Есть ли жизнь за Садовым кольцом?

Николай ИРИН

07.07.2018

Первый канал показал 12-серийный фильм «Садовое кольцо» продюсера Валерия Тодоровского, сценариста Анны Козловой, режиссера Алексея Смирнова. Перед нами — одновременно художественный вымысел и манифест.

Формально в России давно капитализм, однако социокультурная политика этому экономическому базису мало соответствует. Психологически рыночные отношения не освоены даже и теми, кто исповедует роскошь. Кинематограф мог бы и попросту обязан стабилизировать ситуацию, приводя коллективную психологию в соответствие с экономикой, с идеологией. Необходимость внятных буржуазно сориентированных произведений очевидна. Пока что не «умных», но хотя бы сделанных в духе осознанности, где авторы давали бы наконец соответствующую систему ценностей без околичностей с украшательствами, без извиняющегося за издержки роскошной жизни морализаторства. Частная собственность, большие деньги, нешуточная прибыль и жесткая конкуренция — вещи взрослые, и они должны исследоваться по-взрослому. Телевизионный сериал — подходящая, фактически романная форма. Первый канал бдительно сместил время показа ближе к полуночи, прикрывшись для видимости необходимостью транслировать мировой чемпионат по футболу. Во-вторых, растянули удовольствие, выдавая поклонникам всего по одной серии за вечер. «Запретный плод» просигнализировал слишком о многом.

Для начала отметим, что все основные позиции в авторском коллективе занимают младшие представители авторитетных творческих династий советского еще периода. Достаточно назвать всего несколько имен: Валерий Тодоровский, Анна Козлова, Алексей Смирнов, Мария Миронова. В титрах много иных до боли знакомых фамилий. Попросту два с лишним десятка лет назад национальная буржуазия рекрутировалась в обществе, заметим, неложного социального равенства из продвинутой — хорошо обученной и психологически развитой — страты. Закономерно, что на производство соответствующей буржуазной культуры призываются дети и внуки видных творческих работников, которых, повторимся, неложное советское равенство тяготило. Допустим, Валерий Тодоровский культивировал реваншизм еще в «Оттепели», которую, кстати, повторно давали ночами, сразу после очередной серии «Кольца». Юный постановщик «Садового кольца» Алексей Смирнов и зрелая Дуня Смирнова, выступающая у него в качестве актрисы, дети известного своим яростным антисоветским пафосом кинорежиссера Андрея Смирнова. Очевидная социально-политическая ангажированность авторов сильно, если не смертельно, собьет им в результате настройки художественного порядка, но об этом в свое время.

Как выглядит предложенная нам история с высоты птичьего полета, из стратосферы? Самая общая конфигурация, вдобавок пропущенная через фольклорную оптику, такова. В знатной семье князя и княгини Смолиных подрастает во всех отношениях достойный принц Илья (Виктор Грудев). Его, студента Плехановского института и наследника немалого состояния, несомненно, ждет хорошая партия. Но не тут-то было. Злая безродная колдунья Лариса (Юлия Ауг), устроившаяся в княжеское семейство на правах прислуги и ненавидящая все чистое, намеренно подсовывает принцу свою дочь Лиду (Александра Ребенок), калеченную и меченную еще в малолетстве ведьму с гораздо более серьезным, чем у матери, потенциалом. Молодая колдунья принца очаровывает, предписывая ему действия против родной семьи, но в пользу их, Ильи и Лиды, будущего счастливого союза. Заколдованный принц получает в комплекте с любовным напитком еще и новые психологические возможности: злая невеста открывает ему глаза на то, что Илюшина мама Вера (Мария Миронова) элементарно юношу губит. Илья изобретательно и зло разваливает жизнь своих родителей вкупе с прочими кровными родственниками, однако почему-то убивает и саму Лиду. Преступный юноша возвращается в семью, обогащенный жизненным опытом, и, ясное дело, в следующий раз с женитьбой не промахнется. Итак, в основе традиционный матримониальный сюжет, на который наложена также вполне известная схема «вторжение в нормальную семью злого инородного начала».

Переключаем оптику и теперь рассматриваем историю так, как предписывают интересы протагониста. А им Тодоровский и Козлова выбрали Веру Смолину. На этом пути авторы упиваются следующим парадоксом, который, подозреваю, был сочинен прежде всего. Итак, Вера — это взрослая, сытая, ухоженная, богатая женщина с элитным образованием «психфак МГУ», и при этом она не видит «правды жизни». Психолог Вера Смолина ошибается во всех известных ей окружающих людях, всех до единого. На протяжении фильма ее неприятно удивят: сын Илья, муж Андрей (Анатолий Белый), сестра Анна (Евгения Брик), мать Рита (Ирина Розанова), подруга Катя (Мария Голубкина), Катин муж, а в прошлом однокурсник Веры Борис (Максим Виторган), дочка Кати и Бориса Саша Кауфман (Ксения Щербакова), прислуга, но до поры еще и Верина подруга Лариса (Юлия Ауг), директор центра, оказывающего помощь женщинам, пострадавшим от домашнего насилия (Авдотья Смирнова).

История прозрения Веры — нормальная буржуазная сатира, но очень (слишком) молодой постановщик Алексей Смирнов этот жанр вообще не чувствует или не интересуется им. Зато он, похоже, всею душой влипает в архаичный по происхождению и вспомогательный по сути сюжет «женитьба», что закономерно. Продюсер и сценарист назначили протагонистом Веру, и это исключительно ее история. Однако юный режиссер идентифицируется с сыном и базовую тему реализует плохо. Постановщик обязан был, пускай по мелочам, регулярно повышать градус удивления Веры по поводу того, что годами окружавшие ее милые, даже идеальные, человечки, сбрасывая маски, оборачиваются моральными уродами. Но в этом направлении ничего не придумано.

