«Гулянье в Екатерингофе» и другие истории

Татьяна СТРАХОВА

22.04.2019

Два столичных музея объединила дань памяти известному в пушкинскую эпоху портретисту Карлу Гампельну (1794–1880-е). Первая в истории монографическая выставка к 225‐летию со дня рождения одаренного рисовальщика, акварелиста, живописца, гравера развернута Историческим музеем под названием «Карл Гампельн. Глухой художник». Продолжение масштабного проекта в своих залах на Пречистенке показывает Государственный музей А. С. Пушкина, собравший произведения из множества коллекций.

Герой проекта работал в обеих российских столицах, где успел написать, зарисовать и награвировать сотни лиц современников. Немало этих лиц зрители увидят впервые: тут герои Отечественной войны 1812 года и будущие декабристы, композитор Алексей Верстовский, востоковед Павел Шиллинг, генерал-губернатор Новороссии и Бессарабии граф Ланжерон. Среди светских дам и московских барынь — ​мать пушкинского друга Клеопатра Нащокина и пленившая Гоголя Анна Виельгорская. Шарж на Дениса Давыдова, картины с несущимися повозками, рисунок «Старик и девушка» выдают тягу к карикатуре и дар жанриста, а портрет аббата де л’Эпе, одного из авторов системы сурдопедагогики, — ​признательность, как писал Гампельн, «за тот способ наставления, который всякому глухонемому дает новое бытие».

Пусть не все работы Гампельна одинаково удачны, а некоторые кажутся шаблонными — ​зато ясны законы композиции характерных для эпохи листов, сочетающих достоверность с духом романтизма или чертами бидермейера, уютного, но исподволь разъедавшего «высокий штиль» начала века.

Умиротворенные портреты и забавные сценки не должны ввести в заблуждение. Жизнь Гампельна была полна превратностей, несчастья преследовали его, несмотря на дарование и прилежание. Русский немец из Москвы, сын «надворного коммерции советника службы Короля Польского» в 1810 году был послан учиться в австрийскую столицу: в России тогда не было учебных заведений для детей-инвалидов, а Карл родился глухонемым. За границей юноша развил способности к рисованию в училище при Венской императорской академии художеств. А заодно приобрел опыт педагога, пригодившийся в Петербурге. Не обошлось и без подарка судьбы. Во время Венского конгресса молодой портретист привлек внимание российского императора, и Александр I оплатил его дальнейшее обучение. Это выручило семью в тяжелой ситуации: в московском пожаре 1812 года сгорело все имущество Гампельнов, отец умер, а мать с детьми оказалась на грани нищеты.

Художник старался с помощью науки преодолеть барьеры, возведенные глухотой. Характерна деталь в автопортрете, созданном в счастливый период, когда он обрел «тихое пристанище» в гостеприимном доме президента Императорской академии художеств Алексея Оленина — ​своего доброго гения. Кроме палитры и кисти, здесь видна книга, на корешке имя автора «LAVATER». Швейцарский писатель и богослов Иоганн Каспар Лафатер — ​автор сочинения «Физиогномические фрагменты для поощрения человеческих знаний и любви». Очевидно, портретист пытался компенсировать невозможность говорить с заказчиками, применяя на практике идеи физиогномики, стараясь выявить связь между духовным обликом человека и чертами его лица.

Но прежде, в 1817 году, Оленин помог Гампельну стать преподавателем рисования в петербургском Училище глухонемых. А чуть раньше он приютил у себя художника и его брата, заподозренных в отравлении матери, и хлопотал о снятии обвинения. Покровительство историка благотворно сказалось на формировании личности подопечного, круга общения, развитии таланта. Правда, после восстания 14 декабря 1825-го знакомства, связанные с оленинским домом и близкой ему семьей «заговорщиков» Коновницыных, сыграли зловещую роль в судьбе художника: его сочли неблагонадежным. Пришлось переехать в Москву, хотя здесь он нашел теплый прием.

В витрине ГИМ любопытнейший артефакт — ​панорама «Гулянье в Екатерингофе 1 мая» (1825). Это и сама полихромная «14-аршинная» лента высотой 94 мм, и «барабан» для хранения, и даже гравюра с пейзажем для оклеивания футляра. Панораму с уймой персонажей и жанровых сцен, поражающую мастерством рисунка, считают шедевром русской гравюры, не имеющим аналогов в европейской графике. Однако современники Гампельна не оценили «Гулянье», вместо успеха его ждало разочарование. Императрица Елизавета Алексеевна, которой был преподнесен экземпляр, сочла непристойными изображенные бытовые сцены, усомнилась, что картина народного гулянья верна, и предложила «заменить… предметы неприятного рода другими, сообразными с приличием и вкусом». Напрасно Оленин защищал своего протеже и объяснял «погрешности» Гампельна «дурным примером» народных увеселений, который могли подать ему в Эрмитаже картины ван Остаде или Тенирса… Так выставка сообщила нечто новое не только о художнике, но и об августейших меценатах.