21.10.2015

23 октября в Светлановском зале Московского международного Дома музыки Никита Михалков отметил свое 70-летие — совместным творческим вечером с композитором Эдуардом Артемьевым. А накануне юбилея народный артист России, председатель Союза кинематографистов РФ, президент Российского Фонда культуры и теперь уже полный кавалер ордена «За заслуги перед Отечеством» ответил на вопросы главного редактора газеты «Культура» Елены ЯМПОЛЬСКОЙ.

Два вектора в будущее

культура: Если отслеживать Ваши перемещения последнего времени, очевидно, что преобладают два направления: первое — Крым, второе — Китай.
Михалков: Оба — самые перспективные сегодня.

культура: Самые перспективные — в том числе лично для Вас? Можно полюбопытствовать, почему?
Михалков: Крым для меня значит очень много — и как вожделенное счастье детства, и как пример высшей справедливости. Крым аккумулирует в себе фантастическую чувственность и невероятную энергетику великих писателей, поэтов, художников… На мой взгляд, при правильном развитии Крым может стать реальной жемчужиной. Как и Камчатка, кстати говоря. Два полуострова — очень разные, на разных концах страны, но и у того, и у другого потрясающие перспективы, если этим заниматься. Надеюсь, Крым вообще даст пример всей остальной России, как надо существовать: радоваться тому, что имеем, созидать и не кукситься. Не требовать, чтобы кто-то пришел и все дал.

культура: Однако вряд ли Вы просыпаетесь по утрам с мыслью: Крым — это память моего детства, это Чехов и Волошин, пусть мне закажут билет Москва — Симферополь. Наверняка есть более конкретные поводы.
Михалков: Ну, конечно. Мне поручено восстановление Ялтинской киностудии. Мне поручена разработка мемориала Ханжонкова со строительством дворца для фестиваля «Евразийский мост» — причем фестиваль мы уже презентовали. Я убежден: если мы в условиях санкций будем просто клеить обои, крыть крышу, класть плитку на мостовой, не оглядываясь по сторонам, то к моменту, когда эти санкции, даст Бог, снимут, у нас появится готовая площадка для действительно серьезного международного форума кинематографистов.

культура: По Ялтинской киностудии — чего ждать? Каким Вам видится ее будущее? Про необходимую сумму — 80 млн. долларов — журналисты уже раструбили.
Михалков: Дело не в сумме. Прежде всего необходимо концептуальное решение. Студия с худсоветом, с главным редактором — здесь про это надо забыть. Ялтинская киностудия должна стать базой, оснащенной первоклассной техникой, и обеспечивать в будущем до 70 картин в год. На сегодня следует собрать 15 комплектов, чтобы могли одновременно сниматься 15 картин…

культура: Что такое комплект?
Михалков: Жилье — то есть приличная недорогая гостиница, съемочное оборудование, звукозаписывающая аппаратура, световая, техника, транспорт, камерваген, тонваген, гримваген, монтажные для чернового монтажа. 4–5 павильонов. Натурные площадки, где можно соорудить русскую деревню или мексиканский город — не имеет значения. Бассейн, который совмещается с морем, чтобы делать комбинированные кадры и заготовки для компьютерной графики. Когда мы работали над картиной «12» и снимали в Геленджике «Чечню», мы привезли туда 60 фур, держали их на стоянке под охраной, сами жили в разных гостиницах и каждое утро собирали группу по всему городу. Помимо неудобств, такой способ работы удорожает фильм на треть. А как должно быть в идеале? Ты приезжаешь с портфелем, в котором сценарий и смена белья. Все остальное имеется на месте. В случае с Крымом, где есть море, леса, поля, обрывы, каньоны, степи, и плюс к тому огромное количество солнечных дней в году, — при нормальной организации процесса можно уехать и вернуться назад с практически готовой картиной.

Не надо подражать «Мосфильму»: кирпич, колонны… Обычные сборные модули.

культура: То есть большого имперского стиля в Ялте не будет?
Михалков: Он там не нужен. Точнее, он нужен на экране, а не в производстве. У нас все наоборот: имперский стиль за кадром, а зрителю в итоге предлагают коммуналку…

Вот мемориал Ханжонкова — другой разговор. Это, в какой-то степени, декоративный поклон истории русского кино. А на студии все должно быть предельно функционально.

