Ксения ВОРОТЫНЦЕВА

09.05.2018

В Галерее классической фотографии открылась юбилейная ретроспектива Леонида Лазарева «Живу дважды». Работы мастера считаются классикой эпохи «оттепели». Кроме того, Лазарева называют одним из первых отечественных стрит-фотографов: мальчик, бегущий перед поливальными машинами, спешащая толпа на площади Белорусского вокзала, залитая огнями ночная Москва... А еще были командировки по всей стране, съемки таких героев, как Юрий Гагарин, Леонид Утесов, Самуил Маршак, восьмилетнее сотрудничество с Малым театром. Накануне вернисажа «Культура» встретилась с маэстро.

культура: Вы много путешествовали по Союзу. Что запомнилось?
Лазарев: Однажды делал материал о поэте Борисе Ручьеве. Приехал к нему в Магнитогорск. Он привел меня на металлургический завод к друзьям-сталеварам. Внезапно случилась авария, все всполошились. Я что-то снимал. И вдруг в камеру прилетел кусок кипящей стали. Японский объектив Takumar спас мне жизнь. Недавно выпустил сборник рассказов, который так и называется: «Пуля для «Такумара».

культура: В одном интервью Вы сказали, что не хотите гнаться за конъюнктурой: лучше быть нищим, но гордым. Кто повлиял на Вашу систему ценностей?
Лазарев: Меня как профессионала воспитал главный художник журнала «Советская женщина» Кирик Орлов, который пригласил на работу фотокорреспондентом. Он всегда говорил: «Лёнечка, у тебя будет масса соблазнов: командировки, встречи с людьми, просьбы. Если снимать только ради заработка, заказы быстро иссякнут. Нужно стремиться к творческому успеху. Тогда наступит и финансовое благополучие». Этими принципами руководствуюсь по сей день.

культура: Тяжело?
Лазарев: Ничуть. Честно трудился в редакции, постоянно печатался, почти ежегодно получал премии за лучшие материалы — все в удовольствие. Иногда, конечно, работа требовала огромного физического напряжения. Порой так выматывался, что жалко было смотреть. Коллеги спрашивали: не хочешь еще съездить в командировку? Начинал возмущаться, они успокаивали: «Лёня, без фотоаппарата, на Домбай. Покататься на лыжах, набраться впечатлений. Десяти дней достаточно?» Подобное отношение нужно ценить. Конечно, все зависит от эпохи. Не знаю, как сейчас, давно не имею дела с прессой. Все лучшее уже создал, халтурить не хочу. Годы моей фантастической работоспособности совпали с настоящей любовью. Переживаемые чувства переносил на фотографии. Сейчас ценятся именно те работы, которые сделаны, когда рядом была любимая женщина.

культура: Вы стартовали рано, в двадцать лет завоевали Вторую премию на фотоконкурсе Московского международного фестиваля молодежи и студентов. С детства мечтали о репортажах или же случайность?
Лазарев: Специальной цели не ставил. Просто безумно увлекался камерой. У нас было две комнаты в коммунальной квартире. Отец, видя мой интерес, устроил в одной из них фотолабораторию. Если б не родители, не знаю, кем бы стал, они создали для меня все условия. Много ходил по выставкам, читал книги. Некоторые говорили: «У тебя эмоциональная душа, однако необходимо общее развитие, иначе будет трудно войти в большую журналистику». Это подтолкнуло к получению образования: Институт журналистского мастерства, кинооператорский факультет ВГИКа. Однажды отец  приятеля сказал: «Ребята, вы часто бываете в центре города. Если рядом музей — забегите на 15 минут: посмотрите один зал, даже одну картину. Наберитесь эмоций. Делать это нужно системно, через день». Я так и поступал. Часто бывал в ГМИИ — с камерой и без. Музеи помогают сформировать нужное мышление.

