«Молчание» — золото?

Алексей КОЛЕНСКИЙ

28.01.2017


«Молчание» 

США, Тайвань, Мексика, 2016

Режиссер: Мартин Скорсезе

В ролях: Эндрю Гарфилд, Адам Драйвер, Лиам Нисон, Таданобу Асано, Киран Хайндс, Иссэй Огата, Синья Цукамото, Ёси Оида, Ёскэ Кубодзука, Каору Эндо

В прокате с 26 января

18+

На экранах — религиозно-историческая драма Мартина Скорсезе «Молчание».

В 1988-м на спецпоказе «Последнего искушения Христа» нью-йоркский архиепископ подарил режиссеру роман о португальских иезуитах, пытавшихся просветить Страну восходящего солнца откровением Христовой веры. Автор книги — бывший слушатель богословского отделения Лионского университета Сюсаку Эндо — искал ответ на вопрос: почему его соотечественникам не удалось привить христианство, и Япония задержалась в Средневековье, закономерно проиграв Вторую мировую войну? Основанное на реальной истории священника-отступника XVII века «Молчание» не отпускало Скорсезе пятнадцать лет, в течение которых он перечитывал бестселлер и сочинял послесловие к своему модернистскому «киноевангелию» конца 80-х.

Начало эпохи Эдо, 1643 год. Двое юных иезуитов отправляются в Японию на поиски пропавшего наставника, по слухам, изменившего христианству с буддизмом. Вот уже более полувека длятся гонения на обращенных островитян, но Себастьян Родригес (Эндрю Гарфилд) и Франсиско Гаррпе (Адам Драйвер) убеждены, что «малое стадо» Криштована Феррейры (Лиам Нисон) сохранило веру. Надежды отчасти оправдываются. Нищие крестьяне и рыбаки встречают проповедников как долгожданных апостолов, укрывают, делятся последним куском, но никто не осмеливается проводить пилигримов вглубь страны, где лютует представитель власти Иноуэ, по прозвищу Инквизитор (Иссэй Огата). Вскоре злодей объявляется в селении и распинает трех исповедников. Скрывшиеся в зарослях иезуиты также обречены — пойманного Гаррпе казнят на глазах у товарища. А с Родригесом Инквизитор затевает дипломатическую игру, в арсенал которой входят изощренные пытки сокамерников и неторопливые беседы о японской цивилизации. В финале героя ждет очная ставка с Феррейрой.

В сюжет вписан обзор духовных поисков Родригеса. Начало миссионерского пути освещает братская любовь обретенной паствы, затем он чувствует невыносимое бремя власти над доверчивыми простаками и оказывается в духовной пустыне. Чашу терпения богоискателя переполняют бессмысленные зверства и молчание Творца — томящийся в застенках Родригес, словно переносится в Гефсиманский сад и не находит слов для молитвы.

Скорсезе не скрывал, что образ героя вдохновил «Дневник сельского священника» Брессона, но «Молчание» является не столько историей страстей рыцаря веры, сколько размышлением о судьбе современного христианства и спасении собственной оступающейся души. «Христианство основано на вере, — писал режиссер в предисловии к американскому изданию «Молчания», — но религии приходилось снова и снова меняться, подстраиваться под общество, чтобы оставаться безупречной. И каждая такая метаморфоза была весьма болезненной. Опишу парадокс, он может оказаться мучительным и для вас. Вы вправе думать, что вера и сомнение — диаметрально противоположные понятия. Я же считаю, что они идут рука об руку. Одно подпитывает другое. Сомнение способно привести вас к одиночеству, но если оно сосуществует с верой — истинной, безусловной верой, — то симбиоз может стать основой для радостного чувства общности. Этот болезненный переход от уверенности к сомнениям, затем — к одиночеству и, наконец, через веру к общности Эндо отлично понимал…»

Главное достоинство фрески Скорсезе — отражение религиозных переживаний в пейзажах, а затем — в жанровых эпизодах, жестоко опровергающих исповедальную субъективность Родригеса. Спотыкаясь и оступаясь, одинокий богоискатель утрачивает веру в избранный путь. Тут «Молчание» обретает масштаб духовной катастрофы — пастырь оказывается не способен разделить с последователями упование на приблизившееся Царство Небесное. Скорсезе обнажает разлад между коллективной, открытой вере душой и индивидуальным самопознанием, в ходе которого едва ли возможно сберечь горчичное зерно евангельского благовестия (ибо даже горькое знание надмевает пытливый ум). Но пути Господни неисповедимы и для ангелов, а последнее слово остается за Тем, Кто был покинут всеми учениками и Небесным Отцом.