Божий дар, а не яичница

Виктория ПЕШКОВА

21.12.2018

Музейно-выставочный комплекс «Новый Иерусалим» представил свой первый международный проект — «Стиль Фаберже. Превосходство вне времени», в котором, помимо ведущих российских музеев — Эрмитажа, Петергофа, Исторического, декоративно-прикладного искусства, принял участие музей наследия знаменитого мастера в Баден-Бадене. Впервые творения легендарного русского ювелирного Дома можно увидеть во всем их многообразии — от изящнейшей бриллиантовой тиары, выполненной по заказу императорской фамилии, до простеньких брошей, рамочек для фотографий, приобрести которые могли позволить себе и скромная модистка, и гувернантка.

Гостей выставки встречает импровизированный кабинет главы фирмы, размещавшийся в петербургской конторе на Большой Морской. Воссоздан он по воспоминаниям очевидцев. Здесь демонстрируют два уникальных артефакта — телефон, стоявший на столе Фаберже, и специальную лампу с лупой, которой пользовался сам Карл Густавович. Из кабинета легко попасть в «мастерскую», где рождались чудеса ювелирного искусства. В витринах, стилизованных под столы, за которыми работали огранщики, чеканщики, эмальеры, красуются инструменты, необходимые для этого непростого ремесла (всем этим штихелям, отбойникам и наковальням давно уже перевалило за сто лет), а также эскизы знаменитых изделий и сами шедевры, составившие славу фирмы.

Произнося «Фаберже», мы обычно подразумеваем «пасхальные яйца». Да, начало золотому веку фирмы положили именно они. В Дании, на родине принцессы Дагмары, ставшей супругой Александра III Марией Федоровной, в кругу людей состоятельных существовал обычай дарить на Пасху затейливо украшенные яйца, выполненные из благородных металлов, с сюрпризом внутри — золотой курочкой. Император решил порадовать жену такой «безделкой» и заказал ее Фаберже. Результат превзошел все ожидания. Так родилась традиция, просуществовавшая три десятилетия, вплоть до гибели Николая II.

На выставке представлено три безусловных шедевра, в том числе и никогда ранее не экспонировавшееся яйцо 1904 года, созданное к десятилетию свадьбы последнего русского царя и признанное самым дорогим в истории Дома Фаберже. В связи с началом Русско-японской войны было принято решение не предавать огласке такой дорогой подарок, и о его существовании долгое время было известно лишь очень ограниченному кругу лиц. Увидят посетители и считавшееся до недавних пор утерянным «Березовое» яйцо, выполненное из карельской березы в подарок матери императора, и яйцо «Созвездие цесаревича Алексея».

По заказам царской фамилии было изготовлено 54 пасхальных яйца, а все произведенное мастерами Фаберже за время существования фирмы превышает 250 000 изделий. Так что «яичная» ассоциация отнюдь не исчерпывает всего наследия Дома. Сломать давным-давно возникший стереотип и призвана эта выставка.

— Основной сферой деятельности этой фирмы были не предметы роскоши, — уверяет генеральный директор МВК «Новый Иерусалим» Василий Кузнецов, — а вещи, способные украсить жизнь обычных людей. Да, заказчиками были представители едва ли не всех царствующих семейств Европы, но большая часть покупателей — это те, кого мы сегодня называем средним классом. Более того, какие-то предметы по случаю важных событий в жизни порой могли себе позволить люди и вовсе небогатые. Запонки и портсигары, женские украшения и туалетные принадлежности, отделанные полудрагоценными камнями или цветными эмалями, имели, как правило, отнюдь не заоблачные цены. Скромный набор столового серебра на шесть персон — ложки, ножи, вилки — стоил порядка 50 рублей. Так что утверждение, что Фаберже — это «игрушки для сытых и богатых» — не более чем миф.

Самые убедительные доказательства этому выставлены в зале, посвященном Первой мировой войне. Фирма нашла для себя новое поле деятельности: здесь изготавливались не только военные награды и знаки отличия, но и утварь для полевых кухонь, начиная с простых котелков и чайников до хитроумных походных самоваров, в которых можно было сварить и чай, и кашу, и даже суп. Отложив до лучших времен пинцеты и лупы, ювелиры превращали гильзы от снарядов в лампы и ставили то же клеймо, что еще недавно украшало пудреницы и табакерки. Один из таких чудом уцелевших «осветительных приборов» стал своеобразным центром композиции этого зала.

В 1914 году Карлу Фаберже удалось сохранить и семейное дело, и своих искусных мастеров. Но до краха оставалось совсем немного. После революции все имущество фирмы было национализировано, а сама она была закрыта. Членам довольно многочисленной ювелирной династии удалось перебраться за границу, но средств на то, чтобы все начать заново, у Фаберже не нашлось. В 1920 году Карл Густавович, лишенный возможности заниматься любимым делом, скончался в Лозанне.

Судьба многих творений Фаберже сложилась столь же трагично: при Гохране была создана специальная комиссия, производившая отбор предметов для продажи за рубеж. Ювелирные шедевры были брошены в топку мировой революции, и в результате самые значительные собрания русского гения образовались в США и Великобритании. То немногое, что осталось на родине, советскими искусствоведами было отнесено к разряду так называемого «благородного китча». Однако полностью стереть имя знаменитой фирмы из истории русского искусства, разумеется, было невозможно, но воздавали ему должное порой весьма своеобразно. К примеру, посвятив один из фильмов любимых миллионами «ЗнаТоКов». В деле под названием «Подпасок с огурцом» юный ювелирный гений в исполнении Николая Караченцова самозабвенно копировал портсигары и пепельницы из изданного за границей каталога Фаберже, а глава преступного синдиката (неподражаемый Борис Тенин) ставил на него клеймо, некогда украденное им у вдовы одного из лучших мастеров фирмы. Разоблачил аферу сам непризнанный талант, оскорбленный тем, что авторитетный искусствовед, поставив рядышком двух отлитых им «фаберже», одного с клеймом, другого без, вздумал объяснять ему, чем клейменый лучше неклейменого. Кстати, у посетителей выставки есть возможность увидеть своими глазами главную улику, фигурировавшую в фильме, — того самого красавца дельфина.  

Даже беглого взгляда на экспозицию достаточно, чтобы понять — если бы не превратности судьбы, у властителей ювелирного мира вроде Cartier или Bvlgari и по сию пору имелся бы весьма опасный русский конкурент.