Хороша Саша и наша

Евгения ЛОГВИНОВА, Санкт-Петербург

28.08.2018

Государственный Русский музей установил истинное имя модели известного портрета кисти Карла Брюллова. Ею, по мнению экспертов, оказалась великая княжна Александра Николаевна (1825–1844). Не подписанное художником полотно, не вызывавшее, впрочем, сомнения в авторстве Брюллова, долгие годы оставалось ошибочно атрибутированным. Ничто в картине не указывало на высокое положение модели. Будучи свободным от необходимости фиксации регалий, как и во многих других произведениях жанра камерного портрета, «великий Карл» изобразил хрупкую девушку в простом белом платье и меховой пелеринке с маленькой собачкой на руках.

Историкам искусства долго не удавалось выстроить в стройный ряд факты, которые могли бы пролить свет на личность портретируемой. Так, было известно, что в 1837 году в Петергофе Брюллов готовился приступить к написанию большого парадного портрета царской семьи и создал ряд изображений императрицы и старших великих княжон, попавших позднее в разные музеи. Лишь судьба портрета Александры Николаевны оставалась загадкой. И вот, как теперь установлено, этот портрет (единственный из монарших полностью законченный) с давних времен находился в Русском музее.

Работа, принадлежавшая когда-то великому князю Константину Константиновичу, знаменитому поэту и переводчику, известному под криптонимом «К.Р.», была экспроприирована после революции вместе с остальным имуществом, однако еще несколько лет находилась в Мраморном дворце, пока там располагалась Государственная академия истории материальной культуры (ГАИМК). В 1920-е годы холст поступил в Русский музей как изображение хозяйки литературного салона на Мойке Александры Осиповны Смирновой-Россет (именно под таким названием он демонстрировался на легендарной выставке русского портрета в Таврическом дворце 1905 года). Однако специалисты музея сразу отметили слабое сходство модели с образом знаменитой фрейлины. Некоторое время портрет оставался анонимным. В 1950-х годах личность девушки была ошибочно идентифицирована по надписям на подрамнике «Г-а Смирнова» и «Брюлловъ» и по подписи на имеющемся в коллекции музея эскизе к этому портрету: «у Смирнова».

Многие десятилетия картина включалась в каталоги и экспонировалась как портрет Ульяны М. Смирновой. Однако никому из исследователей не приходило в голову обратить внимание на сходство изображенной на полотне барышни с акварельным портретом на костяной плакетке работы Шарля Перрго (1830-е), также хранящимся в собрании ГРМ. Возможно, эта миниатюра долго не оказывалась в поле зрения искусствоведов, впрочем, как и акварельный рисунок Владимира Гау (1835), запечатлевший юную княжну за вышиванием. Между тем оба изображения не оставляют никакого сомнения в физиономическом сходстве модели Брюллова с Александрой Николаевной. Не говоря о том, что на акварели Гау великая княжна и причесана так же, как и на портрете Карла Павловича, и одета в то же простое белое платье и меховую пелеринку. К сожалению, эти произведения не представлены на выставке, увидеть их можно только в буклете.

Небольшая экспозиция в Садовом вестибюле Михайловского дворца стала изящным дополнением к демонстрации полотна Карла Брюллова. Здесь и прелестная гипсовая головка юной Адини (так ласково прозвали младшую дочь Николая Первого) скульптора Карла Фридриха Вихмана (1831); и литография с оригинала Карла Крюгера, изображающая профили маленькой княжны, ее сестер Марии и Ольги, их матери Александры Федоровны (вторая четверть XIX века); а также акварельный портрет императрицы Александры Федоровны работы Александра Брюллова, брата «великого Карла» (1830), и живописное изображение великих княжон Ольги Николаевны и Александры Николаевны у клавесина кисти Кристины Робертсон (1840). Примечателен рисунок Владимира Гау, воссоздающий облик Александры Николаевны в последнем году ее жизни (1844). Вид детской комнаты дочерей Николая в Зимнем дворце на акварели Константина Ухтомского (1837), некоторые личные вещи Александры помогают зрителю окунуться в атмосферу, окружавшую молодую княжну, чья жизнь трагически оборвалась в 19-летнем возрасте.

Александра Николаевна была небесным созданием, «едва ступавшим по земле». Сестра и ближайшая подруга Александры великая княжна Ольга Николаевна вспоминала ее не иначе, как «всю окутанную солнцем». Красота сочеталась в девушке с невероятной одухотворенностью. Александра обладала великолепным голосом, способным брать три октавы. В январе 1844 года она вышла замуж за Фридриха Гессен-Кассельского и вскоре умерла от скоротечной чахотки в один день со своим преждевременно родившимся ребенком.

Отношения Брюллова с императором, заставившим художника вернуться в Россию для занятия профессорской должности в Академии, были сложными. Живописец всеми силами стремился избежать роли придворного портретиста и заказов в жанре народной эпопеи. Николай уважал и ценил маэстро, которому, кстати, за «Последний день Помпеи» пожаловал бриллиантовый перстень с вензелем его величества в знак особого благоволения. Однако Карл Павлович не особенно церемонился с монархом. Известен случай, когда он покинул мастерскую, не дождавшись Николая, опоздавшего на сеанс позирования всего на 20 минут. В другой раз почти демонстративно забросил портрет Александры Федоровны на конной прогулке после отмены императрицей нескольких сеансов. «Таков он был: не пресмыкался ни перед золотым тельцом, ни перед кумиром придворных почестей», ─ вспоминал граф Михаил Бутурлин. Конфликт Николая и Брюллова нашел отражение в романе Лескова «Чертовы куклы», в котором император фигурирует в качестве герцога, а художник выведен под именем Фебуфис.

Однако к великой княжне Брюллов относился с искренней симпатией. В год замужества по ее просьбе подарил акварель со сценой выноса даров в главном приделе Казанского собора. После гибели девушки по заказу офицеров Преображенского полка мастер написал поминальный образ «Святая царица Александра, возносящаяся на небо» (1845), которому придал черты Александры Николаевны. Икона была преподнесена от имени офицеров императору в первую годовщину смерти его дочери с просьбой установить в часовне, устроенной в комнате, где скончалась Александра.

Но, пожалуй, более всего об отношении художника к своей модели свидетельствует начатый в Петергофе портрет Александры Николаевны, который был закончен после ее смерти. Не выходя за рамки жанра, гениальный Брюллов малыми художественными средствами сообщил изображению эмоциональную напряженность. Кроткий взгляд великой княжны словно устремлен в неясное будущее, в то время как прямо на зрителя пристально смотрит собачка, призывая задуматься о печальной судьбе своей хозяйки. В глубине картины ─ отдаленный уголок парка и одинокий лебедь, скользящий по зеркальной глади небольшого пруда.