культура: Понятно. Теперь — про Китай.
Михалков: Китай — моя давняя любовь. Больше двадцати лет назад я снимал там «Ургу: Территорию любви». После чего отправил письмо тогдашнему председателю Совета министров РСФСР Силаеву. В котором написал, что будущее — на востоке.

культура: И не ошиблись.
Михалков: А я во многом не ошибся, если без ложной скромности говорить. Помнишь, я говорил, что надо прибраться в стране, сделать это государственной программой? И вот, начали приводить в порядок северные территории.

Два года назад выпустил документальную картину «Чужая земля». Там впрямую звучит текст: «Что будет, если мы поссоримся с заграницей и она откажется нас кормить?»… А «Солнечный удар», снимавшийся в Одессе буквально накануне украинской катастрофы, где герой говорит: «Я, что, не понимал? Я все понимал, но ни к чему не хотел прикасаться, ручки боялся замарать»… Китай — для меня уже двадцать лет назад это было очевидно — движется вперед с огромной скоростью. В том числе потому, что не отказывается от своего прошлого. И Мао Цзэдун спокойно лежит в мавзолее, и хунвэйбинов никто не клянет, и культурную революцию воспринимают спокойно — как определенный период собственной истории. Все это помогает им устремляться в будущее, опережая других.

Помню разговор с одним китайским чекистом, который был к нам приставлен. В хорошем костюме, очень хорошо говорил по-русски. Я — по наивности, возбужденный демократическими позывами — сказал ему: «Вот ведь какая трагедия — то, что случилось на площади Тяньаньмэнь!» Он в ответ: «Да-да, конечно… А кстати, сколько у вас в стране народа?» Я: «290 миллионов» — еще был СССР. «А нас больше миллиарда. Можете себе представить, что будет, если нас раскачают?» Одной фразой он нивелировал все мои потуги. Китайцы руководствуются массовым национальным сознанием. В большинстве своем — добровольным.

культура: Вам это близко?
Михалков: Да. Я всегда бился и дрался за индивидуальную свободу, особенно в творчестве, но понимаю, что бывают ситуации, при которых выживание нации требует аскетизма личности в отношении своих свобод. Причем осознанного аскетизма — это принципиально важно.

Воспитание желаний

культура: На Ваш взгляд, возможно ли в России вернуть подобную сознательность, учитывая, что людей на протяжении последней четверти века приучали уступать только соблазнам, а во всем остальном стоять за свое «хочу» насмерть? С одной стороны, у нас жуликоватая элита, которую сейчас начали потряхивать и из нее посыпались килограммы платиновых часов. С другой — народ беспредельно развращен установками «возьми от жизни все».
Михалков: Нет смысла обсуждать — возможно, невозможно… У нас просто нет другого выхода.

культура: Но как?
Михалков: Ясно, что самоограничение должно воспитываться с младых ногтей, с детства. Проблема в том, что поколение, которое сегодня становится родителями, само лишено этого. Слава Богу, сейчас на государственном уровне определенные шаги делаются: впервые за много лет заинтересовались учебниками по истории — что преподают, как преподают. Приходит отрезвление, это видно на самых простых примерах: возвращение школьных сочинений, увеличение часов на русскую литературу, ГТО…

культура: Стоило ли 25 лет блуждать, чтобы вернуться к советскому опыту?
Михалков: Нет, это не только советский, это российский опыт. Гуманитарное образование, чтение книг, учитель, который брал отстающего за шкирку и сидел с ним после уроков — не за деньги…

Мы отменили само слово «воспитание», выкинули его на помойку — под лозунгом, что раньше растили творцов, а теперь будем растить грамотных потребителей. Можно превратить русского человека в бездушного потребителя? Выяснилось, можно. Если даже огромную страну развалить оказалось не таким трудным делом — трех дней хватило! Ни ты, ни я, ни другие, на кухнях беседовавшие полушепотом, представить себе не могли, что все рухнет вот так вот, одним щелчком!

Горбачев, потом Ельцин — это честолюбивая жажда увидеть результаты своей жизни при своей жизни. Кстати, Петр I был точно таким же — первым большевиком, хотя его называют Великим. Изуродовал страну, навсегда разделил народ и интеллигенцию…

Если борьба с пьянством — значит, вырубить все виноградники. А в Беловежской пуще — уж ладно, разводитесь, — разве нельзя было решить вопросы Прибалтики, Крыма, Приднестровья? Мы вам это, вы нам то, без крови, спокойно. Но помешало желание скорее отправить телеграмму: «Ты больше не президент!». Забирайте сколько хотите независимости, нате все. А что миллионы русскоязычных людей остаются за рубежом в хрен знает каком состоянии, — так наплевать на них!

