Ксения ВОРОТЫНЦЕВА

25.12.2023

Вечер памяти известного искусствоведа и куратора прошел в рамках финисажа выставки Ольги Тобрелутс «Лентикуляры».

Квартирная галерея женского искусства Murmure (по-французски — «шепот») появилась довольно необычным образом. Ее основательница Екатерина Карцева — культуролог, доцент РГГУ и арт-журналист — переехала вместе с семьей в сталинку на Ленинградском проспекте. Одна из комнат в новой квартире — между спальней и кухней-гостиной, на границе «интимного» и «гостевого» пространства — оказалась проходной, и после некоторых раздумий ее решили оставить пустой, чтобы показывать временные выставки. Первый проект «Дом, в котором я живу» открылся нынешним летом: в нем участвовали пять художниц, в том числе — Мария Арендт и Ольга Божко. Акцент на женщинах-художницах стал отличительной чертой Murmure, как и ориентация на «немейнстримное» искусство. В этом можно усмотреть желание уйти от всего прямолинейного и упрощенно-громогласного: того, за что в последние годы критиковали выставки-блокбастеры. Да и как показывать искусство en masse, если речь идет о квартирной галерее — куда можно попасть только по приглашению хозяйки?

Появление Murmure стало еще и маркером изменений в арт-сообществе. Ажиотаж вокруг ярмарок blazar и Cosmoscow, появление новых аукционных домов, открытие галерейных пространств — выяснилось, что арт-жизнь кипит вопреки всему. А еще она теперь иначе распределяется между флагманами индустрии, то есть большими государственными музеями, и новыми пространствами, часто совсем камерными. Первые оказались заложниками сложной ситуации: международный обмен, на котором строились многие большие проекты, фактически прекратился. При этом продуманные камерные выставки порой оказываются куда интереснее стандартных ретроспектив, сделанных «в лоб». Особенно, если речь идет о современном искусстве, которое, как правило, хорошо чувствует нерв времени.

А еще выяснилось, что арт-сообщество испытывает тягу к самоорганизации, ведь это возможность поддержать друг друга в непростые времена. Одним из примеров стала выставка Ольги Тобрелутс в Murmure, проходившая до середины декабря. Ольга без скидок — звездный автор, хорошо известный с конца 80-х — начала 90-х, когда она была частью веселой и бедной ленинградской богемы и входила в круг художников Новой академии изящных искусств Тимура Новикова. Примерно в то же время она начала экспериментировать с цифровыми технологиями, и, хотя все последующие годы активно занималась постмедийным искусством, никогда не забывала о своих корнях. Новиков и его последователи считались «белыми воронами» совриска: они обращались к «устаревшему» концепту красоты — причем, делали это абсолютно серьезно. Правда, пощечина общественному вкусу нет-нет, да и оборачивалась безумным карнавалом, и на этой парадоксальной почве выросло много интересных авторов. Та же Тобрелутс до сих пор продолжает диалог с классикой: примером могут послужить показанные в Murmure работы из серии «Лентикуляры» (проект был организован совместно с пионером женских выставок в России Pogodina Gallery и Untitled Foundation). Это довольно необычные изображения: лентикулярный растр создает иллюзию глубины пространства. Советскому ребенку подобные эффекты, впрочем, знакомы — по календарикам, «переливающимися» при смене ракурса, или же значкам. В своих работах Ольга Тобрелутс отсылает к античным образам — священным для всех неоакадемистов. А изменение «картинки» — в зависимости от того, где находится зритель — напоминает о том, что красота все-таки в глазах смотрящего, и даже объективно правильные пропорции должны быть увидены и прочувствованы наблюдателем.

Финисаж (торжественное закрытие) проекта — а выставка проработала целый месяц — ознаменовался приездом в Москву самой художницы, последние годы живущей между Венгрией и Россией. Впрочем, у этого вечера оказался еще один — незримый — герой. Аркадий Ипполитов был хранителем итальянской гравюры в Государственном Эрмитаже и одновременно — блестящим искусствоведом, интеллектуалом, куратором многих проектов: в том числе выставки Врубеля в Третьяковской галерее. А также «Ватиканского проекта», в рамках которого в Третьяковке в 2016-м представили выставку «Roma Aeterna. Шедевры Пинакотеки Ватикана. Беллини, Рафаэль, Караваджо», а два года спустя в Ватикане показали «Русский путь. От Дионисия до Малевича». Кроме того, он выпускал книги о любимой Италии (и не только), а еще считался плоть от плоти Петербурга и даже жил в начале Невского проспекта, недалеко от Зимнего дворца. И, конечно, будучи свидетелем многих бурных событий ленинградской арт-среды, хорошо знал неоакадемистов, дружил с ними, писал о них тексты и посвящал им выставки. Пятого ноября этого года Аркадий Ипполитов скончался — это вызвало шок в арт-среде, и социальные сети стихийно заполнились воспоминаниями о человеке, которого многие считали genius loci города на Неве. Ольга Тобрелутс, приехавшая в Москву сразу после сорокового дня (а возможно, и ровно на сороковой, поскольку Ипполитова якобы видели в Эрмитаже в день, когда, как считают медики, он уже был мертв), решила посвятить вечер своему другу и соратнику. И прочитала вслух один из текстов Ипполитова, в котором за персонажем по имени Вера скрывается другая известная представительница неоакадемистов Белла Матвеева. Смешной рассказ, полный деталей богемной жизни, в руках другого автора мог бы стать еще одним сборником анекдотов, воспоминаний о славных былых днях. Однако по мере разворачивания с текстом начали происходить удивительные метаморфозы — сквозь забавное, сиюминутное вдруг стало проступать экзистенциальное: так, Вера — легкомысленная, яркая, скандалящая — оставила светскую жизнь и поселилась на Православном подворье во Флоренции. А финал — уже не в первый раз в текстах Ипполитова — оказался по-настоящему пророческим: «…я вошел в город (Ареццо. — «Культура), и на одной из площадей разыскал совершенно простой фасад базилики Сан-Франческо, сложенный из грубо отесанных камней, и в ней — капеллу Баччи, расписанную Пьеро делла Франческа фресками на сюжет «История Адама», и на одной из них, представляющей смерть Адама, я увидел Еву, самую великую Еву из всех, что я видел в своей жизни, старую, грузную, с повязанным по самые глаза платком, с отвислыми до живота грудями, смотрящую на смерть своего мужа глазами безразличными и спокойными. Пустой взгляд Праматери напомнил мне пустой голос Веры, он говорил мне, что все это ничего, что все пройдет и Бог простит, и вдруг я испытал тоску по всему, что прошло, и тут же наступившее спокойствие от того, что все прошло, и понял, что Ева — это принесенное в мир прошлое, до нее прошлого не существовало, но что лишь прошлое обеспечивает будущее, и мне очень захотелось, чтобы у моей могилы стояла Вера, большая и грузная, с отвислыми грудями, и чтобы Вера проводила меня в вечность своим пустым взглядом, обеспечивающим прощение и мне, и заодно всему человечеству».

И надо ли говорить, что на последних словах у Ольги Тобрелутс перехватило горло… Аркадия Ипполитова считали человеком не от мира сего, крайне интеллигентным и деликатным, но всегда державшим дистанцию. Однако он сумел глубоко затронуть многих — тех, кто знал его лично или читал его книги — и не в этом ли тоже состоит бессмертие.

Фотографии предоставлены Карцевой Екатериной Александровной