Ксения ВОРОТЫНЦЕВА

22.04.2016

125 лет назад родился советский архитектор Борис Иофан. Именно он во многом определил современный облик Москвы, превратив ее из патриархального купеческого города в динамичный, устремленный ввысь мегаполис.

Нынешний юбилей — дата некруглая, а потому пышных чествований (как пять лет назад, когда в Государственном музее архитектуры имени Щусева открылась большая выставка) не предвидится. К сожалению, про Иофана известно немного. Единственная монография, написанная современником и знакомым архитектора Исааком Эйгелем, скупа на подробности. Конечно, благодаря ей можно узнать, как шла работа над главным детищем Бориса Михайловича — неосуществленным Дворцом Советов. Однако многое в характере зодчего, оставившего карьеру в Италии и перебравшегося в СССР, остается неясным.

Между тем даже отрывочные факты способны разжечь любопытство. Сын швейцара, он с детства испытывал тягу к рисованию.  В 1911 году окончил Одесское художественное училище, затем переехал в Петербург — к старшему брату Дмитрию, профессиональному архитектору. В 1914-м мечтавший о классике, Иофан уехал в Италию и поступил в Высший институт изящных искусств. Работал в мастерской у зодчего Армандо Бразини, увлекавшегося античной архитектурой. Считается, что это знакомство определило путь будущего советского классика. 

В Риме Борис Михайлович обрел не только профессию, но и семью: он познакомился с аристократкой Ольгой Сассо-Руффо, наполовину русской, наполовину итальянкой, жившей в имении матери с детьми от первого брака — Ольгеттой и Борисом. Когда в 1924 году Иофан решил вернуться в СССР (сначала его попросили спроектировать здание для советского посольства, затем произошло судьбоносное знакомство с Рыковым, отдыхавшим в Риме после инфаркта), она поехала за ним.

В Союзе архитектор сразу развернул бурную деятельность. Одним из первых проектов стало строительство домов на Русаковской улице (1925). Здесь еще чувствуется влияние изящной архитектуры Италии: арки, балкончики. Вскоре Иофан засел за эпохальный заказ: дом ЦИК и СНК СССР (известный как «Дом на набережной»). В те годы советские чиновники квартировали в гостиницах «Националь» и «Метрополь», в Кремле. Решить жилищный вопрос должен был огромный комплекс на 505 квартир, включавший в себя кинотеатр, прачечную, фабрику-кухню, детский сад, сберкассу, спортивный зал. Жилища задумывались просторными и удобными: с мебелью из мореного дуба (тоже спроектированной Иофаном), горячей водой и газом. Завершилось возведение дома в 1931-м. Любопытный факт: в здании, где насчитывается 24 подъезда, отсутствует одиннадцатый. И дело здесь не в суеверии: проект корректировался на ходу. Согласно одной из версий, 11-й и 12-й подъезды собирались сделать привилегированными: хотели возвести по одной квартире на площадке, а не по две, как во всем доме. Затем из-за нехватки времени от идеи отказались и поделили квадратные метры 11-го подъезда между десятым и двенадцатым, сделав везде по две квартиры.

Следующим проектом стал Дворец Советов — о подобном заказе зодчий мог только мечтать. Здание высотой в 420 метров оставило бы позади нью-йоркские небоскребы. На первом этапе конкурса, состоявшегося в 1931 году, Иофан и другие архитекторы изобразили будущую постройку невысокой, словно распластанной по земле. Однако в 1932-м вышло постановление Совета строительства Дворца Советов: «Преобладающую во многих проектах приземистость зданий необходимо преодолеть смелой высотной композицией сооружения». В 1933-м в соавторы Иофану дали архитекторов Щуко и Гельфрейха, которые, как и он сам, тяготели к неоклассике. Работа над проектом превратилась в долгие споры и бессонные ночи. Иофану удалось отстоять одну из идей: он не хотел, чтобы масштабный Дворец подавлял людей — подобные ощущения он испытал во время поездки в США, когда гулял по Нью-Йорку. Архитектор предложил составить здание из водруженных друг на друга цилиндров. 

Подготовка к строительству началась еще в 1931 году. Планировалось, что колоссальный объект вместит два зала: большой был рассчитан на 21 000 человек, малый — на 6000. Статую Ленина, в которой усматривали намек на Колосса Родосского, также задумали огромной: высотой сто метров, причем голова памятника составляла бы 14 метров. Подобные сооружения требовали революционных технологических решений. В частности, была разработана особо крепкая сталь марки ДС. 

Однако помешала война: строительство приостановили, а зодчих эвакуировали в Свердловск. Иофан и там не переставал трудиться: подготовил еще один вариант Дворца Советов. После окончания Великой Отечественной он выступил с новым предложением: уменьшить высоту здания на сто метров. Но дело так и не сдвинулось с мертвой точки. Страна жила уже иными целями, и грандиозный проект оказался под сукном.

Неосуществленный замысел обернулся другой эпохальной стройкой. Еще во время работы над Дворцом Советов архитектор предложил возвести восемь высоток — чтобы они визуально поддержали новую доминанту столицы. В итоге было построено семь: еще одну, здание для Наркомата тяжелого машиностроения СССР, планировали разместить в Зарядье, однако там в итоге появилась гостиница «Россия». Работу над самой престижной — главным корпусом МГУ на Ленинских горах — доверили Борису Михайловичу. К сожалению, зодчему опять не повезло: он хотел поставить здание прямо над обрывом. Многие специалисты высказались против — из-за возможности возникновения оползней. В результате настаивавший на своем архитектор был отстранен от проекта, а заказ передали Льву Рудневу, который тем не менее учел разработки Иофана.

Среди достижений зодчего — павильон СССР на Всемирной выставке в Париже (1937), идея «Рабочего и колхозницы», блестяще воплощенная Мухиной, 16-этажные дома на Щербаковской улице в Москве, станция метро «Бауманская».

Умер Иофан, как и полагается профессионалу, за чертежной доской: его обнаружили без сознания в санатории «Барвиха», который он, кстати, сам и спроектировал. 

Прекрасно разбиравшийся в современной архитектуре и испытавший влияние конструктивизма, он всю жизнь оставался приверженцем классики. Громадные руины Колизея, строгая выверенность Капитолия, ясность очертаний колокольни Ивана Великого... Этот строитель нового мира, казалось, навсегда поверил в слова, сказанные ему в юности итальянским инженером Джузеппе Либери: «Красивое всегда оказывается самым прочным и удобным!»