Егор ХОЛМОГОРОВ

26.04.2018

На экранах — «Собибор» Константина Хабенского, фильм, который мог бы стать шедевром, но обречен на судьбу любой эстетской штучки — недолгое внимание и скорое забвение.

Обершарфюрер Хельм входит в швейную мастерскую, где для него заготовлен великолепный редингот из черной кожи, прибывший прямо из Парижа. Нацист — страстный фотолюбитель, он снимает все: охранников, заключенных, пытки, награбленные украшения, обещая после войны устроить выставку. Палач не может удержаться от фотосессии в новой кожанке, при виде которой, как ему кажется, обершарфюрер Бекман умрет от зависти. Мы смотрим на нацистского модника через видоискатель аппарата, но тут ему точным ударом раскалывает голову Саша Шубаев, по прозвищу Калимали, русский военнопленный.

Последняя секунда Хельма, несомненно, войдет в историю кинематографа как красивый ход, которому позавидует сам Тарантино. Только добираться до этого эпизода приходится через полтора часа артхауса без внятной политической, гражданской и нравственной идеи.

Массовый побег узников Собибора 14 октября 1943 года вошел в историю Второй мировой как единственное удавшееся восстание в гитлеровских концлагерях. Поднявший бунт лейтенант Красной армии ростовчанин Александр Печерский навсегда останется в памяти как человек, сделавший невозможное, а после — сумевший рассказать о трагедии и подвиге Собибора.

На месте лагеря смерти сейчас создается мемориал. Польша, чьи «патриоты» прямо виновны в гибели большей части беглецов, намеренно «забывает» о России, делая вид, что никакого Печерского не было вовсе. И фильм «Собибор» мог бы стать чрезвычайно важным напоминанием о том, кто именно боролся с нацизмом, а кто помогал палачам.

Но, увы, именно как героическое кино фильм Константина Хабенского совершенно не удался. Здесь ни разу не звучит слово «русский», один раз произносят «советский» (в связи с якобы приближающейся «советской армией»). Какое впечатление произведет на фестивальную публику, на которую фильм рассчитан прежде всего, обильное употребление оскорбительных этнонимов и эпитетов в адрес евреев, причем не только нацистами, но и нашим героическим солдатом, остается только гадать.

Печерский сыгран Хабенским слабым, вечно сомневающимся — не освободителем и не героем. Его зачем-то унижают нелепой сценой катания на себе эсэсовцев и глупыми фразами типа: «Я решил побыть лошадкой». Фильм лопается от такого рода артхаусных экспериментов. Видно, что на его создателей сильно повлиял «Ночной портье», где концлагерь был изображен как пространство садомазохистских сексуальных отношений между эсэсовцами и заключенными. Порки, поцелуи, изнасилования, монолог начальника лагеря Френцля о бросившей его подруге-еврейке — все это из совсем другого кино. По двору проходит огромная стая гусей, к чему они в фильме — неясно, если вы не читали рассказа узников о том, что птицы заглушали крики, доносившиеся из газовой камеры.

Весь этот артхаус не имеет никакого отношения к правде, которая нам всем действительно нужна: о боли и подвиге, о страданиях детей (в записках Печерский не случайно вспоминает монолог о слезинке ребенка из «Братьев Карамазовых) и трусости иных из мужчин, о героизме и самопожертвовании, о необходимости убить врага, чтобы выжить. Подготовка и ход восстания сведены к обрывкам, вынесены на периферию…

Становится до слез обидно, что американский «Побег из Собибора» с Рутгером Хауэром в роли Александра Печерского более похож на честное, обращенное к зрителю кино. В фильме есть душераздирающие и запоминающиеся сцены нацистского насилия. В нем привезенные в лагерь русские (вот где это слово звучит многократно) военнопленные сразу воспринимаются остальными как луч надежды, как кулак, который сможет проломить стену. Печерский Хауэра — не нытик, а лидер и борец. Уничтожение эсэсовцев показано как настоящий напряженный боевик.

Не скрывали американцы и того, что на вышках за пулеметами и вокруг периметра стояли не абстрактные люди в эсэсовской форме, а украинские национал-коллаборационисты, прозванные «травниками». Среди охранников Собибора был и одиозный Иван Демьянюк. Обо всем этом в фильме Хабенского не сказано ни единого слова.

Российский режиссер все время пытается сделать «не как у американцев», но все равно волей-неволей воспроизводит мотивы «Побега». Однако в смысловой невнятности, к сожалению, оказался вполне оригинален. Наверное, у Хабенского получился бы отличный остроумный фильм об отношениях эсэсовских мучителей-садистов и их жертв. Но на каком-то другом материале. История Собибора осталась им толком не рассказанной. Тот, кто не знает из других источников о концлагере, ничего в этой мешанине эстетских образов не поймет.

«Собибор» — вовремя вышедший фильм, но промахивающийся мимо главной цели: сегодня историческая и художественная правда о Великой Отечественной гораздо важнее, чем особенное режиссерское видение и отсылки к классикам мирового кинематографа. Война отступает все дальше, и поколению, которое идет вслед за Хабенским, придется воссоздать ее по крупицам, по дням, чтобы освежить национальную память. И о Собиборе придется рассказать заново.