Александр АНДРЮХИН

22.05.2014

C 1 июля в России вступает в силу закон, запрещающий употребление мата в СМИ, произведениях литературы, искусства, концертных и театральных постановках. Так что любителям послушать со сцены ненормативную лексику надо поторапливаться. Ну а творческим коллективам, привлекающим публику разнообразной нецензурщиной, пора подумать о своих перспективах. Остается, впрочем, еще одна пикантная замануха — однополая любовь. В новомодном «Гоголь-центре», финансируемом из столичного бюджета, предусмотрительно разложили яйца по разным корзинам. Мат — само собой, но и про гей-радости не забывают. В этом убедился спецкор «Культуры», внимательно изучив репертуар.

Когда речь идет о площадках новых, экспериментальных, зачастую кажется, будто создавались они исключительно на радость театральным критикам и оценивать их продукцию могут только специалисты. Как будто билеты не поступают в открытую продажу. Как будто обычный человек, не великий знаток театра, а то и гость столицы, застрахован от случайного визита в цитадель креативных пороков.

Если вам попадется школьник, который сообщит, что сюжет «Мертвых душ» разворачивается в лихие 90-е, Чичиков — это американец, приехавший в Россию сколотить капитал, Манилов — трансвестит, а Плюшкин — некрофил, это означает лишь одно: злосчастный подросток посмотрел постановку Кирилла Серебренникова в «Гоголь-центре», бывшем Драмтеатре имени Н.В. Гоголя. 

— Никогда не думала, что театр станет местом, куда опасно отпускать детей, — возмущается москвичка Надежда Гордеенко. — Недавно мой сын с одноклассниками ходили на спектакль в «Гоголь-центр». После этого у него в речи стал проскальзывать мат. Сделала замечание, а он: сейчас все так разговаривают, вот и в театре тоже. А недавно на литературе что учудил, мне учительница рассказывала: выдал, что Коробочка предлагала Чичикову оральный секс. Оказывается, и это он почерпнул из спектакля...

Девушки и «Отморозки»

«Иди, — сказали мне в редакции и выдали стопочку купюр для приобретения билетов. — Расскажи, как чувствует себя в «Гоголь-центре» рядовой зритель. Поступай по-булгаковски: что видишь, то и пиши, а чего не видишь, писать не следует».

Для начала купил я билет на спектакль «Отморозки». Говорят, что театр начинается с вешалки — в «Гоголе» все начинается гораздо раньше. Прямо в фойе стоят два ряда уродливых голых тел из фанеры. Один ряд стреляет из винтовок, другой — падает и корчится, сраженный пулями. Оказалось, впрочем, что это не декорации к выползшей со сцены модернистской постановке, а выставка художника-авангардиста.

Дизайн помещения впечатляет: штукатурка со стен содрана, грязные кирпичи, бетонные балки. В зрительном зале еще мрачнее. Те же голые стены, вдоль которых тянутся обнаженные кабели — напоминает громадный цех заброшенного завода. Зрители — в основном молодежь, преимущественно почему-то девушки с возбужденным блеском в глазах. Похоже, они здесь не в первый раз и знают, зачем пришли.

Хотя спектакль способен ошеломить даже крепкого мужика. Злобные подростки, вышедшие на городские улицы (действие, похоже, происходит в начале нулевых), сквернословят, ссорятся с родителями и набрасываются на милиционеров. На сцене то и дело кто-то кого-то молотит, причем, как правило, несколько на одного: то милиционеры — дубинками, то подростки — ногами. При этом ни к одному персонажу не возникает ни сочувствия, ни симпатии, все в равной степени неприятны. 

Главный герой постановки — мат. Бессмысленный и для непривычного уха беспощадный. Используется он не только для выплеска эмоций, но и просто в качестве разговорного языка. Сам я — уж простите за отступление — вырос на Волге, на городской окраине, работал на рыболовецком флоте, ходил по тайге с геологами, а рабочими у нас нанимались матерые зэки, но такой плотности мата на единицу времени не припомню. Поверьте: в реальной жизни так обильно не сквернословят. 

