Улыбка Серебряковой

Ксения ВОРОТЫНЦЕВА

09.12.2014

130 лет назад, 10 декабря (28 ноября по старому стилю) 1884 года, родилась Зинаида Серебрякова — художница, не уступающая лучшим мужчинам-живописцам. Впрочем, интерес к ее работам не объясняется лишь гендерными отличиями. И в быстрых карандашных набросках, и в монументальных полотнах на крестьянскую тему, и в портретах собственных детей она сумела запечатлеть ускользающую красоту.

Зика, как называли ее домашние, родилась в семье, в которой не иметь отношения к искусству считалось почти что дурным тоном. Ее отец, Евгений Лансере, был известным скульптором-анималистом. Дед по матери, Николай Бенуа — главным архитектором Петергофа. А дядя, Александр Бенуа — рафинированным критиком и одним из основателей объединения «Мир искусства».

Природный талант девочки проявился рано. И оказался столь мощным, что не помешало даже отсутствие систематического художественного образования. Зина Лансере брала уроки в Париже и Петербурге, но, по сути, была самоучкой. Всю жизнь очень скромная и неуверенная в себе, она, став уже известной художницей, не раз штудировала античные статуи в Лувре — сетуя на безграмотность своего рисунка.

Ее ранние работы — портреты крестьянок и пейзажи, сделанные в родовой усадьбе Нескучное в Курской губернии — и вправду выглядят чуть-чуть наивными. Сказывается отсутствие академической муштры, крепко ставящей художнику руку. Иное дело — портреты. Датируемые примерно теми же годами, концом первого и началом второго десятилетия XX века, они кажутся выполненными зрелым мастером.

Слава настигла ее мгновенно — «Автопортрет. За туалетом» (1909), показанный на VII выставке Союза русских художников в 1910-м, тут же стал сенсацией. Молодая Зинаида изобразила себя в один из самых счастливых моментов жизни. Она замужем за красавцем Борисом Серебряковым (двоюродным братом, с которым они вместе росли). У них два сына — Женя и Шура (позже родятся дочери Тата и Катя). Супруг в очередной экспедиции в Сибири, а жена с малышами дожидаются его в любимом Нескучном. Ясный зимний день, светлая комнатка, на туалетном столике — нехитрые мелочи: грошовые булавки, флакончики духов. А в зеркале — молодая женщина с роскошными волосами, лукаво улыбающаяся. Ведь все хорошо, и жизнь обещает немало прекрасного впереди.

Дореволюционные годы были для Серебряковой самыми плодотворными. Именно тогда она создала лучшие работы, среди которых, например, знаменитый автопортрет в пестром шарфе (1911). А также «Баня» (1913): художница всерьез увлеклась темой ню, к которой возвращалась на протяжении всей жизни. Ей удалось возродить почти утраченные классические традиции изображения женского тела. Тогда же были созданы монументальные полотна, посвященные крестьянской теме — «Жатва» (1915) и «Беление холста» (1917). И, конечно, много детских портретов.

А потом счастливое время закончилось: 1917 год — революция, крестьянские волнения, во время одного из которых было сожжено родовое гнездо в Нескучном. 1919‑й — новый удар: смерть мужа от тифа. И началась другая жизнь: скитания, голод, случайные заработки. В конце концов, она с детьми осела в Петрограде. Дочь Тата поступила в балетное училище, и Серебрякова стала пропадать за кулисами. Она безостановочно делала наброски, пока балерины, не обращая внимания на хрупкую художницу, накладывали грим, примеряли пачки, завязывали ленточки на пуантах — превращались в волшебных снежинок или сильфид.

Но картины продавались плохо — страну лихорадило. И в 1924 году Серебрякова приняла роковое для себя решение: на несколько месяцев уехать в Париж — заработать денег. В Россию она больше не вернулась. Вскоре во Францию перебрались двое детей — Александр и младшая Екатерина. Евгений и Татьяна вместе со старенькой матерью художницы остались в СССР. В Париже материальное положение Серебряковой не улучшилось: в Европе главенствовал авангард, а реалистические картины русской художницы казались безнадежно устаревшими. Она горько писала дочери Тате: «… Сколько хотелось сделать, сколько было задумано, и так ничего из этого не вышло — сломалась жизнь в самом расцвете…»

Но все-таки продолжала работать. Своеобразной лебединой песней стал марокканский цикл. В 1928‑м от бельгийского барона Жана де Броуэра поступило предложение о поездке: в качестве платы он хотел забрать понравившиеся этюды. Путешествие выдалось нелегким: местных жителей невозможно было уговорить позировать — лишь за хорошие деньги, и то не больше, чем на полчаса. Однако Серебрякова все равно оказалась очарована — южными красками, необычными лицами, веками не менявшимся патриархальным укладом. И приехала в Марокко еще раз — в 1932‑м. Из этих странствий она привезла даже несколько ню. Как скромная художница смогла уговорить мусульманок позировать обнаженными — загадка.

Умерла она в 1967-м, успев, правда, повидаться с оставшимися в Союзе детьми, а также пережить подлинный триумф на родине, где в 1966 году прошли выставки ее работ. Интерес к творчеству Серебряковой с тех пор только возрастал. Конечно, ее картины не совершили революции: это очень камерные работы — трогательные, теплые, «полные милой ласковой прелести», как писал ее дядя Александр Бенуа. А также целиком относящиеся к европейской, даже аристократической традиции. Отсюда и интерес к балету — элитарному искусству, рожденному в придворных залах. А еще любовь к женским ню: красивые, здоровые тела отсылают к традициям античности и Возрождения. И даже крестьянские полотна не противоречат духу аристократического искусства. Ведь и народ, и дворяне, много лет жившие вместе на земле — звенья одной цепи.

Известно, что Серебрякова отвергала современные художественные течения: на Зинаиду никак не повлияло даже ар-нуво, совпавшее с годами ее юности. Единственное, что роднит Серебрякову со временем Belle Epoque — стремление к изображению красоты. Следование чистой эстетике стало главным художественным принципом. Увидеть жизнь в ее совершенстве, когда вокруг умирают люди, рушатся империи, а человек остается гол и одинок — прямо скажем, непростая задача. Серебрякова достойно справилась с ней, сохранив в картинах солнечное упоение жизнью. Ведь даже на поздних портретах у ее моделей — фирменная лукавая улыбка.