Двужильный, совестливый, безотказный: 100 лет назад родился Владимир Самойлов

Николай ИРИН

14.03.2024

Двужильный, совестливый, безотказный: 100 лет назад родился Владимир Самойлов

Материал опубликован в февральском номере журнала Никиты Михалкова «Свой».

«Перестройка», «ускорение», ожидание и наступление «перемен», после чего пришел черед жадному, безудержному потреблению вкупе с перманентным карнавалом — эти этапы слома прежних социальных парадигм постепенно привели нашу творческую элиту к тотальной невосприимчивости реальности, к полной утрате не только традиционных морально-нравственных, но и рационально обусловленных ориентиров. Из составленного «бомондом» списка «великих и выдающихся» блистательный актер театра и кино, ветеран Великой Отечественной Владимир Самойлов был вычеркнут потому, что его психофизика слишком явно противостояла пошловатой категории «интересное».

Этот артист в памяти соотечественников ассоциируется с такими понятиями, как почва, труд, служение, отеческое плечо, внятность высказывания, определенность позиции, надежность... Наблюдая за его персонажами, массовый зритель, с одной стороны, не скучал, с другой — был решительно избавлен от сомнительных художественных экспериментов.

В телефильме «Судьба барабанщика» (1976) Владимир Яковлевич сыграл злонамеренного иностранного шпиона, который притворился дядей главного героя, донельзя наивного пионера. Образ дядюшки, работающего на пару с другим вражиной, стариком Яковом, в литературном оригинале нисколько не подретуширован, сотрудничество слишком доверчивого мальчика и хитрого взрослого не выглядит там абсурдным благодаря виртуозному письму Аркадия Гайдара. На экране же реализм в подобных сценах преобладает, что называется, по определению: «дядю» нельзя показывать как заведомо злобного демона, ибо химия сердечных отношений между отроком и его псевдоопекуном должна убеждать зрителя на тонком эмоциональном уровне.

Потому-то и пригласили в этот фильм Самойлова, «фирменные» заботливость и сердечность которого периодически дезориентируют даже самую искушенную публику. Та, как правило, вдумчиво, критично оценивает: да, строг, да, излишне, пожалуй, требователен к ребенку, но ведь это — несомненное проявление родственной, заботливой натуры. Многим соотечественникам сей персонаж хорошо памятен и спустя полстолетия. Присущие ему «нравственная позиция», учительская интонация, резонерство, подкрепленные безукоризненной мужественностью, способствовали тому, что скромная телевизионная экранизация превратилась в серьезное историческое полотно с метафизическим уклоном.

Оказывается, воплощенное зло при случае может явиться не только пытливому цинику Фаусту или булгаковскому Мастеру, но и невинному ребенку. Даже зная о подлых проделках «дяди» и его подручного, мы вольно-невольно поддаемся обаянию «ответственной личности». Самойлову не доверять трудно, кажется, что его герой не способен на манипуляции, что коварные заграничные кураторы «дядюшку» обманули, обвели вокруг пальца, подослав к одинокому мальчику, на которого этот человек буквально обрушил весь свой нерастраченный отцовский потенциал.

«Я добр, вижу, что ты раскаиваешься, и в обиду тебя не дам! Жаль, что нет Бога и тебе некого поблагодарить за то, что у тебя такой добрый дядя! И еще старик Яков с его ученой степенью... Тебе, мальчик, еще неизвестно, что есть люди, которые не хотят, чтобы у таких, как ты, было счастливое пионерское детство. Они не хотят, чтобы Красная армия была Красной армией, и вообще — они ненавидят Советскую страну!.. Ну, что за ребенок! За это ли, старик Яков, ты взвивал чапаевскую саблю и без содрогания шел на эшафот?!» — Произнесенные блистательным актером реплики звучат настолько убедительно, что в их искренность начинает верить вслед за наивным пионером и повидавший виды зритель. Самойловского «дядю» можно считать лучшим экранным воплощением того типа псевдоотцов, коими было соблазнено наше общество впоследствии — в середине 1980-х и в первой половине 1990-х.

Всюду, где режиссеры использовали базовые черты личности Владимира Самойлова, основывали на них тот или иной образ, актера ждал огромный успех, а сами фильмы — неувядаемая слава. «Свадьба в Малиновке» (1967) в советские времена проходила по разряду разухабистой оперетки, однако теперь, в сотый раз пересматривая картину, убеждаешься: она — образец высочайшей эксцентрики и чрезвычайно умного социально-психологического анализа. Чего здесь только нет!

