Елена ФЕДОРЕНКО

05.04.2013

Фестиваль «Век «Весны священной» — век модернизма», объявленный в Большом театре, завершится в конце апреля.

Акцию приурочили к столетию гениальной партитуры Стравинского, повернувшей течение танцевального искусства. Разворот оказался столь крутым, что публика Театра Елисейских Полей пришла в негодование. Парижане уверяли, что получили пощечину от этих диких русских, то есть Стравинского, Нижинского, Рериха и Дягилева. Новый танец ХХ века прокладывал себе путь через свист, крики и топот премьерного зала «Весны». Спустя столетие — вновь недоумение, только вместо визгов — тишина непонимания.

Изначально «Весну священную» к фестивалю в Большом театре заказали хореографу Уэйну Макгрегору, поставившему здесь ранее спектакль Chroma с инопланетными телами-трансформерами в стерильном пространстве — на радость артистам и публике. Но напуганный «кислотной атакой» на Сергея Филина англичанин рабочий визит в Москву отменил. Выручила женщина — лидер российского современного танца, екатеринбурженка Татьяна Баганова.

«Весна», как и положено главной фестивальной премьере, шла во втором отделении. Предшествовала ей «Квартира» Матса Эка — спектакль, рожденный в Парижской Опере тринадцать лет назад. Напрасно скептики опасались присутствия биде и газовой плиты на сцене Большого театра. Сии предметы характеризуют место действия, и только. Замешанная на юморе хореография шведа в сочетании с извечной тягой русского артиста переживать роль не понарошку дала любопытные результаты. Осваивая ироничную манеру хореографии, артисты «вытягивают» сокровенные интонации и делают это — один лучше другого. Каждая миниатюра — история: от робкого кокетства через жар страсти к горечи расставания проходят безымянные герои Дианы Вишнёвой (звезда отложила все дела, чтобы поработать с Эком) и Дениса Савина. Персонажи Марии Александровой и Александра Смольянинова выясняют отношения на кухне, перебранка перерастает в поединок, сметающий семейное прошлое, и вынутая из духовки обгоревшая кукла (похожая на ребенка) становится символом несложившегося будущего. Дамский групповой ирландский танец с пылесосами захлестывает темпераментом и озорством. Минута — и в кресле перед телевизором вновь грустит задумчивое одиночество героя Семена Чудина. Настроения меняются от сцены к сцене и складываются в пеструю мозаику жизни. Хитрый Матс Эк исподволь призывает к тому, чтобы дорожить каждым ее мгновением, убеждая, что она прекрасна своим многообразием. Музыка шведского ансамбля Fleshquartet, играющего вживую на сцене, только подтверждает этот призыв.

От спектакля Эка хочется жить, пристально вглядываясь в нюансы каждого дня. «Весна священная» нагоняет полный мрак. «Весна» — не балет, и даже не спектакль. Скорее — актуальный перформанс. Нечто контактное, мрачное, подавляющее, — в носках и с лопатами. Татьяна Баганова услышала в музыке сверхусилие, и оно вылилось в жажду — всем, кто на сцене, нестерпимо хочется пить. Жажда превращает скопище людей в диких язычников. Они собраны в замкнутом пространстве какой-то заводской изнанки. Корчатся, трясут волосами, разрывают руками рты, сгибают тела в конвульсиях, валяются в пыли, мажут лица цементом, отчаянно падают ниц. Контактная импровизация или кинетическая аллегория (в понятиях можно плутать) априори лучше получается у «современщиков» — тех, кто воспитан на исполнении contemporary dance, а не балетной классике. Нескольких артистов рекрутировали из родной для Багановой труппы «Провинциальные танцы» и поселили на сцене Большого. Рядом с «аборигенами» БТ «современщики» не потерялись и выглядели убедительно. В системе contemporary dance использовать тела, тренированные классическими экзерсисами, — все равно, что забивать гвозди микроскопом. Неудобно, неловко, да и результат похуже.

Дело не в сроках постановки — хотя, конечно, они получились непоправимо сжатыми. Дело в том, что для Большого главное — все-таки танец, а не перформанс, через оформление танец поглощающий. Дизайнер Александр Шишкин задумал хаотическое пространство: в огромной зеленой капле бьется человек, другая капля — голубая — свисает с гигантского крана, повсюду канистры, лопаты, пыль, пластиковые бутыли. Хорошо тем, кто любит и понимает актуальное искусство, кому, например, вольготно в обществе красных человечков-уродцев или возле надкушенного зеленого яблока на улицах индустриальной Перми. В середине действия из-под колосников спускается размерами в целую сцену портрет человека в очках. Персонажа идентифицировать не удается, подходят многие, чей облик история запечатлела с этой самой приметой — очками. Может быть, сам Стравинский, может, Берия, а может, Антон Павлович или Константин Сергеевич. Когда на портрет злобно набрасывается обезвоженное людское стадо, становится понятно — тиран, и классики искусства здесь ни при чем. Едва наступает весна в партитуре Стравинского, на сцене появляется вода (под струями «оттаивает» население перформанса), и это едва ли не единственное совпадение с настроениями музыки. Во всех иных эпизодах усилия маэстро Павла Клиничева и оркестра совершенно напрасны.

Публика погрузилась в недоумение едва ли не с начала спектакля, самые нетерпеливые покидали зал во время действия. Предвкушая обвинения в косности и консерватизме, надо все-таки сказать, что Большой театр — не место для столь радикальных экспериментов. Наверняка, «Весну» Багановой ждет участь амбициозного проекта Анжелена Прельжокажа «А дальше — тысячелетие покоя», не задержавшегося в репертуаре. Что хорошо на фестивале современного танца, в Большом не катит, и публику можно понять.

Впереди фестивальная афиша обещает встречи с «Веснами» — опусами Мориса Бежара (4-7 апреля), Пины Бауш (11-14 апреля) и Вацлава Нижинского (18-21 апреля). Каждый из них сыграл важную роль в истории танца. Как, кстати, и советский спектакль Большого театра времен российской оттепели, принадлежащий Наталии Касаткиной и Владимиру Василёву. Жаль, что не подумали заранее, подставив под удар талантливого хореографа Татьяну Баганову.