Впрочем, говорят, искусство и не должно копировать действительность — возможно, режиссер Кирилл Серебренников исходил именно из этого.  Во всяком случае, я порадовался, что не взял с собой дочь: сквернословие, насилие, демонстрация голых задниц, лишенные реального эротизма нарочито грубые интимные сцены — сгорел бы со стыда...

Разрыв сердца по приколу

Премьерный спектакль «Марина» проходил в Малом зале, заполненном едва ли на треть — в основном девушками студенческого возраста. Заметил я и нескольких юношей с жеманными манерами.

В аннотации к постановке говорится, что это психологическая пьеса, в которой происходит общение не между людьми, но между их подсознаниями. Звучит интригующе. Действие разворачивается ночью. Взрослые ищут в лесу потерявшуюся четырехлетнюю девочку.

На самом деле никто никого не искал. Мужики матерились, женщины открывали в себе экстрасенсорные способности, но больше всех преуспел в этом подросток-гей. 

Главная героиня Марина — то ли повар, то ли работник торговли. Она-то и привела в лес гея-экстрасенса в надежде, что тот укажет, где пропавший ребенок. Но вместо этого подросток начинает издеваться над родителями: мол, покайтесь, ваша девочка на небесах, и ей там хорошо. И вдобавок злорадно хохочет.

Между тем сюжетный туман сгущается. Оказывается, кроме той малышки, пропали еще две девушки. В процессе поисков некая женщина привела в лес собственную дочь — чтобы найти ей жениха. Тут все логично: где же еще искать счастье, как не среди волонтеров? Однако эта линия повисла, не дойдя до завершения. Как и многие другие. Вообще, не покидало впечатление, что для создателей постановки (режиссер — Женя Беркович, ученица Серебренникова) завершение сюжетных линий, тем более логическое, — это вопрос второстепенный.

Юноша нетрадиционной ориентации так и не проявил экстрасенсорного дара. Да и, похоже, забыл о своей изначальной миссии, переключившись на какого-то мужчину, перед которым крутился голышом, прикрыв срамное место поролоновой игрушкой. А главная героиня скончалась от разрыва сердца. Гей-экстрасенс наговорил ей, что это он убил и четырехлетнюю девочку, и двух девушек до того. Но, оказывается, он прикололся — девочку нашли. А женщина умерла.

— Это из-за меня? — удивляется в финале дебиловатый гей.

Сочувствия, впрочем, снова никто не вызывает. Холодно, холодно, холодно. Пусто, пусто, пусто.

Муть голубая

На «Пробуждение весны» по пьесе немецкого писателя и драматурга Франка Ведекинда я шел со знанием предмета. Пьеса, написанная в конце XIX века, еще в начале прошлого столетия подверглась острой критике со стороны русской интеллигенции. В ней рассказывается о 14-летних гимназистах. Один из них не сдал экзамен и, испугавшись гнева родителей, покончил жизнь самоубийством. В 1907 году «Пробуждение весны» поставил Мейерхольд. Хотел привлечь зрителей в Театр Комиссаржевской. Однако просчитался. Зрителей не добыл, а гнев творческой интеллигенции навлек. Философ Василий Розанов назвал «Пробуждение...» пошлым физиологизмом, а не эротическим переживанием. Блок окрестил Ведекинда «пресыщенным последышем, которому и смеяться уже лень и которому не снилась не только трагедия, но и самое маленькое страданьице». «Нам отвратительны не только глупые родители и учителя, но и порочные дети», — читаем у Блока в журнале «Луч» по поводу этой пьесы. В 2006-м «Пробуждением...» заинтересовались на Бродвее — сделали мюзикл. Тот же жанр выбрал и Серебренников. 

