Дарья ЕФРЕМОВА ,  Денис БОЧАРОВ

17.10.2019

В октябрьских новинках – занимательный нон-фикшн об одиночках, перевернувших мир. Новое жизнеописание иконы русского рока Виктора Цоя и биографическое исследование, посвященное русским меценатам начала XX века, слывшим среди современников чудаками — из-за любви к полотнам Сезанна, Матисса, Дерена и Пикассо.

Виталий Калгин. «Виктор Цой. Последний герой современного мифа»

М.: «АСТ», 2019

У некоторых знаменитых поп-рок-артистов есть собственный биограф — человек неравнодушный, знающий, зачастую имеющий «доступ к телу». Например, у The Beatles таковым был Хантер Дэвис, а у ансамбля ABBA — Карл Магнус Палм. С недавних пор свой «летописец» появился и у главного достояния из области отечественной популярной музыкальной культуры. Виталий Калгин написал уже около десяти работ, посвященных личности и наследию Виктора Цоя.

Все издания пользуются неизменным спросом. Казалось бы, Цой прожил весьма короткую жизнь; был человеком-одиночкой, предпочитавшим проводить свободное время в отрыве от тусовки; с журналистами общаться не любил, да и вообще — лидер «Кино» не слыл златоустом и велеречивым оратором. И тем не менее вскормленных «Группой крови», «Звездой по имени Солнце», «Восьмиклассницей» и «Кукушкой» поклонников до сих пор манит загадочная фигура «человека в черном». И хотя о Викторе Робертовиче неравнодушные знают практически все, желание собрать о кумире как можно больше информации не угасает. Поэтому упорство и искренняя привязанность Виталия Калгина к главному «киношнику» всех времен и народов заслуживают самых громких аплодисментов.

Выпустив несколько лет назад книжку о Викторе Цое в серии «ЖЗЛ», Виталий Николаевич не успокоился: вскоре в свет вышел фотоальбом «Подлинные черновики» («Культура» ранее писала об обоих изданиях). Но и этого главному «цоеведу» показалось мало: совсем недавно был опубликован внушительный, почти 800-страничный фолиант «Последний герой современного мифа».

Добавляет ли эта книга что-то принципиально новое к информации, которую поклонники и без того уже знали? И да, и нет. Настоящего «кинофила» не так просто удивить. Однако в целом получился качественно изданный и проиллюстрированный том. Единственное досадное упущение, которое характерно практически для всех работ Калгина, посвященных Виктору, — скромный масштаб авторского исследования. Сочинения писателя, как правило, построены по одной схеме: минимум собственного анализа, максимум высказываний людей, знавших Цоя, общавшихся с ним. Это, конечно, ценно, хотя некоторые реплики, неподретушированные и неотредактированные, выглядят несколько нелепо. Вдумчивое исследование, авторское видение главного рок-героя позднего СССР оказалось бы не лишним... Впрочем, упущение простительно, ведь, по словам самого Калгина, на момент гибели Виктора Цоя автору было лишь девять лет. Что ж, остается ждать новых откровений от главного негласного знатока легендарного музыканта.

Наталия Семенова. «Московские коллекционеры. С.И. Щукин, И.А. Морозов, И.С. Остроухов: Три судьбы, три истории увлечений»

М.: «Молодая гвардия», 2019

Доктор искусствоведения Наталия Семенова рассказывает о создании знаменитых русских коллекций живописи и развенчивает устоявшийся миф о том, что главным отечественным собирателем был Павел Третьяков. И правда: счастьем видеть лучшие полотна  французских импрессионистов, а также Гогена, Сезанна, Матисса и Пикассо мы обязаны совсем другим людям — коммерсанту Сергею Щукину и миллионеру Ивану Морозову, получившему в Париже прозвище «русский, который не торгуется». Еще одному герою книги, художнику и коллекционеру Илье Остроухову, в заслугу ставят открытие художественного феномена русской иконы.

Автор находит параллели в историях первых двух меценатов, Щукина и Морозова. Схожие в мировоззрении и происхождении — оба из староверческих купеческих династий, сумевших создать капиталы, начиная если не с нуля, то с «лавочки», оба не тратили лишнего и относились к труду как к послушанию, — они и жили по соседству. Щукин на Знаменке, у Храма Христа Спасителя, Морозов — по другую сторону бульвара, на Пречистенке. Ходить по «сомнительным» парижским галереям и скупать картины начали с разницей в пять лет, не больше. Этим своим хобби шокировали публику: оба заранее знали — за приобретение Дерена или Руссо их обязательно назовут сумасшедшими. Впрочем, «простое» происхождение было хотя бы отчасти оправданием: в конце концов, ничего особенного, что у «мужичка», пусть даже выучившегося за границей, элементарно дурной вкус...

О феномене «социально-духовной эволюции купца-миллионера» отозвался Федор Шаляпин в автобиографической книге «Маска и душа»: «А то еще российский мужичок, вырвавшись из деревни смолоду, начинает сколачивать свое благополучие будущего купца, или промышленника в самой Москве. ...Его не смущает, каким товаром ему приходится торговать... Сегодня иконами, завтра чулками, послезавтра янтарем, а то и книжечками. <...> А там глядь: у него уже и лавочка или заводик. А потом, поди, он уже 1-й гильдии купец. Подождите — его старший сынок первый покупает Гогенов, первый покупает Пикассо, первый везет в Москву Матисса. А мы, просвещенные, смотрим со скверно разинутыми ртами на всех непонятных еще нам Матиссов, Мане и Ренуаров и гнусаво-критически говорим: «Самодур...» А самодуры тем временем потихонечку накопили чудесные сокровища искусства, создали галереи, первоклассные театры, настроили больниц и приютов на всю Москву».

Конечно, миллионеры были еще и просветителями: например, Сергей Иванович Щукин охотно привечал учеников Школы живописи в своем особняке в Большом Знаменском. Вечером они смотрели на диковинные картины, как «эскимосы на патефон», а днем на своих уроках писали под Сезанна, «матиссничали», дробили форму, подражая Пикассо. Так сложился русский авангард. Книга Семеновой показывает, как сумасбродные идеи и невероятные начинания наших богачей начала ХХ века способствовали созданию в России особой атмосферы и спровоцировали небывалый взлет искусства.