Слава великим реалистам: «Свой» выпустил книгу о выдающихся русских художниках

Марина ИВАНОВА

07.02.2024

Слава великим реалистам: «Свой» выпустил книгу о выдающихся русских художниках

Материал опубликован в январском номере журнала Никиты Михалкова «Свой».

Сборник «Великие реалисты и не только... Лучшие художники послепетровской России» составили статьи, выходившие в «Своем» с 2014 по 2023 год. Подавляющее большинство мастеров, которым посвящены материалы, принадлежат XIX столетию, эпохе расцвета реалистической художественной традиции. Золотой век нашего искусства породил ярчайшие созвездия писателей, музыкантов и, конечно, живописцев. В этой книге рассказывается о самом «европейском» художнике Карле Брюллове и тонком пейзажисте, рано ушедшем из жизни Федоре Васильеве, мастере эпического повествования Илье Репине и легендарном Василии Поленове (авторе не только камерного, широко известного «Московского дворика», но и бесподобного библейского цикла), «главном баталисте» Василии Верещагине и основоположнике «неорусского стиля» Викторе Васнецове, а также о Шишкине, Куинджи, Левитане и многих других мастерах. Впрочем, речь тут идет не только о мировых знаменитостях.

Понятно, что историю пишут самые успешные и прославленные, однако любознательный исследователь непременно заинтересуется судьбами несправедливо забытых талантов. К примеру, имя Александра Теребенева сегодняшнему, живущему за пределами Петербурга зрителю почти не известно, притом что гранитные атланты, держащие на плечах архитрав портика Нового Эрмитажа, хорошо знакомы даже тем, кто никогда не бывал в городе на Неве (этот образ растиражирован на сувенирах, календарях и открытках). Изначально прославившийся как автор барельефов и горельефов скульптор участвовал в восстановлении Зимнего дворца после страшного пожара 1837 года (продолжался больше суток и уничтожил многие произведения искусства). Впрочем, звездным часом Теребенева стали именно атланты, для создания которых использовался особый, серый гранит. Его добывали у берегов Онежского озера, недалеко от города Сердоболь (ныне Сортавала). Скульптор об этом писал: «Я занят колоссальными моделями ваятельных работ и в первый раз вводимом в России производством оных из сердобольского гранита». За ту работу мастер получил звание академика и орден Святой Анны III степени, а император Николай I подарил ему бриллиантовый перстень. Судьба была не особо благосклонна к талантливому ваятелю: автор одной из главных достопримечательностей Санкт-Петербурга умер в одиночестве, а за его гробом шли лишь два человека — помощник, мраморщик Гавриил Балушкин и замечательный рисовальщик, акварелист Константин Ухтомский.

Другой самобытный художник Федот Сычков творил на рубеже XIX–XX веков, причем в начале прошлого столетия он был весьма популярен. Этот выходец из народа (его отец трудился бурлаком), несмотря на все препятствия, сумел выбиться в люди, поступил в Высшее художественное училище при Академии художеств. Не всем его мечтам суждено было сбыться, к примеру, в мастерскую к Репину Сычков не попал и в итоге закончил батальный класс. Затем выбрал далеко не самый типичный для одаренного живописца путь: после учебы вернулся в родное село Кочелаево Пензенской губернии, где прожил до самой смерти. Писал портреты крестьянок и их детей, удивительно радостные, умиротворяющие, лишенные социального пафоса (характерного для картин передвижников), исполненные тихой, неброской красоты.

Еще одно почти канувшее в Лету имя — Николай Ульянов. Родившийся в Ельце в семье фельдшера, он мало напоминал провинциала, скорее был похож на модного иностранца, каким-то чудом очутившегося в глухой русской провинции.

«Дружившая с Николаем Павловичем в последние годы его жизни художница Елена Плехан рассказывала: «Как-то, просматривая рисунки и акварели Ульянова, я сказала: «Если бы я вас не знала... и не знала вашего социального происхождения, я подумала бы, что это все делал какой-нибудь маркиз». Ульянова очень рассмешила эта реплика, тем более что сказано это было серьезно, и он заявил, смеясь: «Мне даже это нравится. Это забавно, но только в Елец, на мою родину, уж ни одного маркиза попасть не могло». — «Ну а во время наполеоновского похода? Французы вполне могли попасть и в ваш Елец!» — шутя продолжала я. — «Вот и попробуй ручаться за своих предков, когда находятся эдакие исследователи-«историки», — улыбаясь, сказал Ульянов».

Он писал портреты современников — от Константина Бальмонта до Анны Голубкиной, сотрудничал с МХАТом и Малым театром, оформлял спектакли.

