Алексей КОЛЕНСКИЙ

16.10.2019

На экранах — экзистенциальный психотриллер Клима Шипенко «Текст». В разгар съемок лента приобрела злободневный смысл: одноклассник режиссера угодил в переплет, описанный экранизируемым романом Дмитрия Глуховского. Одноклассник — журналист Иван Голунов, он же прототип главного героя картины студента-филолога Ильи Горюнова. Оскар Уайльд оказался прав: «Жизнь имитирует Искусство куда больше, чем Искусство — Жизнь».

Дмитрий Глуховский — фаворит книжных продаж. Успех беллетриста объясняется действенным методом, позаимствованным у западных коллег и бережно перенесенным на родную почву: фабулу устного народного жанра автор упаковывает в обложку остросюжетного молодежного триллера с легким налетом морального беспокойства за судьбы отечества. Дебютную футуристическую антиутопию «Метро 2033» Глуховский срисовал с детских страшилок «в одной темной-темной комнате...». «Текст» народился из тюремного рОмана — импровизированного причитания бывалых сидельцев «за всю житуху».

В одном бедном городе жил ровный парнишка, да в неурочный час попался гнилому оперу и присел за подкинутый чек. Отмотав срок, явился на родной порог, а мама не дождалась сыночка — отдала Богу душу. Остался Илюша один-одинешенек. Петр Хазин, тот самый мент, о мальчонке, конечно, и думать забыл, да пацан «Суке» о себе напомнил... Далее следует фантастическое развитие событий с участием мобилы Хазина, убитого Горюновым. Новый обладатель девайса становится незримым властелином судеб осиротевшей «сучьей» родни. Обзаведясь айфоном, Илья Горюнов втягивается в СМС-переписку от лица покойного «оборотня в погонах» и исправляет «кривые пути» адресатов, всячески уклоняясь от вербального контакта...

Закручивая лихой сюжет, автор консультировался с работниками органов и контингентом ФСИН. Окончив произведение, испытал его на целевой аудитории: «Вот прямо про меня написано!» — опознал себя реальный бывший зэк. Клим Шипенко оказался не столь простодушен. Режиссер разглядел в изначально создававшемся для киноадаптации «Тексте» экзистенциальную поколенческую психодраму. «Обезжирив» фабулу от навязчивых примет времени, Шипенко угадал архетипический референс истории. Со слов автора, европейские зрители опознали в Горюнове (Александр Петров) Раскольникова, а в его антагонисте Хазине (Иван Янковский) старуху-процентщицу и оценили остроумие постановщика.

Прикончив «мироедку в погонах», новый Родион Романович не зарубил беременную дурочку Лизавету, а принялся опекать ее «ипостаси» по мобильной связи, наилучшим образом устраивая судьбы хазинской матери, брошенной невесты и беременной любовницы. Выдавая себя за покойного, Илья Горюнов принял ответственность за оборванную им жизнь. Стоила ли овчинка выделки? Почему бы и нет, рассудили соавторы, ведь аноним пытался решать денежные вопросы убитого ради собственной выгоды, а оказалось, творил добро...

Но в экранизированном «Тексте» просматривается не только инфантильная игра с классиком, а мифология иного, юнгианского порядка.

Первый сюжет — конфликт Героя и его Тени. Прикончив антагониста, Горюнов доигрывает его жизненный сценарий, проясняя и «забеляя» темное прошлое оппонента, превращаясь из палача в апологета и соучастника Хазина. Фактически парень вскармливает призрак убитого врага кровью собственного сердца. Но, расплачиваясь по чужим счетам, Илья пренебрегает своей судьбой: увязает в импровизированной переписке и добровольно принимает летальные последствия аферы. Казалось бы, речь идет о тотальном проигрыше, сдаче, измене личному предназначению и заслуженной каре... Так ли это?

Камертон и пафос ленты задает бытовой конфликт, разыгранный Петровым. Студент-первокурсник мелким бесом вьется вокруг строгой матери, умоляя отпустить в ночной клуб с говорящим названием «Рай». Оттолкнув перегородившую дверь родительницу, врывается в притон, где и получает «чек на карман». Но и на том свете покойная не оставляет чадо. Горюнов, завладевший смартфоном убитого, получает сообщение от матери Хазина — «Куда ты пропал, сынок?» Очевидно, некто сигнализирует Илье, соблазняя пожить не за себя, а за того парня. И чем глубже ввязывается герой в обмен репликами с Хазиной-старшей и двумя возлюбленными погибшего, тем чаще заговаривает с воображаемой мертвой родительницей. Каждая визави мечтает заполучить его в личную собственность и, подобно матери Горюнова, требует безоговорочного подчинения.

Кто же эти болтливые ведьмы? Их мифологический сюжет остается нераскрыт, но очевидно: Горюнова грузят античные мойры — прядущие, свивающие и обрывающие нить судьбы. В данном контексте речи об искуплении греха убийства и быть не может. Бездушные и неумолимые эсэмэски требуют в жертву паренька, заигравшегося с айфоном и утратившего волю к существованию. Фактически Илья опекает монстров, распоряжающихся его судьбой. Эгоист Хазин никогда не справился бы с этой ролью. Значит, убийство коррумпированного мента получает абсолютное оправдание — без него женщинам даже лучше. Однако морально зрелый персонаж послал бы ведьм куда подальше, а иной режиссер акцентировал бы конфликт инфернальных сообщниц и позволил им сразиться за душу подопечного.

Но в жалкой судьбе Ильи Горюнова обнаруживается некая нота, дарящая надежду, — его смиренная вера в то, что через переписку он сумеет утешить осиротевших. Тут есть большая правда — смертный грех можно искупить добровольно принятым послушанием. Впрочем, о раскаянии в «Тексте» речь не идет, моральный облик героя не обсуждается, и тем сильнее беспокоит правдоподобие его дуального черно-белого мировоззрения.

«Ты воспитала меня хорошим зэком, а Хазина воспитали хорошим вертухаем!» — попрекает воображаемую покойницу Илья. Может быть, Россией и миром правит не беззаконие и коррупция, а дефицит светлых идеалов, дурной пример и неумение рассчитать свою жизнь на пару шагов вперед?

В сухом остатке — лишь родовые обязательства, «зуб за зуб», жирующие «господа» и бунтующий «холоп». От них некуда деться — закон бессилен там, где ничтожна мораль.