцреалиста. Вернуться к истокам Кашина решилась лишь в годы оттепели. На третьем этаже музея, где представлено послевоенное творчество «Тринадцати», можно увидеть изысканное, сотканное из цветовых пятен полотно «У чайханы», а также рисунок, где стремительно — в духе принципов «Тринадцати» — буквально одной линией изображен «Караван-сарай».

Вообще «Тринадцать» были неоднородным объединением, включавшим в себя и любителей — актрису Ольгу Гильдебрандт и писателя Юрия Юркуна. К тому же состав группы варьировался: в третьей и последней выставке в 1931 году участвовали, например, Давид Бурлюк, Антонина Софронова, а также Александр Древин и Надежда Удальцова. Само название «Тринадцать», как вспоминала Татьяна Маврина, выглядело провокационно: «Что-то бодлеровское. Интересно и даже восторженно-хорошо — «13» — чертова дюжина. Несчастливое роковое число, его все боятся, а тут на афише — «13», на каталоге — «13», в статьях — «13». «13» — пусть принесет счастье в этот раз!»

Впрочем, чуда не случилось: уже в 1931-м участников группы обвинили в формализме. Многие из них ушли в книжную графику и недолгое время сотрудничали с изданием Academia — на выставке этой теме посвящен отдельный зал. Некоторые даже преуспели, как, например, Николай Кузьмин, вдохновлявшийся завитушками на полях рукописей Пушкина: его «Евгений Онегин» получил медаль парижской Всемирной выставки 1937 года. Впрочем, Кузьмину все равно приходилось нелегко. Он вспоминал о работе над книгой: «Директор издательства был большой шутник. Он сказал мне: «Знаете, в Париже молодые художники сами оплачивают расходы по изданию своей первой книги. А мы вам еще платим!» Мне выписали аванс, но такой крошечный, что я проел его за месяц. Чтобы продолжать работу над «Онегиным», я стал таскать книжки из своей библиотеки в букинистическую лавку. Охотнее всего брали первые издания стихов Брюсова, Блока, Анненского, Сологуба, Северянина, Ахматовой, Гумилева. Затем пришла очередь книг по искусству. Моя небольшая библиотека очень поредела. Мне до сих пор жалко именной экземпляр «Современной русской графики». Жалко из-за воспоминаний. Я выписал его по фронтовому адресу и получил на Рижском фронте весной 1917 года. Раскрыв книгу, я нашел там в статье Радлова и свою фамилию. Это был первый критический отзыв обо мне».

Другим — как, например, Антонине Софроновой — повезло еще меньше. Коллекционер Михаил Сеславинский, председатель Национального союза библиофилов, в статье для каталога рассказывает о несчастливой судьбе иллюстраций к роману Анатоля Франса «Восстание ангелов». Если кратко, после долгих и мучительных переговоров работы художницы были отвергнуты: оставили лишь обложку, а сам текст оформили иллюстрациями французского автора.

«Лишние люди» XX столетия — слишком обособленные для эпохи коллективизма — художники «Тринадцати» все же сумели запечатлеть свое время. И этот отпечаток в их работах — не грубые следы безжалостного века, а отражение жизней множества людей: самих авторов, их близких, обычных прохожих. Отдельные частные судьбы — и этим бесконечно важные.

Выставка работает до 2 июня

Фотографии: Василий Кузьмиченок / АГН Москва.