От гимнов к проклятиям

Его судьба похожа на роман, сочиненный мастером сложных сюжетов и неожиданных развязок. Появившийся на свет в маленькой деревне, затерянной на бескрайних пространствах Русского Севера, он в зрелые годы стал всемирно известным профессором Гарварда. Нищий бродяга, иконописец, христианский подвижник, проповедник революции, активный, далеко не рядовой участник событий 1917-го, узник царских и коммунистических тюрем, приговоренный однажды к расстрелу, представитель элиты американского общества, близкий знакомый президента Джона Кеннеди — каких только ролей не сыграл Питирим Сорокин в своей жизни.

Он рано осиротел и вынужден был уже с 13 лет зарабатывать на хлеб насущный. Чаще всего — в компании с братом — находил занятие при церкви, где писал и реставрировал иконы, красил купола, делал медные оклады. Посещал классы церковно-приходских школ в разных деревнях. Жадный до чтения, отправлялся в очередное село, где брал у священников и школьных учителей книги, в основном религиозного содержания. Книжная премудрость порой оказывала на подростка такое влияние, что он уходил в лес для уединенной молитвы, а возвращаясь, читал поучения и проповеди. 

Странствуя по земле Коми, юный Сорокин исследовал структуру деревенского общества, основные типы характеров, учился выживать в условиях сурового Севера, ценить свободу и красоту нетронутого цивилизацией края. Кроме русского владел языком коми-зырян — его мать была из семьи крестьян данной народности, в этой среде он жил до 14-летнего возраста. Впечатляющие успехи в учебе явились причиной того, что ему выделили стипендию на продолжение образования в учительской семинарии Костромского края. 

Вскоре последовала первая русская революция и состоялось знакомство Сорокина с запрещенной литературой. Его христианское мировоззрение рухнуло, не выдержав испытания новой городской жизнью. Он стал проповедником свержения устоев, вступил в партию эсеров, на тот момент самую экстремистскую организацию Российской империи, устроившую серию терактов, совершившую громкие убийства многих людей, в том числе высших должностных лиц. 

В 1906-м его впервые арестовали. Царская тюрьма в Кинешме оказалась довольно гуманным заведением. Товарищи несли книги, еду, табак, узники имели возможность общаться друг с другом, а на волю, подкупая охрану, передавали крамольные сочинения. Сорокин видел в этом проявление слабости государства: «Когда политический режим начинает рассыпаться, «вирус дезинтеграции» быстро распространяется всюду, заражая все институты власти». 

В 1907-м Питирим решил оставить жизнь бродячего миссионера революции и поступить в Санкт-Петербургский университет. Денег на билет не было, поэтому в поезд он сел на свой страх и риск, а в пути прятался от контролеров на подножке вагона. Ехал «завоевывать Петербург», не подозревая, что в его судьбе это исполнится буквально. Через несколько лет он будет преподавать в лучших столичных университетах. После революции сначала станет секретарем Керенского, затем — избранным депутатом Учредительного собрания, которое разгонят большевики. 

В его дневнике описаны впечатления от революционного Петрограда: люди выжили из ума за одну ночь, «в человеке просыпается не только зверь, но и дурак, готовый взять верх над всем и вся»; через месяц улицы были «загажены бумагой, грязью, экскрементами и шелухой семечек подсолнечника... разбитые пулями окна многих домов заклеены бумагой... солдаты и проститутки вызывающе занимаются непотребством». 

Все прежние институты власти, включая полицию, были деморализованы и перестали выполнять непосредственные обязанности. Временное правительство издало приказ о возвращении из ссылок жертв политических репрессий. В итоге в столицу нагрянули в огромном количестве бывшие ссыльные и каторжане. Их встречали цветами и овациями, но в большинстве своем те являлись обычными грабителями и убийцами. Прибыли Ленин со товарищи в запломбированном вагоне, который немцы пропустили через свою территорию. Участились погромы и случаи мародерства. Бандиты всех сортов захватывали частные дома и винные лавки, крушили магазины, трамваи, поджигали полицейские участки и правительственные здания. Коммунальные службы и пожарные расчеты не функционировали, пожары тушить было некому, никто не поддерживал городское хозяйство. В октябре большевики захватили власть, пользуясь всеобщим хаосом и безвластием. Сорокин попал в Петропавловскую крепость, где встретился с другими заключенными, арестованными еще Временным правительством. Теперь люди, входившие в состав последнего, и царские министры делили между собой скудную тюремную пайку. 