Чудовищно, когда «легкость мысли необыкновенная» у людей, облеченных гигантской властью. Все эти «бурбулисы», плеяда новоиспеченных руководителей из бывших комсомольцев, которые мгновенно продали и предали все, на чем делали карьеру. Потому что возникли другие возможности, и нужно было отречься, чтобы… Далее по списку: сидеть в кабинете Брежнева, ездить за границу, обогащаться.

Я бесконечно боюсь людей, для которых власть является мечтой. Власть — это крест. И только тому человеку, для которого власть — крест, я готов поверить.

культура: К сожалению, таких абсолютное меньшинство. Власть стала синонимом наживы. Вот объясните мне — зрелый умный опытный человек: откуда эта алчность? Когда драгоценности — мешками, недвижимость — кварталами, яхты — километрами…
Михалков: Это психология бомжа с трясущимися руками. У которого ничего не было, и вдруг в одночасье он дорвался. Здесь-то и сказывается отсутствие сбалансированности, аскетизма внутреннего, сосредоточенности внутренней, которая присутствует у людей, живущих небезоглядно, знающих, кто они и откуда.

Моя мама говорила: «Если тебе что-то катится в руки просто так, что можно взять без всякого труда, подумай, сколько человек из десяти от этого не отказались бы. Если больше пяти — откажись». Я так в армию ушел. Я свой военный билет нашел в туалете, мой сопровождающий нажрался — и потерял. Мне 26 лет, на дворе май, в октябре стукнет 27 — и я уже не призывник. Стоило бросить в унитаз, дернуть за веревочку, все — нет билета. Ничего не знаю, в глаза не видел, сопровождающему отдали… Сколько людей воспользовались бы этим безнаказанно? Я положил билет назад в портфель.

Не привожу себя в пример, но говорю о тех вопросах, которые человек сам себе задает, если его с детства научили думать. Внутреннее самоограничение в итоге доставляет огромное удовольствие. Это воспитание характера, твердости, воли, это выработка того самого состояния, которое никогда не позволит кому-нибудь снисходительно потрепать тебя по щеке…

Я за такое воспитание. Я не бедный человек, многое могу себе позволить, многим помогаю, но точно знаю: настоящая радость заключается в том, чтобы довольствоваться тем, что имеешь. Есть гениальная фраза одного чешского юмориста: «Настали тяжелые времена. Приходится обходиться без того, о чем наши предки даже не имели представления».

Вообрази: молодой красивый богатый Миллионер Миллионерович. Машины, яхты, самолеты, вертолеты, квартиры, виллы, шато, дачи — все есть. Случайно падает со второго этажа — не умер, жив, но у него теперь совсем другие интересы. В интернете ищет уже не яхту, а инвалидную коляску поудобнее, чтоб можно было на горшок сходить, чтобы она перевозила, поднимала, обогревала. Поразительно, как меняются желания при ограничении возможностей! Хорошо бы помнить об этом, пока ты здоров и силен.

культура: Вы помните?
Михалков: Я, мне кажется, умею разделять — что мне действительно надо, а что лишнее. Вот хорошую охотничью одежду — хочу. Оружие надежное, оптику современную. Хорошую аппаратуру иметь на площадке. Чтобы актеры были каждый в своем трейлере, чтобы у меня был теплый трейлер — вот этого я хочу. Чтобы горячей едой кормили на площадке всех поголовно, включая массовку. А золотой Vertu мне просто не нужен. Он нужен тому, кто хочет его показывать, положив на стол и наблюдая за реакцией людей: ух, ты! вон у него что!

Смел и прав

культура: Вы неоднократно повторяли, что не отрекаетесь ни от каких собственных слов и поступков. А нет ли сожалений о том, что в августе 91-го выступили на стороне тех, для кого власть была мечтой?
Михалков: Я был на стороне Ельцина только в том смысле, что понимал: перестройка — это чистая профанация. Взгляд секретаря крайкома не может охватить огромную страну. Быстро выяснилось, что и первого секретаря свердловского обкома — тоже. Они видят в пределах своего кругозора, к сожалению, сильно ограниченного: подковерная борьба, звонок сюда, звонок оттуда — это да, это им понятно… Ручки связаны, только пальчики шевелятся, обнять не может — разве что ухватить. А Россия такого не терпит. Кстати, Ельцину из-за отсутствия масштабного мышления было «уютно» сократить страну — в частности, отсюда и вырос Беловежский договор.

