Дарья ЕФРЕМОВА

04.02.2016

В столичном культурном центре «Голутвинская слобода» состоялась презентация трехтомника Спиридона Дрожжина — первого собрания сочинений, изданного после смерти некогда знаменитого крестьянского поэта. Книга — результат большой исследовательской и поисковой работы ученых из Тверского государственного университета (ТвГУ) и Дома-музея Дрожжина в Завидово. 

Почти забытый в советские и постсоветские годы, Спиридон Дмитриевич был культовой фигурой в начале прошлого столетия. Песни на его стихи входили в репертуар самых известных исполнителей — Шаляпина, Плевицкой, Вяльцевой, а в деревню Низовка Тверской губернии стекались литературные паломники со всего света. Больше ходоков принимал только Лев Толстой в Ясной Поляне. 

Одним из посетителей Дрожжина был Райнер Мария Рильке, впоследствии сделавший множество его переводов на немецкий. «Зрелая простота, за которой угадывается глубокий и молчаливый, одинокий человек, соединяется с прекрасным звучанием, мастерством и подвижностью ритма... Все они (стихи) полны музыки и танца. С какой симпатией даны все деревенские картинки, как прочувствованы праздничные вечера и как выплакана вся печаль этого зреющего сердца». 

Выходец из среды крепостных, почти самоучка (грамоте его выучил сельский дьячок, в 18 лет Спиридон записался в Публичную библиотеку), Дрожжин оказался вхож в круг самых рафинированных московских редакторов и литераторов. Дружил с Иваном Шмелевым, Николаем Телешовым, Константином Бальмонтом, Владимиром Гиляровским, Александром Серафимовичем, Федором Фидлером, Сергеем Городецким, Ялмари Виртаненом, Леонидом Ильиным. Последнему и принадлежит идея создания музея в деревенском доме Дрожжина в Низовке. Крохотная кухонька и бревенчатая гостиная с патефоном (обстановка сохранена поныне). 

«Когда Дрожжина называют крестьянским поэтом <...> вкладывают либо социально-генетический, либо социально-перцептуальный смысл (поэт, чье творчество было воспринято трудовыми слоями населения), — говорит один из составителей сборника, доктор филологических наук, профессор ТвГУ Михаил Строганов. — И никогда за все прошедшие годы исследователи не изучали важнейший смысл этого определения: «поэт — носитель народных воззрений на жизнь». Современный читатель, воспитанный на Цветаевой и обэриутах, Мандельштаме и Бахтине, рискует неверно оценить «соловья из Низовки» как самодеятельного лирика, благосклонно похлопывая по плечу эдакого меньшего брата. Собственно, творчество Спиридона Дмитриевича — та самая «другая» поэзия, которую мы привычно выделяем в русской литературе XIX века — Кольцов, Никитин, Суриков. Но Дрожжин стоит особняком и в этом ряду. Если народность Некрасова — жертва от лица интеллигенции («отдадим им»), то у Дрожжина звучит просьба или требование самого народа — «дайте нам». 

Конечно, «наивный» поэт-пахарь, поэт-крестьянин просил не о поблажках или даже конституционных правах. Его чаяния — экзистенциальные: труд, вера, надежда. Кругом беспросветность, но где-то в неопределенном «впереди» возможно счастье — эти образы организуют целый ряд стихов Дрожжина. «Братья, встретим новый год / Радостным приветом! / Пусть как солнце наш народ осияет светом». Или «Молитва»: «К Тебе с горячею мольбою / Я прибегаю. Боже мой: / Не дай в борьбе с житейской тьмою / Блеснуть падучею звездой!» 

Высоко чтивший Некрасова и даже ему подражавший, Дрожжин намеренно дистанцировался от гражданственности. Просвещенность, активная жизненная позиция, участие в борьбе — эти ценности едва ли по-настоящему народные. Поэт хорошо это понимал. В качестве иллюстрации особого самосознания — стихотворение «Песня работника». 

«Пускай я не знаю минуты отрадной, / Пусть тучи висят надо мной, / Я буду работать и жить постоянно / Для блага отчизны родной. / Давайте работы! /Я молод душою/ И силы немало во мне, / Давайте хоть соху, хоть грабли с косою, / Топор или цеп на гумне!» 

Практически никогда не говоривший о «соли земли русской» в третьем лице, поэт и впрямь знал эти реалии изнутри: в поисках заработка и крова более тридцати лет скитался по городам и весям — Ташкент, Харьков, Петербург, Новгородская и Ярославская губернии. Служил приказчиком в табачной лавке и магазине газовых свечей, был чернорабочим, лакеем, доверенным по поставке дров Николаевской железной дороге, агентом волжского пароходного общества, продавцом в книжных магазинах. Выпадали на его долю и периоды полной нищеты: приходилось закладывать вещи и ночевать на улице. Вырваться из «низов», почувствовать себя светским человеком, гордо носить звание известного литератора Дрожжину так и не захотелось: и в 1903-м, когда Российская академия наук назначила ему пожизненную императорскую пенсию, и семью годами позже, получив престижную премию имени Ахматова. Городское существование, даже самое благополучное, «пахаря» тяготило. При первой же возможности он вернулся в Низовку. Там много писал, активно участвовал в жизни родного края. 

«Избушка в конце деревни, совершенно отдельно от других», церковь Николая Чудотворца, перелески, «обрытый канавой и обсаженный вербой бабушкин огород», чисто прибранная изба, «печка, выбеленная известью», ароматный чай, каленые орехи, пряники (жемки), по праздникам жирные щи с солониной и водочка, холщовая рубаха и крепко пропитанные дегтем старенькие сапожки — описывая свой настоящий мир в «Записках автора о жизни и поэзии», он смаковал подробности, то и дело возвращаясь к впечатлениям детства. Вспоминал мать, ее кумачовый сарафан с медными пуговицами, рослого и строгого красавца деда, любившего внука до бесконечности и давшего «толчок нравственному и религиозному воспитанию», румяные ржаные блины, первое путешествие на богомолье. «С каким наслаждением вдыхал я пахнувший смолою и весенними испарениями воздух! Я вошел в лес как в открытый храм живого Бога! Мне стало жаль, когда лес кончился, но за ним открылись поля, покрытые, как бархатным ковром, зеленой травою и цветами... 

На все я смотрел тогда удивленными глазами и думал: «А где же край этой земли? Где конец этому необъятному небу?»