Реалистическая традиция здесь исследуется и на примерах художников XX столетия, тех, кто испытал влияние новейших тенденций и все же сохранил верность классике, прежде всего — представителей талантливейшей творческой династии Евгения Лансере и Зинаиды Серебряковой, а также тонко чувствовавшего цвет, писавшего картины в духе фовизма Петра Кончаловского (в какой-то момент он совершил разворот к натурному реализму, а затем вновь вернулся к фовизму).

Скульпторы Вера Мухина и Иван Шадр испытали влияние импрессионизма, что не помешало им стать творцами нового советского искусства. Кузьма Петров-Водкин сочетал авангардные эксперименты с образами, вдохновленными древней иконописью. Аркадий Пластов продолжил крестьянскую тему, получившую особое звучание в его творчестве.

Несколько очерков посвящено русскому авангарду — феномену мирового значения, оказавшему огромное влияние на искусство XX столетия.

Казимир Малевич представлен не только как провозгласивший конец фигуративизма автор «Черного квадрата», но и как умелый мистификатор, творец собственной биографии, любивший импрессионизм, несмотря на супрематические эксперименты. Другой яркий пример — Владимир Татлин, которого называли «планетарным явлением». Он совершенно по-новому прочертил границу между искусством и неискусством, наделив первое таким, к примеру, нетипичным признаком, как полезность, функциональность. Владимир Евграфович активно участвовал в создании человека будущего. Другой авангардист Юрий Анненков об этом мастере отзывался так: «Татлин любил говорить в беседах со мной, что современная фабрика представляет собой высший образец оперы и балета; что чтение книги Альберта Эйнштейна, несомненно, гораздо интереснее, чем «какой-нибудь» роман Тургенева и что поэтому искусство сегодняшнего дня должно быть целиком пересмотрено. Искусство, — продолжал Татлин, — должно стать знаменосцем, передовым отрядом и побудителем прогресса человеческой культуры, и — в этом смысле — должно быть полезным и конструктивным».

В том же разделе рассказывается и о других художниках первой половины XX века, сегодня, увы, малоизвестных. Массовый зритель вряд ли слышал об Алексее Пахомове, превосходном иллюстраторе, которого прославили небольшие карандашные зарисовки. Ему пришлось изрядно побороться за то, чтобы использовать данную технику при оформлении книг. Процитируем фрагмент из посвященной ему статьи: «Полиграфия не принимала карандашных рисунков. Только в 1936-м, когда получила распространение офсетная печать, художник уговорил издателей попробовать создать печатные формы с работ карандашом. В результате через год вышла книжка Маршака «Школьные товарищи», впервые продемонстрировавшая творческие возможности Пахомова. Мастер признавался: «Для меня это было большим событием, изменившим характер всей моей дальнейшей работы в книге. Отныне я стал работать для книги только в своей любимой карандашной манере, совершенствуя ее и видоизменяя применительно к иллюстрируемому тексту».

Еще одна интересная фигура — Леонид Пастернак, отец знаменитого писателя, один из первых российских импрессионистов. Ставший художником вопреки желанию родственников, он получил специализированное образование в Мюнхене, а потом открыл в России собственную школу, где практиковал новые методы обучения. Много работал и, хотя всей душой принимал импрессионизм, к постимпрессионизму относился настороженно. После революции уехал на лечение в Германию, где встретился с автором теории относительности. Дочь Пастернака-старшего Лидия вспоминала: «Впервые мои родители и Эйнштейны познакомились в советском посольстве в Берлине... Однажды в этом посольстве моя мама играла на пианино, и кто-то спросил ее, не могла бы она сопровождать Эйнштейна. Однако Эйнштейн воспротивился. Он сказал: «Я не рискну выступать после такой искусницы!» Все же мама его уговорила. И он действительно играл, а она аккомпанировала ему. А отец это зарисовал. И так возник лист, где нарисован играющий на скрипке Эйнштейн. После этого первого знакомства мои родители и Эйнштейны поддерживали связь. В 1924 году на улице Байройтер был сделан первый большой портрет Эйнштейна. В конце двадцатых — начале тридцатых годов были созданы другие работы».

Завершает сборник раздел, посвященный ключевым темам в отечественном искусстве, в том числе временам года и праздникам. Отдельные материалы рассказывают о развитии сценографии в России и даже о футболе в картинах русских художников. Одним из первых лучшей игрой на свете «заболел» Казимир Малевич.

Путеводитель по важным вехам истории русской культуры будет интересен всем, кто справедливо считает отечественное искусство лучшим в мире.