14.07.2015

Конфликт вокруг строительства православного храма в парке «Торфянка» на Севере Москвы — это выразительный пример того, как чиновничий формализм может создать острую проблему на пустом, а точнее, засаженном деревьями месте.

Еще недавно не имевшие ничего друг против друга здешние жители и православные активисты столкнулись не на жизнь, а на смерть. А на чисто градостроительную проблему, словно мухи, слетаются натуральные черти — из тех, что готовы всегда и везде бороться с «попами, клерикалами и мракобесами», скакать, задирая ноги, в храмах, издевательски напяливать на женщин священнические облачения, публично хулить Христа и святых.

В России сформировалось целое движение бесноватых вроде знаменитого «Союза воинствующих безбожников». Тогда, в 1920-х, комсомольцы сбрасывали кресты с куполов, ломали алтари, сжигали иконы и устраивали «красные пасхи» с пением кощунственных «акафистов»: «Всех богов на землю сдернем, визжите, черти, веселей».

Когда современные «антиклерикалы» заводят рассуждения о том, что «тысячи и миллионы людей были замучены во имя религии и никто не был замучен во имя атеизма», они делают вид, что убийств тысяч епископов, священников, монахов, просто верующих — именно во имя атеизма, за исповедание православия и ни за что больше — не было.

Поэтому давайте внесем ясность. Советское государство довоенной эпохи преследовало православных только за веру — убивало, ссылало, унижало, уничтожало церкви и монастыри. Если мы хотим нормального развития общества, то все нанесенные беснованием потери должны быть возмещены.

Разрушение естественной церковной застройки русских городов — одна из таких чувствительных потерь. Москву не зря прозвали «златоглавой». Обилие церквей служило не только эстетическим украшением, но и системой социальной организации. И на деревне, и в городе первичной общественной единицей был церковный приход. В странах с высоким уровнем социального развития, не пострадавших от революций, он, кстати, оставался базовой ячейкой еще в 1950‑е годы и лишь сейчас пал под ударами «толерантности».

Советская эпоха в истории наших городов сопровождалась разрушением существовавших храмов, расползанием «спальников» на огромную территорию, где церкви если и попадались, то лишь небольшими реликтами прежних деревень. При соотношении один храм на миллионный район ни о каком возвращении к православным ценностям говорить нельзя. Вместо прихода — проходной двор с киоском по продаже ювелирных изделий.

Чтобы верующий человек мог регулярно присутствовать на службах, начинать и заканчивать свой день под звон колоколов, в Москве, конечно, нужны тысячи храмов. Увы, по истории с парком «Торфянка» мы видим, что чиновники воспринимают мироздание как совокупность источников для получения доходов. Реальность делится ими на сектора с разной облагаемой базой и на «пустыри», с которых нечего взять. «Пустырем» при этом считается всякий незастроенный участок, где растут деревья, кустарник, гуляют мамаши с детьми и пенсионеры. Возможно, некоторые наши функционеры — тайные рептилоиды с планеты Нибиру, где принято дышать углекислым газом, и фотосинтез вызывает у них страх? Другого объяснения маниакальному желанию застраивать парки, отрезая куски, — хоть на шашлычные, хоть на церкви, я не вижу.

На Руси в уединенных и поэтичных местах ставились лишь немногие храмы, предназначенные не столько для богослужений, сколько чтобы напоминать о Боге здесь, над вечным покоем. Большинство церквей, приходские храмы возводили на торжищах, посреди жилых кварталов, на перекрестках дорог, то есть там, где собиралось как можно больше людей.

Декоративное отношение к приходским храмам крупных городов неуместно. Соответственно, парк не самый удачный выбор для строительства. Гораздо лучше подошел бы любой обширный двор или площадка у метро. Да снесите лишнюю палатку с шаурмой!.. Загонять церковь подальше от людей — это продолжение все той же безбожной большевистской политики. А разрушать ради храма парковую среду — один из верных способов добиться того, чтобы церковь воспринималась местными жителями не как элемент малой родины и патриотизма, который формируется по принципу «за очаги и алтари», а как вторжение чего-то чужеродного.

Но разве может чиновник со спокойной душей расстаться хотя бы с клочком «облагаемой» земли? Конечно, нет. И он будет до последнего стравливать хорошее и хорошее: редкие парки (которые для него являются «пустырями») и по-прежнему редкие церкви (которые ему видятся упущенным доходом). А православные и велосипедисты будут набрасываться друг на друга с кулаками, подстрекаемые новым изданием воинствующих безбожников.

Любопытный нюанс — очень трудно найти в сегодняшней Москве борцов со строительством многоэтажек, уродливых торговых центров и прочих бизнес-монстров, убивающих экологию, инфраструктуру и создающих чудовищные пробки. А вот на борьбу с маленьким храмом слетелись политики федерального значения. Это все, что нам нужно знать об искренности подобной борьбы. Церковь оказалась фактически «разрешенной целью» имитации гражданского активизма.

Но пора уже понять, что Церковь — не «организация по предоставлению ритуальных услуг населению», а живое свидетельство о Боге и наследие нашей национальной традиции. Вопрос, «строить храмы или не строить» и строить ли их там, где действительно нужно, или по остаточному принципу, просто не должен стоять. Иначе однажды утром мы рискуем узнать, что и у нас, как только что произошло в Калифорнии, запретили называть супругов «мужем» и «женой».

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции