22.01.2019
Десять залов. Порядка 400 предметов. В первую очередь, разумеется, мебель. Светильники и часы, ткани и посуда образуют лишь достойное обрамление к каждому из интерьерных «портретов» той или иной эпохи. Образ времени, со всеми его мечтами, надеждами и даже, если хотите, разочарованиями, воплощен в столах и комодах, стульях, креслах, диванах. Непритязательная обстановка допетровских времен, затейливая резьба елизаветинского барокко, строгая ясность николаевского ампира, скромное обаяние эргономичной хрущевской «оттепели».
Впервые за долгое время мы имеем дело с экспозицией, где предметы обстановки играют главные роли, а не выступают в роли статистов, призванных подчеркнуть и оттенить значение отдельного исторического периода или персоны. Свита наконец-то играет не короля, а самую себя, и в этом главное достоинство выставки, организованной музеем-заповедником «Царицыно» совместно с коллегами из Исторического, щусевского и тропининского музеев, Музея Москвы, заповедника «Горки Ленинские», галерей «Три века», «Эритаж», «Русская усадьба», «СОВ-Арт», «Александровское подворье», а также при участии известных коллекционеров.
«Русский интерьер» — это путешествие, где гидами выступают кровати, шкафы и этажерки. А ведь порой вещи могут рассказать о людях значительно больше, чем люди о вещах, как говаривал Шерлок Холмс. Лавки и сундуки, которыми наши предки обставляли свои жилища во времена царя Алексея Михайловича, по большей части особо затейливыми никак не назовешь. Видимо, они не видели особого смысла в том, чтобы тратить силы на отделку: пожары — от случайной ли искры, или от огненной вражьей стрелы — были настоящим бедствием деревянных русских селений. О существовании такого, казалось бы, необходимейшего предмета, как кровать, большинство обитателей XVII столетия и представления не имело: не в каждом даже очень богатом доме имелись спальни, в основном же народ, независимо от достатка, спал на лавках, расставленных вдоль стен, или на сундуках, в которых хранилось семейное добро. При взгляде на них редко у кого из посетителей не вырвется невольное: «Как же на этом уснуть, жестко ведь!»
Массивная мебель, украшенная резьбой, поставленная на хитро закрученные ножки, заканчивающиеся когтистыми лапами, прибыла в Россию-матушку вместе с царем-плотником, взявшимся насаждать в своем государстве быт и нравы голландских купцов и немецких бюргеров. Он же стал приглашать мастеров-мебельщиков из Европы — налаживать производство, ученикам секреты ремесла передавать.
Впрочем, вплоть до начала царствования Екатерины II особого размаха в мебельном производстве не наблюдалось: недостаток обстановки ощущался даже в царских дворцах. В своих «Записках» императрица пишет о том, что в царских резиденциях не было постоянной меблировки, и перед прибытием государыни туда перевозили самое необходимое из того дворца, который она намеревалась покинуть. Екатерина, чьи детство и юность прошли, прямо скажем, в весьма стесненных обстоятельствах, озаботилась исправлением сего неудобства. Расцветом мебельного искусства в своем отечестве мы обязаны именно ей. У витрин с играющими позолотой и инкрустацией образчиками барокко от любителей селфи не протолкнуться. Еще один центр притяжения находится в последнем зале, где «сталинский ампир» соседствует с непритязательной обстановкой хрущевских пятиэтажек — свое, родное здесь обнаруживает почти каждый.
Однако «Русский интерьер» — как раз тот случай, когда экспозиция ориентирована не только на широкую аудиторию, но и представляет немалую ценность для профессионалов. История русского мебельного искусства еще ждет своего Карамзина. Ну, в крайнем случае, Погодина. И хочется надеяться, что они появятся не в самом отдаленном будущем. В любом случае задача перед ними будет стоять весьма непростая, поскольку им предстоит обобщить и систематизировать информацию, носители которой в массе своей рассеяны по музеям, к предмету исследований прямого отношения не имеющим.
А ведь у русской мебели вполне могла быть своя «Третьяковка», по уровню собрания не уступающая самым известным европейским музеям такого профиля: коллекцию предпринимателя и мецената Владимира Осиповича Гиршмана известный авторитет в этой области Иван Лазаревский считал «единственной по красоте предметов и их сохранности». На ее основе (заметим — при самом деятельном участии бывшего владельца) и был в 1919 году создан первый государственный музей мебели в Советской России, расположившийся в особняке Гиршмана близ Красных ворот.
Экспроприация экспроприаторов набирала обороты, фонды росли как на дрожжах, и уже через год музей обосновался в более просторном помещении — Александринском дворце в Нескучном саду, том самом, который увековечили Ильф с Петровым в «12 стульях», отведя ему отдельную, немало значившую для развития сюжета главу. Кстати, изящные произведения, вышедшие из мастерских Генриха Гамбса и его коллег, представлены в экспозиции «Русского интерьера» достаточно широко.
Увы, ни фундаментальность, ни ценность собрания первого музея мебели не спасли его от ликвидации. В 1926 году институцию закрыли. Предметы, имевшие в глазах новой власти хоть какое-то историческое значение, передали печально известному государственному музейному фонду Наркомпроса, откуда они разошлись по другим музеям. Большую же часть уникального собрания пустили с молотка: раритетные вещи разделили участь гамбсовского гарнитура, за которым охотились Бендер с Воробьяниновым. То, что обратить в звонкую монету не удалось, было направлено в различные советские учреждения, остро нуждавшиеся в шкафах, столах и стульях для использования по прямому назначению.
Государственного музея мебели у нас в стране нет и по сию пору. Был частный, созданный в 2000 году неким предпринимателем, специализировавшимся, как говорят, на реставрации антиквариата. Но просуществовал он всего тринадцать лет, и куда исчезли коллекции, столь живописно смотревшиеся в залах одной из усадеб на Таганской улице, доподлинно неизвестно. Так что тем, кому любопытно бросить взгляд на отечественную историю под «мебельным» углом, стоит поторопиться — выставка будет работать только до середины мая.