Персонаж Самойлова снова выдает себя за другого. На сей раз он — уже не вражеский агент, а наш доблестный разведчик — появляется в кадре словно герой эпоса, величественный памятник титанам прошлого и тотчас приманивает к себе полную противоположность, мутного, скользкого, вертлявого, вечно держащего нос по ветру бандюка Попандопуло, моментально опознающего своего антипода: «Это еще что за статуй?!»

«Да я бродячий солдат, пеший пехотинец, иду на Родину под Харьков», — отвечает тот, чью монументальность образа способен был обеспечить в нашем кино, пожалуй, только Самойлов. В этой поразительной картине у него много знаковых реплик. Их артист талантливо совмещает со вторым или третьим (казалось бы, малозначительным) планом и при этом нигде не «фиглярствует», не привносит саркастические нотки.

Пресловутый «юморок», ставший в искусстве «эпохи застоя» чуть ли не знаком качества, Владимиру Яковлевичу был органически чужд. Сходные по фактуре звезды экрана, будь то Василий Меркурьев, Борис Андреев, Анатолий Папанов, Алексей Смирнов или Вячеслав Невинный, умели мастерски смешить, транслировать иронические подтексты, и только у Самойлова все было «по-настоящему». Даже злокозненного «дядю», временно заменившего для Барабанщика фигуру отца, актер играл «на полном серьезе», выражая изначальную сущность каждого произнесенного им слова. И этим ставил до поры надежный заслон зарождавшемуся «новому мышлению» (с осмеяния всего и вся как раз и начинались опаснейшие социально-политические катаклизмы).

В театрах музкомедии и оперетты, где «Свадьба в Малиновке» — неизменный желанный гость, слова «я бродячий солдат, пеший пехотинец» артисты проговаривают обычно в манере «комической тавтологии», чем резко, кардинально отличаются от первого исполнителя роли, прорывавшегося к совсем иным сферам — жизнестроительной архаике, морально и нравственно сбалансированному архетипу, национальному мифу, наконец... Уровень игры Самойлова в ключевых эпизодах картины переоценить невозможно. Достаточно нескольких секунд, двух-трех реплик, чтобы понять: мастер! Фраза, которой замаскированный под белогвардейца Чечеля красный командир отвечает едва не выдавшей его супруге: «Я не Назар... Ты ошиблась, солдатка!» — могла бы стать, как теперь говорят, мемом, если бы Владимир Самойлов пошел на законное сотрудничество с «опереттой». Однако целил он намного выше и, теряя в популярности, выиграл в художественности. И вот уже Попандопуло, выступая на нашей, зрительской стороне, обращаясь к Назару, восхищенно восклицает: «Ты же вундеркинд! Слушай, солдат, и шо я в тебя стал сразу такой влюбленный!»

В реальной жизни к вундеркиндам его вряд ли когда-нибудь причисляли. Он появился на свет в Одессе, в семье судомеханика. «Не скажу, что с детства мечтал стать актером, — рассказывал впоследствии Владимир Яковлевич. — Скорее, как отец, стремился в море. Однако учительница словесности Вера Рафаиловна организовала в школе литературно-драматический кружок. И вот в 7-м классе я впервые прочитал со сцены монолог Арбенина: «А ты не знаешь когда мужчина — плачет!» А перед тем мы подбирали себе напрокат костюмы. И во время подбора костюмов, и в процессе декламации я почувствовал... радость. Это было нечто новое, сильное! Стал ходить в Одесскую драму, в Одесскую оперу. С тех пор театр уже не отпускал».

Как представитель поколения, которому в Великую Отечественную было суждено принять на себя самый страшный удар (молодые люди 1921–1924 годов рождения погибали на фронте чаще других), Самойлов, в сущности, типичен, и об этом тоже свидетельствуют его серьезность, глубина чувств, сосредоточенность на главном...

Окончив школу в 1941-м, он отправился на фронт добровольцем. «Я прошел войну от города Одессы до города Вроцлава. Был и автоматчиком, и минометчиком, в конце попал в артиллерию. Переправлялся через Днестр, Вислу и Одер. Особенно запомнился стремительный переход от Вислы до Одера — в полной амуниции прошли тогда пешком 500 км за 10 суток», — скупые сведения о себе он поведал таким тоном, который не предполагает ни пафоса, ни желания выглядеть в глазах собеседника сколько-нибудь значимой фигурой.

