Макс Галло: «История подчиняется закону неожиданности»

Юрий КОВАЛЕНКО, Париж

09.07.2014

14 июля исполняется 225 лет со дня взятия Бастилии. Легендарный эпизод  Великой французской революции до сих пор отмечается как национальный праздник. Известный писатель и историк, академик Макс Галло, автор трудов, посвященных той эпохе, рассказал парижскому корреспонденту «Культуры» о некоторых уроках прошлого.

культура: Почему именно падение Бастилии стало символом революции?
Галло: В глазах парижан она олицетворяла собой абсолютную монархию. В Бастилию людей заключали без суда и следствия. Так что на ее штурм пошли все, кто хотел покончить со старым режимом. Ненавистную тюрьму разобрали на камни, которые разослали по всем французским департаментам. 

культура: Была ли революция неизбежной? 
Галло: Всегда легко говорить о неминуемости того или иного события задним числом. Посвятив свою жизнь истории, я пришел к выводу, что единственный закон, которому она подчиняется, — это закон неожиданности. Французский народ оказался способен стремительно снести такой многовековой институт, как монархия.  

культура: Наверное, революцию можно было предвидеть? 
Галло: На этот вопрос трудно ответить однозначно. Крупнейшие потрясения вызревают долго, но однажды происходит взрыв. Переворот в умах случился еще в середине XVIII столетия — в эпоху Просвещения, когда творили Вольтер, Дидро и другие энциклопедисты. Революцию подпитывало все то, о чем писали и рассуждали. 

культура: Но взрывоопасная ситуация не могла возникнуть на пустом месте. Как тут не вспомнить бессмертный ленинский принцип: «Верхи не могут, низы не хотят». 
Галло: Полтора десятилетия, предшествовавшие событиям 1789 года, многое объясняют. Росло недоверие к политической элите. Государственная казна пустела. Нужна была налоговая реформа, но она бы вызвала недовольство отдельных сословий.

культура: Можно ли было избежать столь сильных потрясений? Знаменитый историк Алексис де Токвиль считал, что старый порядок неизбежно рухнул бы сам по себе. 
Галло: О необходимости перемен говорили многие. И экономист Жак Тюрго, и министр финансов Жак Неккер предупреждали Людовика XVI, что существовавшая система с ее плачевной экономикой приведет к катастрофе. Однако король оказался бессилен, потому что реформам всегда вставляли палки в колеса. 

культура: Историки-марксисты называют революцию «буржуазной». Вы с ними согласны?
Галло: Я не марксист, но в какой-то мере они правы. Однако это слишком общее понятие, не отражающее всех тогдашних реалий. В восстании принимали участие самые разные группы — так называемые «бешеные», санкюлоты, якобинцы, жирондисты.  

культура: Переворот сопровождался беспрецедентным террором. Между старым и новым порядком, говорил Шатобриан, протекла река крови. Неужели король и королева заслужили гильотину?
Галло: Казнь Людовика XVI 21 января 1793 года явилась одним из поворотных моментов в истории революции. Король пал жертвой войны, которую вели против Франции. Мария-Антуанетта была дочерью Марии Терезии императрицы Австрии — главного врага Франции.

культура: По некоторым данным, в годы революции и в последовавших войнах погибли около четырех миллионов французов.
Галло: Эти цифры преувеличены. С учетом наполеоновских кампаний, число жертв приближается к миллиону. Как бы там ни было, революция всегда означает насильственное свержение существующего строя, которое влечет за собой гражданскую войну с ее страшными последствиями. Она неизбежно сопровождается убийствами, террором, несправедливостью, скорым судом. Поэтому, помимо Бастилии, символом тех событий стала гильотина. 

культура: Историки считают, что у  революции было два лица — Дантон и Робеспьер.
Галло: Действительно, Робеспьер воплощал собой террор, Комитет общественного спасения. Дантон представлял «умеренное» течение. Но не будем забывать еще об одном, не слишком симпатичном персонаже — Марате.

культура: Революция пожирает своих детей?
Галло: «Дети» сами занимались взаимным уничтожением. Именно так решались проблемы в ту эпоху.

культура: «Революции готовят гении, — утверждал Бисмарк, — делают романтики, а пользуются ее плодами — негодяи».
Галло: Это обычное дело. Формируются кланы, между которыми ведется война. Во время революции 1789 года часть французского общества захватила власть в свои руки, разграбила национальное богатство и нажила состояния.

культура: Каковы итоги тех событий? 
Галло: Революция — это единый блок, говорил Жорж Клемансо. Так или иначе, ее результатом явилась нынешняя французская политическая система, модернизацию которой очень жестоко провел Наполеон. 

культура: Революционный лозунг «Свобода, равенство, братство» — это не пустой звук?
Галло: Совсем нет. Для французов особое значение имеет принцип равенства. Наша средневековая пословица, возникшая задолго до революции, гласит: «Враг тот, кто выше нас на земле». 

культура: «Весь XIX век, — писал Ленин, — прошел под знаком французской революции. Он во всех концах мира только то и делал, что проводил, осуществлял по частям, доделывал то, что создали великие французские революционеры…»  
Галло: Конечно, Ленина интересовали события тех лет, особенно якобинцы, в которых он видел предвестников большевиков, но Парижскую коммуну 1871 года Ленин ставил выше. 

культура: Какие уроки той революции актуальны в наши дни? Чжоу Эньлай на полном серьезе говорил, что после нее прошло слишком мало времени, чтобы делать выводы.
Галло: События такого масштаба имеют последствия, которые никогда не заканчиваются. Изучая французскую революцию, видишь, что в любом обществе отношения между людьми очень непрочны. Достаточно нескольких дней или даже часов, чтобы присущее человеку варварство и насилие выплеснулось наружу. Еще один урок в том, что политики — это флюгеры. Те, кто кричал «Да здравствует король!», затем пошли за Робеспьером и стали цареубийцами.