культура: Чем определяется масштаб правителя в Вашем представлении?
Михалков: Масштабный правитель понимает: если смотреть вперед и далеко, придется совершать поступки, сегодня непопулярные. Но впоследствии они окупятся. Человек мелкий и суетливый будет просто печатать деньги, чтобы заткнуть дырки сейчас, даже если потом это приведет к катастрофе. Необходимо мужество, чтобы выйти и сказать: «Да, пока будет трудно, объясню почему…»

культура: С одной поправкой: трудно должно быть всем. Включая ближайшее окружение правителя. Народ страдает не от ограничений, а от социальной несправедливости.
Михалков: Конечно! Именно это нам приводят в пример, говоря о Сталине: шинель, пара сапог… Но там другая история — Сталину было достаточно того, чем он владел.

культура: А владел он страной.
Михалков: Да. И он чувствовал эту страну, он ее видел. Поэтому ему шелковые костюмы от Бриони были не нужны. Френч из хорошей ткани, сапоги из мягкой кожи — достаточно. Когда благополучие определяется количеством бриллиантов у жены и количеством часов в твоем сейфе, ты становишься уязвимым. Стоит у тебя все это отнять — и ты голый, жалкий, готовый на все… У нас в сценарии «Грибоедова» разъяренная чернь врывается в кабинет в Тегеране, а Грибоедов вынимает шпажку посольскую и встречает их лицом к лицу…

Шукшин говорит: «Счастье — это когда смел и прав». Вот Путин с трибуны ООН спрашивает: «Вы хоть понимаете, что вы натворили?», — как глава семьи, как старший перед непутевыми детьми, и все сидят напряженные. Ни одного хлопка, но впитывают каждое слово, потому что оно наполнено чем? Правотой и смелостью.

культура: Вы общаетесь с президентом. Для него власть — крест?
Михалков: Не знаю, что именно, но точно, не мечта.

культура: Однако и не мучение? Мол, какое бремя, когда же я наконец его сброшу?
Михалков: Он азартен, он игрок! Но играющий за страну, а не за себя только. И это принципиальный момент. Вспомни других наших правителей: за кого они играли, тот же самый Ельцин? За себя. Обида — моя, месть — моя, власть — моя. Теннисный корт — Силаев мне рассказывал. Ельцин подает, Силаев стоит спиной. Бум! Силаев: «Я же спиной стоял!» — «Это Ваши проблемы»… При том, что он мужчина, он боец — Ельцин. И очень многое ему можно простить за то, что он, сам того не ведая, привел Путина. Не думаю, что он мог представить, кем Путин станет для России.

культура: Вы говорите: секретарь обкома, секретарь крайкома — узкий обзор, недостаточный опыт. У Путина тоже не было опыта государственного управления. Однако уже 15 лет мы все с изумлением наблюдаем такой поразительный личностный рост…
Михалков: Он ездил по стране, вникал, познавал, он учился. Картинка из жизни: 2003 или 2004 год. Путин в поездке, где-то в регионах, встречается с людьми. Вышел из толпы какой-то человек, руку ему пожал и говорит вдруг: «Молодой ты наш хозяин…» Такое вроде уничижительное, по нынешним представлениям, слово: ах, он хозяин, а мы холопы, что ли?! Но тот человек другой смысл вкладывал — исконный, православный. «Хозяин» — значит, ты за нас отвечаешь. И мы тебе верим.

Я иногда изумляюсь, кто находится на более низких этажах здания власти, при том, что на верхнем этаже — такой президент…

культура: По-моему, весь народ изумляется.
Михалков: Подождем, посмотрим. Президент всегда поступает согласно своим ощущениям, — и они у него очень мощные, эти ощущения… Что мне кажется ОЧЕНЬ важным: он обязан последовательно готовить себе смену, это его долг перед народом, чтобы сохранилась преемственность власти — без соблазна строить будущее на отрицании прошлого. Чтобы страна ни на секунду не остановилась в своем движении.