Питирим Александрович избавлялся от прежних химер, связанных с революцией, его мировоззрение оказалось опять потрясено до основания. В дневнике рассказывал, что дела в стране шли все хуже: «Водоснабжение Петрограда было расстроено, и вода заражена тифом и другими возбудителями опасных болезней... Самым ценным подарком в 1919 году стали дрова на растопку... В сильные холода в размороженных домах полопались все трубы... Постепенно все худели и становились все более и более истощенными... проклятые хлебные очереди отнимали два или три часа нашего времени ежедневно... если не было принудительных общественных работ, дежурств, других очередей, больных или умерших друзей... я пытался... готовиться к лекциям в университете. Я сидел, закутавшись во все одеяла и платки, в перчатках, с ногами, обернутыми тряпками... Вот так мы и жили в «Российской Совершенно Фантастической Советской Республике», как мы называли РСФСР». 

Когда ситуация сделалась критической, революционеры ради удержания власти взяли курс на НЭП. Понимая, что идут на рискованный компромисс с капитализмом, решили выслать из страны самых известных ученых, в их число попал и Питирим Сорокин. 

В Европе он пробыл недолго. Переехал в США, где написал большинство своих трудов. Создал теорию социологии, в основу которой легли понятия социальной стратификации и мобильности, стал автором примерно полусотни книг и бесчисленных статей. Самая известная его работа — «Социальная и культурная динамика». В ней сделан далеко идущий вывод: социально-политические проблемы и потрясения впредь станут лишь нарастать, творческие силы Запада угасают, неизбежен кризис, который будет иметь экстраординарный характер. Если человечество выдержит удары, чреватые разрушением системы ценностей западной цивилизации, то его ждет новая интеграция — на основе прежних и вновь образованных элементов. Выход Сорокину виделся в углублении, совершенствовании образования, развитии духовной и культурной жизни — в противостоянии зверю, обитающему в недрах человеческой души. 

В «Социологии революции» он вывел универсальную схему. Проанализировав французскую, английскую, германскую XIX столетия, античные революции, а также египетскую, персидскую, русскую 1917 года и ряд других, пришел к выводу о том, что каждая из них прошла три стадии. 

Первая, самая короткая, отмечена радостью освобождения, когда начальство гуманно, полиция безвластна и ни на что не способна. В это время постепенно раскрепощаются безусловные рефлексы большей части населения, берут начало психические и поведенческие мутации, массовые и внезапные. Множатся грабежи, убийства, погромы. Крестьяне становятся полководцами, раб убивает господина, атеист превращается в верующего, мирный гражданин — в кровожадного убийцу и насильника. 

Для второй фазы типичны ужасы тотальной деструкции. В человеке просыпается зверь. У него постепенно отмирают условные рефлексы, а свои негуманные действия он прикрывает речами и лозунгами, антирациональными, хлестко-крикливыми. «Освобожденная» природа вызывает колоссальное напряжение сил и нервное перевозбуждение. Толпы быстро переходят от восторгов к ненависти, и наоборот. Поведение масс делается подражательским. Вождь способен увлечь их на гибель, геройства, безрассудные поступки. Отмирают рефлексы собственности, труда, полового стыда и воздержания. Психика искажается и элементаризируется. Повсюду видятся угрозы, идет поиск врагов, заговорщиков, вредителей-контрреволюционеров. Упраздняются морально-нравственные императивы, человеческая жизнь не ценится. 

