Непростые украшения

Николай ИРИН

15.04.2017

Канал «Россия 1» показал 8-серийный фильм «Торгсин», где предъявлен новый для нашего кино хронотоп: СССР, Москва, 1934 год. Времена между коллективизацией и чистками. Только исторические события здесь не главное. Авторы используют эпоху в качестве декорации для архетипического сюжета: замужества как инициации.

Героиня Александры Бортич, Лида, выполняет функцию классической «принцессы» — с могущественным таинственным отцом и почти волшебным оберегом из драгметалла и чудесных камней. Формально перед нами заурядная совслужащая, а в глубине — центральный персонаж человеческого космоса. Зрители на форумах разносят игру Бортич в пух и прах, всем существом «влипая» в социальную реальность, но при этом не ощущая вневременную, универсальную природу образа. Отсюда, от этого несоответствия, крайняя степень раздражения: кажется, Лида ведет себя неадекватно, чересчур легко и, что называется, «не по чину».

Уже в первой серии становится очевидной связь «Торгсина» со знаменитыми повестями Анатолия Рыбакова «Кортик» и «Бронзовая птица». Правда, там речь шла об инициации мальчиков, поэтому своего рода тотем — оружие. Навязчивость, с которой в «Торгсин» вбрасывается тема женских украшений вместе с образом не знающей о себе правды, не укорененной в социуме трепетной девушки, однозначно указывает на главенство мотива Большой Свадьбы, по всему видно — авторы предпочитают его возобладавшему у нас мотиву «большого террора».

Однако публика, начиная с перестроечных лет, настолько политизирована, что уже на автомате ищет мазохистских удовольствий, с пристрастием приглядываясь к проявлениям властного или криминального насилия, но совершенно игнорируя категории жизнеутверждающие. Почти всех интересует, мог ли директор «Торгсина» Виктор Серебров (Григорий Антипенко) помериться мощью с самим Ягодой, но никто не обращает внимания на явные авторские подсказки: директор — Добрый Молодец и Жених, Ягода (Дмитрий Поднозов) — Кощей, похититель Невесты, приревновавшая директора к Лиде похотливая Анна (Екатерина Климова) — ведьма или, пускай, Баба-Яга.

Сама Лида с ее до поры неизвестным прошлым, с ненастоящими именем и судьбой тоже сочинена по законам фольклорной вселенной: спящая царевна. Если все внимание обращено на соответствие воротничков, клумб и трусов историческим прототипам, девушка, естественно, станет раздражать, доводя зрителя до белого каления.

Но задумка авторов совсем иная. Лида — невеста на выданье, ничего не знает о себе. Зато окружена разнокачественными представителями мужского пола — каждый обладает некой информацией о ней и вдобавок активно действует. Если иметь в виду, что любой фильм в значительной степени есть внутренний монолог главного героя, подобный расклад представляется закономерным и точным: девушка на пороге новой жизни преисполнена страхами, а в особенности перед бойкими мужчинами.

Не случайно же, в первом эпизоде бандит Гиря, убивая соседку Лиды по спортивной трибуне, отрезает той палец с кольцом, тем самым метафорически оформляя умонастроения самой героини: жестокая, но недвусмысленная манифестация девичьего страха перед замужеством.

Этот скромный и, в сущности, жанровый мини-сериал по-хорошему выделяется. Наконец-то явились авторы, вряд ли гении, но как минимум осознающие важность символического порядка. В четвертой серии разговор в открытую ведется о «свадебном наборе» из перстней, брошек, сережек, подвесок и разных прочих цацек, которые требовалось беречь от сглаза и которые гарантировали невесте удачный брак.

Каждый сюжетный узел авторы выстраивают согласно традиционным фольклорным схемам. Например, исходная ситуация, что вполне прояснится лишь к финалу, замаскирована под реалии Гражданской войны: в 1918 году ЧК ищет заклятого врага, надменного аристократа, «кровавого князя» Ахрубекова (Сергей Шакуров), для чего направляет трех статных добрых молодцев. Налицо превращенная, тщательно замаскированная и все-таки хорошо различимая история сватовства.

Замечательно, что вся троица враждебна отцу невесты по определению. Это в духе традиции, ведь отец принцессы, как правило, настроен к будущему зятю самым скептическим образом. Здесь же молодые люди вдобавок плебейского происхождения. Это, едва ли не алхимическое, сватовство новой и жесткой, советской России к России прежней, самоуверенной и высокомерной, — хорошая придумка, сильная метафора.

Дальше лучше. В отсутствие князя его супруга пытается схитрить, вознамерившись откупиться от женихов-чекистов с помощью фальшивых украшений. Напоминаю: фамильные драгоценности символизируют тут успех брака как такового, и обман матери невесты, по сути, означает отказ старой России от какого бы то ни было родства. Читай: от любого равенства и сотрудничества.

Чекист Матвей Яровой (Александр Носик), увы, оказался человеком ловким, потенциальным торгашом: быстренько разоблачил подделку и в отместку уничтожил княгиню вместе с двумя малолетними сыновьями. Таким вот образом сценаристы Татьяна Сарана и Василий Павлов убедительно зашифровали и революцию, и Гражданскую войну. Их стиль мышления в «Торгсине» приятно удивляет: достаточная для масскульта глубина исторического осмысления сочетается с незаурядной точностью метафорических решений и внятностью изложения.

Впоследствии пути «женихов» разойдутся: один, Яровой, станет организатором советской торговли, второй, Гриша Власов, превратится в бандита Гирю (Сергей Горобченко), и только третий, Виктор Серебров, окажется подлинным избранником. Впрочем, немудрено, ведь именно он выдержит испытание, выпустив из дома малолетнюю княжну Софью вместе с удочерившим ее впоследствии, а заодно «заколдовавшим», превратившим в Лиду Сокольскую доктором.

Ситуация на 16 лет замораживается: спящая царевна должна подрасти, чтобы в назначенный срок проснуться для взрослой жизни и своего главного выбора. Основное действие сериала как раз и начинается с того, что ложный брат Лиды, а по сути, волшебный помощник, знаток драгоценностей и камней Алексей (Алексей Демидов), перевозит невесту из Ленинграда в Москву. Ровно в этот момент активизируются все причастные к давнишнему «сватовству» мужчины, включая тайно прибывающего из Парижа отца, князя Ахрубекова.

В полной готовности исполнить свои роли также кощей Ягода и ведьма Анна, всеми силами, всем своим телом отвлекающая жениха, Виктора Сереброва, от назначенной ему невесты.

Спящая княжна потихоньку просыпается, волшебный помощник объявляет о своей к ней любви, но, в соответствии с определенной ему фольклорной миссией, отказывается от чужого. Серебров проходит путь от торгаша и ветреника до преданного супруга, добиваясь, в конечном счете, благословения на брак отца невесты, настроенного довольно воинственно.

В самом деле, князь этот заявляет Сереброву: «Вы не делаете разницы между продавщицей из «Торгсина» и Софией!» Ахрубеков не считает плебеев за людей, ненавидит новую Россию, не намерен признавать установившийся порядок вещей окончательным. Однако же исчезает, оставляя влюбленных в покое. В фильме, где реализован внутренний монолог невесты, иначе быть не могло.

Фамильные драгоценности, поиску которых отдавались мужчины разного уровня информированности и праведности, символизируют успех брачного предприятия. Они достаются новому государству, и этот факт обозначает признание, по меньшей мере, авторами фильма, его легитимности. Гнусности Ягоды, дополненные «наездами» на советский порядок вещей, меня здесь не травмируют, как это неизбежно случается при просмотре картин без символической подкладки.

Там неумные и, простите, подловатые авторы занимаются заурядным и бесперспективным реваншизмом. При этом люди, относящиеся к СССР трезво, только укрепляются в своей приверженности принципу реализма: страна прошла единственно заслуженный путь. Когда мне, как в «Торгсине», предлагают некий каркас, универсальную вневременную конструкцию, на которую нанизывают второстепенного характера социальные обстоятельства с сюжетными поворотами, я благодарно соинтонирую.

Укоренившийся в массовом сознании «перестроечный» взгляд на 30-е годы дается здесь в пародийном ключе. Дмитрий Поднозов и Екатерина Климова грамотно наигрывают гротеск фольклорной закваски. Именно так, несерьезно, выглядят внешние и будто бы «непреодолимые» обстоятельства с точки зрения праведного человека, и за такую деформацию социальной истории по версии «Огонька» 80-х я авторам рукоплещу.

Архетип помогает, наплевав на злобу дня, выйти к самому себе. Опознать антропологическую базу. Ощутить, что частная жизнь, полноценная, плотная и внутренне насыщенная, осуществлялась при любых социальных коллизиях. Да потому что «девушка на выданье» — штука посильнее любого режима, поуниверсальнее.

Когда Лида, она же Софья, обращается разом к отцу и жениху со словами «нет среди вас правых, вы все виноваты, когда гибнут простые люди», она актуализирует архетип Мадонны, и руганой-переруганной на форумах Александре Бортич вполне удается возвыситься до соответствующего образа.

Памятуя о том, что кровавый князь окажется прав и СССР рухнет, зритель имеет шанс оценить важность частнособственнического инстинкта, которым брак в значительной степени определяется. Советская власть, объявившая о строительстве безусловно «нового мира», пока что торжествует, однако ее уже подтачивает архаичная и неотменимая традиция.

Девушка созрела. Готовится выйти замуж. Боится заветной тайны, но одновременно страстно хочет к ней прикоснуться. Она парализована ожиданиями, чреватыми ужасом, но, подобно сомнамбуле, движется в единственно верном направлении. Ее ведут биология и семейные установления. Ей диктует поведение волшебная, в сущности, вещица из фамильного свадебного набора.

По сериалу разбросаны разнообразные женские типы: флиртующие, вроде служанки Сереброва, похотливые, вроде светской львицы Анны, безоглядно преданные, вроде продавщицы Розы, заурядно замужние, вроде простоватой супруги спасавшего челюскинцев летчика. Но только Лида, эта невеста с заторможенной памятью и чутким сердцем, — в самом центре циклона. Она тот смысловой узел, в который стягиваются все линии, где сосредоточена заветная идея всех героинь, ключевых и эпизодических.

При этом хочу оговориться. В отличие от безоглядных ревнителей традиции вижу проблемность архаики, что, кстати, убедительно предъявлено в «Торгсине» посредством метафоры. Ведь охраняющие поступательный рост родового древа семейные драгоценности не случайно становятся предметом тяжб, причиной кровавых преступлений. Языческая, по сути, функция оберега, выполняемая ими, тоже и страшит, и отталкивает.

Существующая неподалеку от родовитой спящей княжны, быть может, прямо на соседней улице, Машенька Юлия Райзмана, не имеющая ни знатной семьи, ни путешествий в пространстве памяти, на мой вкус, симпатичнее в своей агрессивной, но ничем внешним не скорректированной целеустремленности. Более того, вариант, остроумно сформулированный Борисом Гребенщиковым — «некоторые женятся, а некоторые так», — тоже не вызывает у меня отторжения.

В любом случае, образ Лиды — Софии следует считать удачей. Хороши также жених, помощник, отец и злодеи. Этот фильм качественно высмеивает претензии социума на доминирование над частным человеком, над суверенной личностью.

К сожалению, нашего зрителя приучили к безответственным фантазиям на грани безумия, отчего он, подобно маньяку-фетишисту, коллекционирует теперь малосущественные внешние детали. Исступленно разбирается в дизайнерских примочках и квазиисторической проблематике, перенося на хороших актрис обиду за неудовлетворенность, спровоцированную собственной невнимательностью.