культура: Движении — куда?
Михалков: По моим представлениям, не направо, не налево, а вглубь. В самую сердцевину всего, что накоплено веками — и за последние годы тоже. Со всеми ошибками, на которых нужно учиться. Только этим можно сохранить доверие народа. Который, если и упрекнет тебя: «Ну что ж ты, милый, мы на тебя полагались», так ты ответишь: «Виноват, ошибся. Но в этой ошибке не было ни хитрости, ни злого умысла, ни своекорыстия, ничего, что было бы выгодно лично мне. Я так думал, и вы меня поддержали. Если ошиблись, давайте вместе исправлять». Это настоящий мужской разговор с людьми!

Президент, кстати, умеет разговаривать с людьми, что очень важно. Мало того, он умеет слышать. Не только слушать — слышать. И в том, что слышит, снайперски выбирает главную точку, самую суть — и по ней задает вопрос. Я видел персонажей, которые невероятно складно «несли пургу», а на его вопрос ответить не могли, и все рассыпалось. Сразу становилось понятно, что все наговорено ради одной маленькой личной цели, а нагромождение фраз про патриотизм — просто гарнир.

Молодой кавалер

культура: В год юбилея подписан Указ о присуждении Вам ордена «За заслуги перед Отечеством» I степени. Таким образом, среди деятелей культуры Вы стали самым молодым полным кавалером этой награды. Уже чувствуете себя «аксакалом» — хотя бы по формальным признакам?
Михалков: Могу сказать одно. Я абсолютно не чувствую сделанного мной. На днях привезли — Госфильмофонд выпустил — два блока моих картин, во‑оот такие толстые коробки. Смотрю и думаю: японский городовой! Неужели, я столько настрогал?

культура: А заслуги перед Отечеством первой степени ощущаете?
Михалков: Ни в коей мере. Особенно обалдел, когда узнал, что с этой наградой становлюсь полным кавалером… Понимаешь, я никогда не работал для наград, для славы. Никогда в жизни. Конечно, приятнее получить орден, чем три года колонии, но, так сказать, «груза всего мною созданного» я не ощущаю. То есть, когда кто-нибудь откровенно хамит в интернете, бывает мгновенный порыв ответить: да ты кто такой?! Но я этого не делаю, чтобы не прославлять хамов. Вообще, мне проще дать в морду, чем меряться регалиями.

культура: А как старел Ваш отец? Ему было свойственно «почивание на лаврах»?
Михалков: О чем ты? Он хохотал, как ребенок. Он с азартом решал какие-то пустяковые — вроде недостойные не только живого классика, но в принципе, взрослого человека — задачи. В этом мы с ним похожи. Вот я выпил бутылку воды, бросил ее в корзину и промахнулся. После этого битый час буду бросать, да еще и увеличивать расстояние, но я попаду! Люди меня ждут, самолет уходит — нет, спокойно, еще шаг назад, попал, все, пошли… Не знаю, как это назвать.

культура: Мальчишество.
Михалков: Или шизофрения.

Когда я маленькую Надю наказывал за то, что она плохо себя ведет, и не вез ее в «Луна-парк» в Испании, я страдал больше, чем она. Потому что мне там было интереснее. А сейчас мне интереснее общаться в лесу с егерями, чем тусить на afterparty любого фильма, даже своего собственного. Меня совсем другие вещи привлекают. Уехать верхом в поле и стоять на обрыве, а внизу Ока течет… На словах это выглядит таким специальным романтизмом, но я-то знаю, что еду туда не для того, чтобы потом в интервью рассказывать. Просто не могу не ехать.

культура: Собственно, только неизжитым мальчишеством я могу объяснить Ваши восторги по поводу фильма «14+»…
Михалков: Ты не права категорически. Это очень чистая картина. Это очень нежная картина. Это картина, из которой родители хотя бы приблизительно могут понять, чем живут сегодня их дети.

По двухминутному трейлеру сделали вывод, будто там «порнография» — бред!

культура: Тут полностью согласна. Порнографию в «14+» могут усмотреть только умалишенные. Но вот отсутствие сюжета, длинноты, невнятная целевая аудитория — по-моему, это лежит на поверхности. А когда показывают грязную, праздную, «быдлячью» страну, мне все едино, кто это делает — западник Звягинцев или патриот Зайцев.
Михалков: Не считаю нужным спорить. Отвечаю за свои слова. Специально остался в Москве, чтобы эту картину представить, потому что первым ее увидел и сразу сказал: «Блистательная работа!» Современное кино, с замечательными юными актерами, с прекрасным взглядом на время и людей, точным балансом светлого и темного. Реальная жизнь, не очень устроенный быт и зарождающаяся любовь, которая еще не понимает, что она такое, когда первое вожделение и природная чистота этих ребят соединяются… Единственная на сегодня картина о 15-летних, которая меня не отворачивает от них. Красивый, тончайшей ювелирной работы фильм! Будь он готов к началу ММКФ, думаю, его без вопросов взяли бы в конкурс и Андрей Зайцев мог бы получить приз за лучшую режиссуру.