Более того, диалоги в фильме предельно нехороши. Козлова строит многофигурную композицию сносно, однако навыком создания сценической или экранной речи не владеет. В сценах, где герои пикируются и дубасят друг друга каждый своею правдой, речевая нищета ощущается особенно остро. Необходимо было пригласить для написания диалогов бойкого драматурга, как это делают основательные и ответственные перед зрителем англосаксы, на худой конец, незаметно понатаскать, адаптировав, зубодробительных реплик понемногу отовсюду. Но Анна Козлова осуществляет социально-психологическую критику, методично шокируя зрителя нетипичной для нашего массового экрана лексикой: «Он спрашивает: «Ты очень дорожишь этими трусами?» И рвет их прямо на мне!», «Влагалище звучит как теща», наконец, эдакое: «Мама, я сделала ему минет, и ему понра-авилось!» — «Минет, конечно, очень хорошо, но не надо усердствовать такими вещами: не больше двух раз в неделю». Не соглашусь с сетевыми моралистами, сами по себе эти слова безобидны, будто бы мы их сами не знаем. Однако подобная речевая стратегия не дает внимательному зрителю ни малейшего шанса поверить в психоэмоциональную невинность Веры! Допустим, она до поры неверно видела окружающий мир — это формальный ход и правила игры, на них мы с готовностью соглашаемся. Однако речь, в которой Вера варится и которую сама же умножает, сразу выдает в ее партнерах по экранному представлению да и в ней самой волю к нарушению барьеров, к публичной демонстрации этого нарушения. У авторов нет системного мышления: базовый концепт проваливается.

К тому же у фильма есть еще более серьезная проблема. Сама по себе история решительного выхода юноши из-под влияния властной, самодовольной и вдобавок невнимательной к людям матери — вещь позитивная. «И нарочно я туману напускаю, нынче маму до души не допускаю», — гениально озвучивала мотив эмансипации Агния Барто. Поведение Илюши, который вроде бы предал родителей во имя психически ненормальной девки-плебейки, на бессознательном уровне понятны. Детали этого поведения, да, могут ранить и возмущать, однако на метафизическом уровне юноша прав, когда врет грубо контролирующей его с позиции материальной силы семье и борется за отъезд из Москвы в штат Айова в компании с ведьмою Лидой. «Нагрубил вчера я маме, хлопнул дверью я, нет доверья между нами, нет доверия». Однако получается, что история брачующегося Илюши вступает в жанровый конфликт с прозрением мамы Веры. Его становление как мужчины — драматический универсал, ее превращение из сытой идеалистки в не голодную реалистку — комические куплеты локального порядка. Органично сплавить эти составляющие было бы непросто даже и постановщику с опытом, что уж говорить о начинающем Алексее Смирнове. Доверившись коллегам-сочинителям, он добивается разве что монотонности.

Лида — в сущности материнская Тень, сгусток вытесненного «плохого». Внешне ее линия поведения лоскутная, составленная из готовых блоков: от аллюзий на американские жанровые страшилки до клише отечественного производства. Если бы авторский коллектив последовательно развивал юнгианскую модель, понимая тайную, истеричную, калеченую невесту сына как материнскую Тень, ему наверняка открылись бы неожиданные возможности построения сюжета: архетипы думают за нас, думают лучше нас.

Но в авторах взыграло не меньше чем классовое чутье: всю метафизическую вину в результате упростили, представив Ларису с дочкой Лидой всего лишь как чужеродные элементы — не там и не от тех рожденные, плохо обученные, гадко воспитанные, завистливые по мелочам. Кстати, совсем дурно придумано то, что Лида, готовая в детстве убить подружку за красивые шмотки, предлагает Илюше доить коров на собственной ферме в штате Айова. Неточность высшего порядка, подрывающая жанровую чистоту. Влечение к красивым шмоткам — это нормально, и это навсегда. А если Лида врала Илюше, то опять-таки не по делу: московский парень скорее оценил бы мечту о шмотках, закупаемых непосредственно в американских магазинах, нежели фантазм про ферму.

На каждом шагу нечеткие решения, поэтому благородная задача создать буржуазный сюжет, умный и условный, но одновременно жизнестроительный и увлекательный, провалена. «За попытку спасибо», некоторые удавшиеся вещи напоследок стоит отметить. То, что все близкие люди внезапно открываются Вере в качестве проблемных, это дельно и поучительно, потому что актуализирует библейское «не надейтесь на сына человеческого, в котором нет спасения». Хотя, повторюсь, проблемность каждого из них сделана неинтересно. Кроме того, разумно придумана линия воплотившегося в колдунье Лиде куска Вериной психики. Вот только вытесненные комплексы «девушки из высшего общества» не имеют ничего общего с дурными чертами девушки из общества низшего. Бернард Шоу остроумно показал, что дикую неграмотную девицу можно, приложив серьезные усилия, возвысить и окультурить. А вот психика элитного человека, даже теневая, к сознанию простонародья не редуцируется. Не оскорбляйте себя упрощениями и не задевайте подозрениями нас.

Так что по-прежнему ожидаем лихо закрученных и психологически насыщенных историй из жизни «людей с возможностями». Все сроки вышли, и, как сетовал еще Костик Ромин в «Покровских воротах», искусство в большом долгу.