Спектакль о 14-летних подростках, возрастной ценз 16+. Зрительный зал заполнен до отказа. Первые бурные овации разразились после того, как учащиеся гимназии дружно выматерились под финал исполненной хором песни.

Вскоре подоспела и клубничка. Гимназист по имени Мориц под одобрительный смешок зала начал мастурбировать во время чтения Шекспира. Второй — по имени Мельхиор — на практике объяснял ровеснице из соседней гимназии, откуда появляются дети. Похоже, она не имела об этом никакого представления. По ходу пьесы Морица пытается заманить к себе его подруга. Но юноша не в настроении. Он не сдал экзамен и за это получил затрещину от отца. Чем не повод прыгнуть с крыши? Спрыгнул. Похоронили.

Соблазнивший ровесницу Мельхиор попадает в колонию, поскольку девушка забеременела. К середине второго действия становится ясно, к чему все идет. Еще два гимназиста приходят к выводу, что единственный путь не повторять ошибки друзей — это стать геями. И то верно. Один говорит однокласснику, что у мужчины в этом мире только три пути: поддаться чувству к девушке — и тогда угодишь в колонию, как Мельхиор, не поддаваться чувству — и тогда повторишь судьбу Морица, то есть отправишься на кладбище, но есть еще и третий путь — снимать сливки. После этих слов юноши целуются взасос, и зал визжит от восторга. Кстати, такого монолога в оригинале пьесы нет. Это сугубый креатив «Гоголь-центра».

Наконец, удравший из колонии Мельхиор приходит на могилу соблазненной девушки. От чего она умерла, остается за кадром, то бишь за кулисами, но это не имеет особого значения. Парнишка в отчаянии, но тут его жертва восстает из могилы, да не одна, а с тем самым Морицем, покончившим жизнь самоубийством. Дуэтом они поют о том, что смерти нет, а все страдания земной жизни происходят от моральных ограничений. Освободись от них и станешь свободным и счастливым!

Окрыленный Мельхиор с радостным возгласом: «Теперь я знаю, что делать!» убегает со сцены. То ли записываться в геи, то ли дальше соблазнять девушек. 

В зале я заприметил девушку, которая громче всех кричала от восторга и требовала: «Автора!» На выходе спросил: неужели и впрямь так понравился спектакль?

— Да ну, муть голубая, — засмеялась девушка.

— А чего же тогда автора вызывали?
— Да просто прикалывалась!

Бородатые женщины

А что же, собственно, Гоголь? Побывал я и на «Мертвых душах». Честно говоря, думал, преувеличивает огорченная мать, чей отпрыск изучал великую поэму по постановке в «Гоголь-центре». Оказалось, наоборот: действительность, как говорится, значительно превзошла...

Начнем со знаменитого образа — Русь-тройка. У Серебренникова это тройка алкашей. Типа, вот кто олицетворяет сегодняшнюю Русь. Сидят, короче, эти кони-алкаши, выпивают у «Шиномонтажа». По ходу дела тырят шины, жонглируют ими (довольно ловко, надо признать) и, пробуя их на зуб (вот находка так находка!), задаются вопросом: «Доедет ли эта лысая резина до Казани?». К слову, в автомастерских уже лет двадцать как не держат алкашей и давно не воруют шины. Там работают непьющие гастарбайтеры.

Ладно, смотрим дальше. Вот Манилов, нищий придурковатый пенсионер. Дети у него — бандиты, а жена — злобная и бородатая. Это, кстати, фишка — все роли, в том числе и женские, исполняют актеры-мужчины. Собакевич — бывший работник спецслужб, грубый, обрюзгший, потный. Пальцы веером. Разговор с Чичиковым записывает на диктофон. Ноздрев — оптимистичный бандюган в тренировочных штанах. Прикольный Плюшкин — маньяк-некрофил, который не хоронит умерших крестьян, а складывает их на столах. Короче, криминальная бодяга из 90-х, сейчас так не носят.

