Николай ИРИН

07.02.2018

Первый канал предложил вниманию публики восьмисерийный фильм «Икра» режиссера Виталия Воробьева и большой группы продюсеров. Сценаристов тоже несколько. Люди, так и видится, друг друга корректировали, поправляли, старательно воспроизводя атмосферу советского 1979-го, а в результате добились эффекта тотального усреднения. Эта вещь интересна именно в качестве сборника «общих мест».

Доброжелательно настроившись перед началом очередного двухсерийного блока, рассчитываешь на эмоциональную вовлеченность, но сочувствовать никак не получается: все время узнаешь и предугадываешь, предугадываешь и узнаешь. А название-то взывает к подсознанию, провоцирует его надеяться: может, все-таки «Игра»?! Но нет, игрою даже и не пахнет. Нам предложили очередную реконструкцию коррупционного позднесоветского безобразия. Похоже, определенный слой полагает, что всем нам дико интересны жирные коты, якобы только и делавшие, что пировавшие на вершине социальной пирамиды. Титры в самом начале настаивают на том, что персонажи и коллизии, в которых они участвуют, вымышлены, однако то, что «Икра» есть калька с реального «рыбного дела», авторы не отрицают.

«У нашего главного героя есть прототип, но наш герой — это собирательный образ человека, который может противостоять системе, его невозможно остановить, невозможно сломить, он правдолюбец, непокорный человек», — рассказывает Воробьев. «Нас консультировал старший следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР Владимир Калиниченко, расследовавший ряд громких дел в 70-е годы. Кредо Калиниченко было: «Закон — священная корова». Он слыл мастером по решению сложнейших головоломок, человеком бесстрашным, неуступчивым и бескомпромиссным. Но все же история художественная, все имена были изменены», — отмечает ведущий продюсер Алексей Кузнецов. Вообще, это излюбленный ход постсоветских киношников — продемонстрировать, как система была злонамеренным образом настроена на деформацию и демонтаж всего хорошего, а советская жизнь оставалась сносной только благодаря усилиям героических одиночек. В центр этого мини-сериала поставлен следователь Александр Костенко — соль земли русской. Сначала, кстати, южнорусской, потому что Александр родом из причерноморского городка, но потом-то уже московской. «Мы пытались разобраться в этом времени, 1979 год — излет советской власти, гниение началось с самой верхушки», — замечает режиссер, — а пресловутая «верхушка» заседала, обогащалась и объедалась в Москве. Кстати, не черной икрою, а зелеными долларами, на которые икру хитроумно обменивали за рубежом, предварительно упаковав ее в банки с маркировкой «Килька».

Костенко — честный брутальный служака, у которого погибает товарищ из ОБХСС. Ясно, что убили целенаправленно, очевидно, что причастен второй секретарь тамошнего горкома КПСС, однако подкопаться к нему не удается. Костенко едет разбираться в Генеральную прокуратуру, где ему откровенно не рады, но, по воле случая, бдительный сыщик прямо в вокзальном московском туалете берет за жабры главного посредника между зарубежьем и тутошними махинаторами Аркадия Липмана (Дмитрий Астрахан). О поэтике случайностей в «Икре» еще поговорим, пока же посочувствуем талантливому артисту, похоже, поставившему на поток образ даровитого, но несчастного советского коммерсанта еврейской национальности, которого сначала используют, а потом мучают или даже уничтожают жирные партийные коты. Аналогичного персонажа из «Серебряного бора» мы еще жалели, но увидеть в Липмане человека из плоти и крови уже не получается.   

Впрочем, центр картины — все-таки Костенко в исполнении некогда знаменитого Павла Майкова. Его участие в сериале «Бригада» многим до сих пор памятно. Вероятно, поэтому актер дал накануне премьеры «Икры» интервью, в котором квалифицировал «Бригаду» как «преступление против России». Дескать, крепко сбитая экранная история соблазняла ребят становиться бандитами. Пожалуй, волшебная сила искусства была здесь сильно преувеличена. Впрочем, гораздо интереснее, что Майков безжалостен и к своей свежей работе: «В России кино умерло. Снимают за миллиарды денег чудовищно бездарные фильмы. На монтажный мусор тратятся деньги. Снялся в сериале «Икра», в очередной ерунде для Первого канала, — деньги надо зарабатывать, черт бы их побрал». Как к этому высказыванию относиться? Недавно режиссер Быков, теперь вот актер Майков — предательски приопускают собственную работу и, что много хуже, товарищей, коллектив. С кино у нас очевидные проблемы, а особенно плохо с тонкими материями. Однако после предательской реплики артиста хочется «Икру» похвалить, а ее создателей приободрить. Но получится ли?

Образ Костенко, похоже, должен был стать главной отличительной чертой «Икры», ее, что называется, «фишкой». Хотели поставить в центр кого-то вроде Хамфри Богарта: грубиян, провинциал, любимец женщин, черный кожаный пиджачок по моде, несгибаемая воля к победе, отсутствие страха в комплекте с принципиальностью и благородством; блуждающий взор, набухающая усмешка. А главное, способность притягивать удачу: счастливые случайности есть производная от его внутренней — психической и биологической — мощи. Трудно сказать, почему задача осталась невыполненной. Возможно, Майков, третирующий теперь собственного героя, с самого начала не вникал, не вкладывался, не конструировал внутренний мир Костенко, ограничиваясь внешними, очень, к сожалению, однообразными приемчиками. Вероятно, Майков попросту не артист первого плана, ведь в той же «Бригаде» премьером был Сергей Безруков — протагонист безусловный и всепобеждающий. Третий вариант объяснения — драматургический материал откровенно второсортен, и артист, наоборот, сначала старался, а потом отчаялся бороться с пустотой и возроптал.

