Даниэль Рондо: «Историю творят герои, негодяи и святые»

Дарья ЕФРЕМОВА

12.12.2019

Известный публицист и прозаик, дипломат, командор ордена Почетного Легиона, член Французской академии Даниэль Рондо презентовал на выставке non/fiction «Механику хаоса» — новый полифоничный роман, в котором задействованы основные «ньюсмейкеры» современной Европы — политики, журналисты, агенты секретных служб, беженцы, главари радикальных исламистских группировок, французские студенты. О жанре политического триллера, большой литературе и необходимости нового суверенитета Старого Света в союзе с Россией писатель рассказал «Культуре».

культура: Некоторые критики назвали Ваш новый роман политическим триллером. Не обиделись на такое определение? Вы известный во Франции автор-интеллектуал, и вдруг «жанр»...
Рондо: Нисколько. Вообще, я не очень-то доверяю попыткам типизации, а уж тем более не склонен навешивать ярлыки. Как-то раз один из моих любимых писателей Владимир Набоков отозвался о не менее почитаемом мной Эрнесте Хемингуэе как о сочинителе простеньких детективов. Стоило ли автору «Старика и моря» спорить, пытаться что-то доказать или обижаться? Кроме того, в определении «жанр» нет ничего плохого: если кто-то прочитал мою книгу как захватывающий саспенс, тем лучше. Чтение — прежде всего удовольствие, а уж если читатель увидел во всем этом какие-то особые смыслы, это высшая похвала... Знаете, лучшая прививка от писательской мании величия — бокс. И я им много лет занимаюсь. У писателя и боксера много общего. Чтобы стать неплохим спортсменом, нужно прилагать много усилий, уметь делать точные расчеты, быть смелым и не терять куража. Те же качества нужны и писателю. Недавно я написал небольшую брошюрку о боксе и посвятил ее великому испанскому художнику — «волшебнику» Эдуардо Арройо.

культура: Как бы Вы сформулировали художественные задачи «Механики хаоса»?
Рондо: Я пытался написать полифонический роман, обнажающий нерв нашего времени. Действие разворачивается в разных уголках земного шара— в Париже и его «пригородах», так называют у нас неблагополучные районы, а также в странах Средиземноморского бассейна, в Алжире и Сомали. Герои, а их здесь не менее трех десятков, выразители самых разных идей, представители разных ментальностей и социальных групп — это и министры, и полулегальные сотрудники спецслужб, а еще известная журналистка, пожилой археолог, бретонская студентка, подрабатывающая проституцией, боевик радикальной исламской организации, обитатели трущоб...

культура: Как удавалось дирижировать таким ансамблем? Все-таки с большинством из перечисленных персонажей Вам вряд ли доводилось плотно общаться.
Рондо: Бальзак писал: нужно броситься в книгу с головой, если мы не хотим, чтобы она осталась незаконченной. А еще могу процитировать Виктора Гюго, который говорил, что искусство — это акт смелости. Чтобы узнать, как живут эти люди, я стал ездить по «неблагополучным» районам, встречался с местными жителями, социальными работниками. Разумеется, не представлялся писателем, просто надевал дешевый пуховик и шапку и делал вид, будто я один из них. Кажется, мне удалось прочувствовать каждого из своих персонажей, даже ту странную бретонскую студентку, когда она, завязав и с учебой, и с первой древнейшей, прогуливается по знакомым с детства улицам Парижа в хиджабе. Да, она принимает радикальный ислам из глупости, а также потому, что одержима любовью к разрушению. Когда пишу о ней, делаю все возможное, чтобы ее не осудить. Писатель ведь нужен не для того, чтобы судить, он должен рассказывать. В этой связи позволю себе еще раз сослаться на Набокова, достаточно точно определившего миссию литератора. Это человек, который рассказывает истории, и они начинаются со слова «однажды». «Однажды в один из пригородов Парижа приехала алжирская девочка, звали ее Хабиба...»

культура: Дипломат в ранге посла, журналист в кресле главреда, почему Вы выбрали своей темой жизнь обитателей пригородов, беженцев, вообще всяких несчастных и обделенных?
Рондо: О них надо говорить. Сейчас все европейские страны переживают процесс отслоения цивилизации. Мы, обеспеченные французы, немцы, итальянцы, русские, как будто пытаемся отделаться от лучшего, что в нас есть: отмахиваемся от чувства сострадания, не обращаем внимания на несчастья ближних, уверяем себя, что не виноваты в судьбе каких-то сомалийцев, алжирцев или таджиков. Нам кажется, что нас эти вещи не коснутся никогда — по праву рождения... Если меня посещают эти мысли, я вспоминаю историю моей семьи, думаю, что ведь тоже мог стать разнорабочим или дворником.

культура: Расскажете?
Рондо: Мои предки были сборщиками винограда. Жили в деревне на опушке леса, пахали землю, женщины рожали в поле. Так появился на свет и мой отец, и ему было «предписано» стать виноградарем, дровосеком или лесничим. Но ему повезло. Классный руководитель заметил, что у этого рыжего крестьянского мальчишки есть способности к искусствам и наукам и решил вырвать его из цепких лап леса... Отцу позволили поступить в лицей, учить немецкий, астрономию, играть на скрипке. Он стал учителем и преподавал в моем классе. Заходил очень важный, в серой блузке, при галстуке. Естественно, со мной держался строже, чем с другими учениками, я называл его «месье».