Не чета всей этой гоп-компании Чичиков. Чистенький, опрятный, интеллигентный, с ноутбуком под мышкой. Говорит с сильным акцентом (то ли замысел такой, то ли потому что актер — американец). Ясное дело — иностранцу почет и уважение. Едва Чичиков появляется в имении Коробочки, на него набрасываются местные дамы. А поскольку дам играют мужчины, то столь любимый Серебренниковым толерантный подтекст угадывается с трех нот. Или, если угодно, с трех букв. Коробочка (естественно, актер-мужчина) расстегивает гостю ширинку, наклоняется... Зрители ахают, предвкушая... В задних рядах даже привстают... Но тут Коробочку оттесняют остальные претенденты. Чичикова валят на пол, раздевают, и начинается вакханалия.

Большинство зрителей на «Мертвых душах» смеялись, видимо, им понравилось. Впрочем, это было большинство от меньшинства: желающих познавать Гоголя в трактовке одноименного театрального центра не набралось и половины зала.

Нравится, не нравится — «Русская красавица»

Постановка «Русской красавицы» (режиссер — все та же Женя Беркович) на фоне предыдущих спектаклей показалась мне даже несколько пуританской. Хотя в основе, как вы понимаете, — скандальный роман Виктора Ерофеева конца 80-х. Тогда это была бомба. Сегодня читать его скучновато, а уж на сцене это сплошной нафталин.

Главная героиня кувыркается на матрасах и, глотая слова, имитирует бурный темперамент. Уровень игры — как в школьной самодеятельности. Не помогает даже песня типа на французском. Вдобавок аккомпаниатор-гитарист то и дело промахивается мимо струн — видимо, мешает маска ворона. В итоге героиня опять-таки умирает — и снова не понятно, по какой причине. То ли задохнулась от бега в образе Жанны д’Арк, то ли не перенесла секса с покойным Леонардо.

Развязки, вообще, как я понял, слабое место «Гоголь-центра». А еще невозможно отделаться от мысли, что Серебренников застрял в начале девяностых, когда чернуха и матюги были для сцены в новинку. Тогда этим грешили многие театры. Хотя, давайте будем справедливы: и сейчас сценический мат разносится в Центре имени Мейерхольда, в Театре.doc и даже в МХТ имени Чехова. Кстати, не советую родителям отпускать детей в МХТ на «Карамазовых». Там им расскажут, что Грушенька и Катерина Ивановна — лесбиянки. На этом фоне старец Зосима, фривольно отплясывающий под Пугачеву, — как-то даже и не прикольно.

Что касается формы, быстро замечаешь, что все спектакли «Гоголь-центра» сделаны по шаблону: одна и та же динамика, одни и те же мизансцены, неизменные актерские приемы. Девушки из спектакля в спектакль свертываются на столах калачиком, актеры застывают в коробках в уже знакомых тебе позах. В действительности это все. А дальше начинаются изыски театральных критиков, готовых замысловато шифровать любую пустоту.

Как тут не вспомнить Гарсиа Лорку, который говорил, что театр, как барометр указывает, на подъем или упадок нации. «Увечный театр, отрастивший копыта вместо крыльев, способен растлить и усыпить нацию».

Конечно, в «Гоголь-центр» в основном ходят люди, знающие, зачем пришли. Есть такие, у кого от новаторских идей глаза лезут на лоб, однако основная масса все же «свой» зритель. Ну и на здоровье, казалось бы: насильно никого не гонят, не хочешь — не смотри. Вот только «Гоголь-центр» — не частная студия, а государственное учреждение культуры, финансируемое из наших с вами налогов. Лично я против того, чтобы ежемесячно отчислять свои трудовые рубли на развитие подобного искусства. Хватит с них денег, внесенных в кассу, — цена билетов здесь до 3 тысяч рублей.

Эх, рассказать бы Гоголю... Или хотя бы Собянину.