Наказание Европы

культура: Проект «Бесогон» на канале «Россия 24» — очень сильный с точки зрения доходчивого разъяснения ситуации на Украине — приостановлен?
Михалков: Нет-нет. Просто отпуск у всех был. Вернемся обязательно. Зрители просят.

культура: Вы попали в черные списки нынешней украинской власти, Вам закрыли въезд на Украину. Это доставляет какие-то неудобства? Знаю, например, что Вы любили бывать в Киево-Печерской лавре.
Михалков: Главные неудобства связаны с тем, что на Украине живут мои товарищи. И живут как раз в режиме таких отношений. Мне неудобно за них, за то, что они вынуждены это терпеть.

культура: Есть что-то на Украине, дорогое для Вас, любимое?
Михалков: Я обожаю Украину. Я снимал там Обломовку. Я снимал «Рабу любви» в Одессе. И «Солнечный удар»… Это благословенный край с простыми, замечательными, веселыми людьми. Но там совершена страшная порча, и я считаю, мы сами в этом виноваты. Имперское самосознание при отсутствии имперской культуры: ну, мы же братья, куда они денутся? Газ есть — и ладно. Горилка, сало, кабаны, лодки, Днепр, море — поехали… А, условно говоря, Нуланд, в это время работала. 23 года она и ей подобные работали каждый день. В итоге на Украине выросло поколение, которое никогда не повернется лицом к России.

культура: Мы потеряли их навсегда?
Михалков: Да, то поколение мы потеряли навсегда. Оно должно пройти, нахлебавшись страданий, и дать нахлебаться следующему поколению, чтобы те наконец сказали американцам: «Да вы что?! Да идите вы!» Только тогда может начаться что-то новое. Сегодня это нереально. Вот почему Донбасс изо всех сил держится, чтобы в ту же пропасть не свалиться.

культура: Вы ведь собирались в Донбасс?
Михалков: Да, мы хотели привезти туда «Солнечный удар», но картина еще не имела международного разрешения, а формально это заграница, и мы не могли ее показывать. Но я очень хочу и, надеюсь, поеду.

Когда меня спросили, какие чувства я испытываю по поводу запрета въезда на Украину, я сказал: наверное, те же, какие испытал бы Сергей Эйзенштейн (не равняюсь с ним талантом, просто профессия общая), если бы ему отказали во въезде в Германию в 1939 году.

Самое страшное, что происходит сегодня, — это абсолютно неограниченная ложь и подтасовки. Когда говорят: это белое. — Какое белое? Это зеленое, помилуйте, вот белое! — Нет, это белое. 60 стран говорят, что это белое. Вы что, изгои, с ума сошли? Вы больные люди!

Вот что самое страшное.

Кто сбил самолет? — Русские! — Но есть же доказательства, что украинцы! — А мы знаем, что русские! Посмотрите в интернете!

Бывает такая ложь, от которой задыхаешься. Бессовестная, наглая. Абсолютное опьянение безнаказанностью со стороны Запада, а со стороны Украины — совершенное порабощение. То, что в этом участвует Европа… Наказание, я думаю, будет чудовищным. Там некому сопротивляться. Приехали молодые, здоровые, пока говорят: «Помогите, нам плохо», и Европа отвечает: «Да, конечно, толерантность превыше всего». Те покушают немножко, отдохнут, потом расправят плечи: «А вы кто такие здесь вообще?».

культура: У меня крепнет уверенность, что Штаты сознательно уничтожают Старый Свет. Они подкинули идею Евросоюза, они нагнетают гей-пропаганду, в действительности очень жестко регулируя эти процессы у себя…
Михалков: Это правда.

культура: … Они устроили «арабскую весну» и разрушили несколько вполне благополучных государств, понимая, что беженцы хлынут не через океан, а в Европу.
Михалков: Абсолютно точно.

культура: Америке Европа не нужна. Единственные, кто способен ее защитить, — это мы.
Михалков: Ну и Китай, если захочет.