Однажды на день рождения он сделал мне великолепный подарок — открыл счет в маленьком книжном магазине. Я стал запоем читать: Луи Арагон, Поль Моран, Селин, Андре Мальро, Жан Жионо. Тогда я и решил, что хочу быть писателем.

культура: В 1983 году в беседе с Александром Солженицыным для газеты «Либерасьон» Вы спросили: «Если цивилизации вообще смертны, думаете ли вы, что Европа уже мертва?», а он ответил, да, Запад идет к упадку. Миграция — признак краха цивилизации или, может быть, начало ее новой истории? Может ли вообще современный европеец, так или иначе вынужденный считаться с принципами толерантности, выработать внятную гражданскую позицию по этому вопросу?
Рондо: Мне довелось общаться с Александром Исаевичем в Вермонте. Всю нашу беседу он посвятил закату Европы, много пессимистического прозвучало, но были высказаны и надежды... Что до мигрантов, их число во Франции достаточно велико, около шести-восьми миллионов. Когда-то их приглашали сами французы, чтобы те работали на заводах, убирали в кафе и во дворах. Мы мирно соседствовали, но в XXI веке ситуация резко изменилась. Умеренный ислам, до недавнего времени ими исповедуемый, сменился более динамичной формой — исламским радикализмом. Это привлекает огромное количество людей, особенно тех, кто находится в бедственном положении, и тех, кто видит угрозу своей идентичности. Разумеется, радикальные мусульмане имеют право жить в нашей стране, как и все остальные граждане, но при условии, что они не нарушают законов Республики, административные и юридические основы которой были заложены еще при Бонапарте.

культура: Читатели заметили в Вашем романе мистику. Многие описанные события, а основной сюжет сложился еще до расстрела сотрудников редакции журнала «Шарли Эбдо» и теракта в театре «Батаклан», как будто предсказаны. Вы, как Жюль Верн, пишете о будущем и оно сбывается?
Рондо: Когда страсти накаляются, такие «катарсисы», к сожалению, неизбежны, не нужно обладать даром предвидения.

Впрочем, некоторые придуманные мной обстоятельства действительно перетекали в реальность. Когда я об этом узнавал, становилось не по себе. Например, для сюжета мне понадобилась сцена захвата полицейской машины в одном из пригородов: ее атаковали молодые радикалы в балаклавах, разбили камеры видеонаблюдения, открыли стрельбу по полицейским. Я даже название пригорода обозначил. Через некоторое время слышу по радио репортаж с места происшествия именно в этом пригороде: захват полицейской машины, террористы в масках. Начал осторожнее относиться к своим фантазиям, даже переписал финал, не стал его делать слишком трагическим.

Кстати, наибольшее влияние на меня оказал Оноре де Бальзак. Именно он описал современное ему французское общество с наибольшей точностью, при этом не растеряв деталей и психологизма. Я не случайно выбрал для эпиграфа к своему роману его фразу «Все правда». В конце концов, больше всего о жизни мы узнаем из романов.

культура: На днях Вам присвоили звание почетного доктора МГИМО. Насколько важна для Вас, командора ордена Легиона, члена Французской академии, российская награда? Насколько вообще интересна наша страна? Вы были послом Франции на Мальте, послом при штаб-квартире ЮНЕСКО...
Рондо: Разумеется, присвоение звания почетного доктора ведущего российского университета, готовящего дипломатов и журналистов-международников, — важное событие в моей жизни. И в Россию, как Вы правильно заметили, я приехал не только с целью продвижения книги. Как опытный дипломат, я считаю, что именно сейчас важно восстановить французско-российский альянс, союз двух крупнейших европейских держав. Это позволит сохранить свободу мыслить, действовать, быть великими. А главное, независимыми. Мир изменился, и многие страны ведут агрессивную внешнюю политику, как, например, Китай или Америка, которая давно держит Европу на коротком поводке. Им просто невыгодно признавать целостность европейского континента, который простирается от Бретани до Владивостока. А между тем нас объединяют общие культурные основы, великие европейские мыслители: Данте, Шекспир, Сервантес, Гюго, Бальзак, Пруст, Толстой, Достоевский, Ремарк. Именно эти писатели научили нас любить, мечтать, жить... Не знаю, как в России, но во Франции в последние десятилетия наметилась опасная тенденция — мы отвергаем собственную историю, и этот отказ лишает нас как корней, так и крыльев. И при этом нам не хватает мужества посмотреть в глаза реальности. Люди словно плывут по течению реки, они не видят берега, не помнят исходной точки и не имеют никакой цели. Вот поэтому в современной литературе и не хватает героя, а ведь историю творят именно они. Еще, правда, негодяи и святые.

культура: Самые популярные в России французские писатели — Бегбедер и Гавальда. О ком еще хотелось бы рассказать?
Рондо: Они популярны и у нас, хотя я их не читал. Мне близки скорее Эмманюэль Каррер, нобелевский лауреат Жан-Мари Леклезио, Варгас Льоса. Это очень глубокие, вдумчивые авторы, отличные стилисты, мне бы хотелось, чтобы их имена были в России на слуху.