Получивший тяжелое ранение в ногу Владимир Яковлевич всю оставшуюся жизнь прихрамывал. Когда вернулся в родной город, поступил в театральное училище, замечательное прежде всего очень сильным составом преподавателей. Одним из них был выдающийся мастер театра и кино Николай Волков, известный всем и каждому по главной роли в «Старике Хоттабыче». Спустя годы он и его лучший ученик, ветеран войны будут встречаться на съемочных площадках, а до той поры Владимир и его жена Надежда (Наденька, которую он боготворил) долго путешествовали по провинциальным подмосткам. Служили в театрах Одессы, Кемерова, Горького. С 1959-го Самойлова начали приглашать на столичные киностудии, хотя суперзвездой он мог стать еще в 1955-м, когда его на главную роль в пару к Элине Быстрицкой пригласил сам Фридрих Эрмлер, снимавший «Неоконченную повесть». Играя парализованного инженера-конструктора новичок так сильно волновался, что завалил несколько дублей подряд (лицо внезапно исказил нервный тик). «Я еще лежал в постели, «в образе», когда администратор принес мне билет обратно в Кемерово», — сокрушался позже артист. Кстати, заменил его тогда сам Сергей Бондарчук.

Через пару лет Самойлова снова пригласили на «Ленфильм» играть очередного интеллигента, профессора Северцева. «Но почему именно меня выбрали, откуда узнали?» — обратился он тогда с резонным вопросом к постановщику. Оказалось, что режиссер двумя годами ранее был на площадке у Эрмлера и видел не только нервный срыв актера, но и его стоическую реакцию на неудачный исход. «Меня навсегда убедили ваша непосредственность и ваша неиспорченность кинематографом!» — ответил Самойлову Геннадий Казанский.

После первых, далеко не самых удачных и заметных картин артист все равно стал чрезвычайно востребованной фигурой. Его регулярно снимали на центральных студиях, а после феерического успеха «Свадьбы в Малиновке» никаких вариантов, кроме переезда в Москву, у четы Самойловых не оставалось. Легендарный Андрей Гончаров принял их в Театр имени Маяковского, выделив ко всему прочему хорошую квартиру. Отныне гораздо более доступный для киношников актер начал получать приглашения от самым именитых постановщиков.

Амплуа уже зрелого и по-прежнему очень сильного человека было довольно широким. Он играл красных директоров, министров, героических офицеров, реже — революционеров, шпионов и прочих преступников (включая фальшивомонетчика Динозавра из сериала «Следствие ведут ЗнаТоКи»). Неизменно ярко, убедительно представал в образах деловых людей, будь то фабрикант Аркадий Клычков из телесериала «Тени исчезают в полдень» или директор эвакуированного в Великую Отечественную завода Михаил Шадуров в картине «Особо важное задание».

В знаменитом, качественно сделанном фильме Сергея Микаэляна «Премия» Владимир Яковлевич выделяется и статью, и голосом, и умением мыслить в кадре даже на фоне десятка артистов «высшей лиги». Его персонажи-начальники могут ошибаться, демонстрировать усталость, раздражение, но не умеют хитрить, подличать, двоедушничать. Они не станут глуповато шутить, неразумно, опасно для общества экспериментировать. Их общее кредо — ответственность и надежность. По большому счету, на таких скучных, «неинтересных» людях всегда держалась Россия.

Когда он начал активно работать с высокой литературной классикой, его Пугачев, Базаров-старший и даже Кирила Троекуров являли зрителю истинно русские характеры. В монументальной «Сибириаде» Андрона Кончаловского Афанасий Устюжанин в одиночку рубит дорогу через дремучую тайгу, «идя за ярчайшей звездой», и этот образ остается в памяти поклонников киноискусства навсегда.

100 ролей в фильмах, 250 — в театре, поразительные по тонкости и выразительности литературные аудиозаписи потребовали очень много напряженного труда (и минимум романтического энтузиазма). Возможно, в «эпоху застоя», на которую пришелся пик его творчества, данное обстоятельство казалось не самым выигрышным, зато сегодня психотип мужественного, морально и ментально крепкого, устойчивого отца-хозяина воспринимается народом как безусловный образец. Серьезность подхода и метода Самойлова восхищает, а производственная и бытовая рутина, где как рыба в воде ощущают себя его герои, выглядит спустя десятилетия как вполне благоприятная для нормального человека атмосфера. Двужильный, совестливый, по-хорошему безотказный, надежный мужчина — таков собирательный образ, оставленный нам в пример и назидание подлинно выдающимся актером Владимиром Яковлевичем Самойловым.