культура: Но Китаю чужда европейская культура. А мы за Шекспира и Джотто еще готовы тельняшки рвать.
Михалков: Китай будет защищать себя, а не европейскую культуру. К тому же Китаю нужна Россия.

культура: То есть мы — по старой нержавеющей любви, а там — прагматичные геополитические цели.
Михалков: Американцы забывают, что есть вещи, которые нельзя просчитать. Надо мной — да и над тобой тоже — все издевались, когда мы высказались по поводу Японии: «наезд» на Россию — и вдруг землетрясение, цунами, Фукусима… Но можно смеяться, можно возмущаться, а факт остается фактом: Вселенная реагирует. Понятия Добра и Зла существуют, если есть Бог, значит, есть и дьявол. Запад прямым путем движется к Антихристу. Все, что было плюсом, автоматически становится минусом, и наоборот. Когда американский президент присягает на Библии, а потом легализует однополые браки, он идет на прямое нарушение присяги.

Грибоедов у своей могилы

культура: Смотрю репортажи из Сирии — и вспоминаю Ваш сценарий «Жизнь и гибель Александра Грибоедова». Западная закулиса убирает русского дипломата в Тегеране руками разъяренной толпы. Кукловоды исламской черни всегда живут на Западе.
Михалков: Правильно! А когда это было написано? В 1985 году! Это к вопросу о «пророчествах».

культура: Считаете, Россия разумно поступила, вмешавшись в сирийскую проблему?
Михалков: Да. Мы и так уже пропустили Ливию — не решились наложить вето. Каддафи убили — не скажу, что по нашей вине, но при нашем молчаливом согласии.

культура: Не могу не спросить, на какой стадии находится «Грибоедов».
Михалков: Все назрело. Ищем деньги. Все-таки 20 серий исторической ленты — с огромным количеством костюмов, реквизита, декораций, с необходимостью выезжать в экспедиции. И внутри — полнометражный двухсерийный фильм. Причем фильм — динамичный, «экшн». И обстоятельный сериал.

культура: Можно полюбопытствовать, чем близок Вам Грибоедов? Его главный герой — явно не Вашего романа.
Михалков: Чацкий? Конечно, не моего. Неумный человек. Набоков, по-моему, еще крепче высказался — назвал его идиотом.

культура: Неумный и неблагодарный. Приехал к Фамусову, который его вырастил; нахамил, испортил всем настроение… Но почему в таком случае — Грибоедов? Не другой Александр Сергеевич, который всем нам роднее? Что Вас зацепило еще тридцать лет назад?
Михалков: «Смерть Вазир-Мухтара» Тынянова. И догадка, что гибель Грибоедова — не случайность, а спланированное убийство. Антироссийский заговор. Работая, мы окончательно утвердились в этом мнении. Мало того, обнаружили документы, подтверждающие, что министр иностранных дел граф Нессельроде был резидентом английской разведки…

культура: Вас увлек детективный сюжет? Вроде бы Вы к этому жанру не склонны.
Михалков: Почему? Разве «12» не детектив? Я не имею в виду Пуаро или Мегрэ, но секретные пружины событий всегда безумно интересны. А там целый клубок: государь, Россия, война с Персией, англичане, плюс любовная линия… Более того, можно было бы сделать еще один абсолютно потрясающий виток, но мы уже закончили сценарий, когда получили эту информацию — по-моему, от Ильи Глазунова. История такая: Грибоедов в Персии. Его находят зороастрийцы, огнепоклонники. Говорят: Вы завидуете одному человеку — Пушкину, не можете сравняться с ним талантом. Мы Вам поможем: на короткое время сконцентрируем Ваши возможности, Вы напишете произведение, достойное пера того человека, но затем Вы должны уйти к нам. Он соглашается. Пишет «Горе от ума», два гениальных вальса. Потом возвращается в Персию, пользуясь волнениями, подкладывает вместо себя другого человека, а сам уходит. Финал картины: Мтацминда, грот, «… для чего пережила тебя любовь моя». Нино Чавчавадзе каждый день приносит цветы… Неподалеку сидит старичок с палочкой — смотрит. Грибоедов у своей могилы.

культура: Потрясающе! Но этого мы в картине не увидим?
Михалков: Нет. И не только потому, что литературоведы нас бы просто убили. Такой вариант лишает картину политической интриги, которая, на мой взгляд, сегодня очень актуальна.