культура: С чего началось сотрудничество с Малым театром?
Лазарев: Издательство «Планета» предложило сделать набор больших открыток. Никогда не забуду первое посещение кабинета директора театра Виктора Коршунова. Я был молод и немного нахален. Заявил: мне нужно увидеть спектакль из первого ряда, с колосников, из суфлерской будки — подобрать точки съемки. Он помолчал и говорит: «Молодой человек, вы хотите посмотреть на нас. А давайте мы посмотрим на вас. Дальше будет видно. Вот вам два билета в царскую ложу». Давали трагедию «Царь Федор Иоаннович». Все забыл — кто я, где я. Театр положил меня на лопатки. Труппа знала, что в зале находится фотограф, и работала идеально. Открытки в итоге были выпущены. Позже появилась идея подготовить книгу о Малом театре. Отснял 37 спектаклей — всего восемь тысяч слайдов. Однако по ряду обстоятельств она так и не вышла. Пленки по-прежнему хранятся у меня. Аналогичный случай, кстати, произошел с фотографиями Наталии Сац — «матери детских театров мира». Три с половиной года делали огромную книгу, уже завершили съемку, однако Наталия Ильинична умерла. Слайды — всего три с половиной тысячи — так и лежат.

культура: Один из самых знаменитых Ваших кадров — Юрий Гагарин в аэропорту Внуково 14 апреля 1961 года...
Лазарев: Я не стоял с остальными репортерами, пошел в толпу зевак, поближе к самолету. Надеялся, что люди прорвут оцепление и поднимут первого космонавта на руки. Когда он начал спускаться по трапу, все сошли с ума: пихались, толкались. Камера у меня в руках танцевала — удары сыпались то слева, то справа. Чудом получилась одна фотография: Гагарин словно взлетает над землей — правая нога касается асфальта кончиком каблука, левая — только мыском. Парит в воздухе, будто святой. Не знаю, что мне помогло.

культура: А какие впечатления остались от встречи с другим героем Ваших съемок — Леонидом Утесовым?
Лазарев: Это случилось в 1964 году. У него шла репетиция. Музыканты постоянно просились погулять, покурить. Утесов, совершенно обессилевший, не мог с ними бороться. Я сказал: «Леонид Осипович, благодарен судьбе за нашу встречу. Дома храню коллекцию ваших пластинок. Нужно, чтобы вы взяли себя в руки, «построили» коллектив и поработали перед камерой». Мои слова возымели действие. Он собрался, стал двигаться, жестикулировать, музыканты взбодрились. После съемки говорит: «Если хотите продолжить, приезжайте ко мне домой. Только завтра — я устал». На следующий день стою на пороге. Захламленная квартира: предметы из прошлой жизни. Он — улыбающийся, веселый. Пьем чай. Ловлю минуту, чтобы сделать кадр. А на плече висит кофр, который я почему-то не снял. Увлекся, стал двигаться по комнате, не замечая, куда иду. И кофром сбил со стола американский стеклянный термос рубинового цвета. Поворачиваю голову и вижу, как тот летит на пол и разбивается на кусочки. Перевожу взгляд на Утесова, у него растерянное лицо. Мэтр говорит: «Ну ничего, бывает». А я знал, что он весьма прижимистый. Свернул съемку, быстро ушел. Когда проявил материал, отобрал шесть фотографий и подумал: надо ехать к Утесову, впервые в жизни подарить своему герою снимки — никогда раньше этого не делал. Приезжаю и молча раскладываю отпечатки. Леонид Осипович в восторге. Еще раз извиняюсь за термос. Он: «Да ладно. Но все-таки не надо было разбивать!» Расстались друзьями.

культура: Как удавалось найти подход к разным людям?
Лазарев: Сам не знаю. Старался вытащить из человека самое лучшее. Метод наблюдения не всегда работал, иногда герои бывали уставшими, «потухшими». Приходилось провоцировать — на что-то хорошее. Однажды дома у одного из ведущих актеров Малого театра даже встал на колени. Артист никак не мог сосредоточиться в домашней обстановке, чувствовал себя не в своей тарелке. Играть не получалось. Чтобы вернуть его в привычное состояние, встал на колени и произнес целый монолог. И это помогло.