Возникает повальная мания величия: не только вожди, но и революционные массы восхваляют себя, а все свои деяния представляют как поворотные шаги в истории человечества, твердят о наступлении новой эры, меняют названия городов и улиц, присваивая им имена еще живых вождей... Законы логики не действуют: сосед случайно расстрелянного обывателя попадает в тюрьму, владелец обычных очков, не говоря уж о пенсне, объявляется буржуем-эксплуататором, которого-де надо убить без суда и следствия и т.д. Для общества характерен отрыв от реальности, социальный иллюзионизм, когда люди верят в возможность осуществления несбыточных фантазий, утопических идей. В результате парализуется всякая жизнедеятельность, распространяются эпидемии, голод, начинается гражданская война. Революция приближается к следующему этапу своей второй фазы — террору, который осуществляют противодействующие стороны гражданского конфликта. Смысл этого кровавого действа состоит в том, чтобы отрезвить распоясавшееся общество, снова привить ему инстинкты законопослушания, воздержания, способности к труду. Террор и диктатура являются неизбежными результатами любой революции, пожирающей в первую очередь своих творцов и адептов. 

Сорокин составил немалое количество таблиц, показывающих, как революционные эксцессы отражаются на демографии. Смертность возрастает в два раза, рождаемость падает более чем вдвое. Например, в 1922-м население Башкирии уменьшилось по сравнению с 1920-м на 33 процента, одного из уездов Самарской губернии — на 50, Херсона — на 60. Всего в период с 1917-го по 1922-й Россия потеряла более 15 миллионов душ. 

Потери имеют долгосрочный характер. Истощается национальный генофонд, новые генерации оказываются гораздо слабее предшествующих. Падает число гениев, талантливых людей — это связано с тем, что слой элиты катастрофически истончается: в гражданскую войну погибают в первую очередь наиболее здоровые, нравственно состоятельные индивиды, а мужчин умирает в два раза больше, чем женщин. Оставшиеся в живых работают на износ и часто не оставляют потомства. В России, к примеру, погибли почти все кадровые офицеры — армейская элита. Интеллектуалы покидали этот мир, не сумев приспособиться к физическому труду, голоду, эпидемиям, воровству, которое распространилось повсюду и кому-то помогло выжить. Рожденные дети были немногочисленны, рахитичны, заражены многими болезнями, в том числе венерическими. Во время революций от 10 до 50 процентов населения — в зависимости от мест пребывания — подвержены различным смертельно опасным заболеваниям. Резко возрастает в периоды социальных катаклизмов число психических больных, особенно в районах, где наблюдались массовый голод и людоедство.  

С другой стороны, жуткие следствия революции являются уздой, укрощающей энергию возмущенных масс. Истощенные, полуголодные и запуганные, они вновь становятся законопослушны и трудолюбивы. «Раскрепощенные» половые инстинкты труднее всего поддаются обузданию, и еще немало лет количество разводов, изнасилований, бездетных браков остается аномально высоким. 

Третья, завершающая, стадия — конструктивная. Новое правительство, уничтожив все контрреволюционные силы, начинает выстраивать свою систему контроля и порядка, которая станет синтезом старых, дореволюционных и свежих элементов. Любая страна платит непомерно высокую цену за революцию. Последняя же есть не что иное, как всеобщий психоз в отсутствие всякой власти. Для того чтобы созданное государственное руководство утвердилось над ассоциированными толпами, ему приходится применять жесточайший террор. Революции отличаются друг от друга лишь интенсивностью психоза, длительностью и кровавыми последствиями. 

Исследовав социальность, психику и природу человека, Питирим Сорокин окончательно распростился с иллюзиями, свойственными ему в молодые годы. Он стал одним из самых ярких консерваторов, утверждал, что сильная власть, строгие законы, развитие культуры и нравственности способны ввести инстинкты в пределы разумного, общественно безопасного. Собственные убеждения подкреплял при этом фундаментальными исследованиями. В наши дни возвращается на родину наследие этого ученого, переводятся его многочисленные труды. На идеях Питирима Александровича во многом построена современная социологическая наука.