Так или иначе, Костенко здесь лишь эмблема сильного героя, обманка. У него целых три женщины: законная жена Светлана (Дарья Мороз), следователь прокуратуры из южного городка Людмила Перлова (Анастасия Макеева) и следователь Генпрокуратуры Тина Патута (Вильма Кутавичюте). Все эти страсти-мордасти разглядывать немного неловко. Авторы, объявив Костенко секс-символом как причерноморской, так и Генеральной прокуратуры, не хотят тратить время на достоверную психологическую разработку его отношений с дамами. Все три женщины страдают и тянутся к настоящему мужчине с блуждающим взглядом только потому, что, по мнению авторского коллектива, эти отношения заказываются зрителями. В принципе, да, заказываются. Хотят любви невероломной, хотят, впрочем, и обманов с адюльтерами, потому что они драматургически плодотворны. Однако едва отношения набирают силу, Александра отправляют на расследование, где он вязнет в очередной предсказуемой ситуации. Высокопоставленные теневики, вплоть до министра рыбного хозяйства Павла Ямина (Игорь Скляр) и члена Политбюро Вилена Быстрых (Сергей Колтаков), скучны настолько, насколько нежизнеспособны любовные линии. Когда в ответ на просьбу Костенко заселить его вместе с прибывшей в Москву женой в семейное общежитие уже переспавшая с ним Тина выпускает на крупном плане скупую, но рельефную слезу, благодарно умиляешься: эмоция неподдельна, а Кутавичюте по-настоящему очаровательна. Радуешься даже такой малости, а попутно припоминаешь механизм мелодраматических перебивок в других отечественных сериалах.

И вот что получается. Зачастую эти коллизии прописаны там изобретательнее, а сыграны острее, порою даже сладострастнее, отчего механический характер подобных решений в более «качественных» сериалах ускользает. Здесь же, в «Икре», усредненность ходов позволяет без прикрас увидеть чудовищный примитивизм типовой конструкции. Сыщик объяснился с женой, побежал на дело. Мужественно нагрубил могущественному сановнику, попал в немилость и был подставлен, пережил это внутри себя, поговорил с любовницей, совершил с ней акт преступной любви. Проглотил собственное предательство законных интересов семьи во внутреннем пространстве, отправился работать. Мужественно нагрубил непременному подлецу-кагэбисту, снова был подставлен, отстранен, даже посажен под арест, но благополучно вышел на свободу, ибо противостоял чудовищной системе с открытым забралом. Повинился перед женой, но та, измученная вечными подозрениями, встретила одноклассника, он же однокурсник, и наметила того в новые прекрасные мужья. Преодолел себя, пошел на прием к очередному высокопоставленному негодяю, добился выдачи следствию мелких сошек, ибо страшную советскую систему не перешибить, временно разочаровавшись, посетил любовницу, что уравновесило режим политической несвободы…

«Икра» дает понять, как работает теперешняя российская сериальная машина. Останавливать ее нельзя, подобно гигантской доменной печи. Не один десяток тысяч людей разных профессий перетекает из предыдущего производственного цикла в последующий. Поскольку система функционирует, а сносная продукция кого-то заинтересовывает и как-то окупается, на автомате формируются набор клишированных ситуаций и коллекция типовых персонажей. Имитация «анализа советской системы со всеми ее страшными пороками» обрела статус передового художественного метода. Уверен, создателей «Икры» по-настоящему интересовала лишь одна, по правде говоря, примитивная коллизия: случайное и счастливое обнаружение обывателем черной икры в банке с надписью «Килька». В пресс-релизе сказано: «В фильм вошел один яркий эпизод, который произошел в Советском Союзе на самом деле. В 1979 году житель Сочи приобрел в местном магазине «Океан» три банки атлантической сельди, в двух из которых оказалась черная икра. Предприимчивый сочинец выкупил все 120 банок сельди, которые были в продаже. В 80 была икра. В следующие несколько месяцев он реализовал банки с икрой и на вырученные деньги купил автомобиль «Жигули». Как говорится в просторечии, «и всех делов». Понравился неподтвержденный исторический анекдот. К нему прицепили две традиционные, фактически канонизированные схемы: ЦК и Политбюро воровали-обогащались, два-три честных служаки и один диссидент противостояли сановникам, не забывая о любви.

Жена Костенко напоминает ему, что когда-то он мечтал родить троих, а после читать им на ночь Хармса под зеленым абажуром. А непорочный диссидент, убитый по приказу вороватых сановников, был очень уважаем Косыгиным. То есть советская реальность понимается и показывается в рваном режиме, на уровне «незапятнанных имен» и «прогрессивных лозунгов». Даниил Хармс и Алексей Косыгин маркируют рукопожатных. Тот, кто читал, напевал или смотрел в театре Анатолия Софронова, уж, конечно, заодно с расхитителями икры. Какой-то тяжелый гнет, мучительное изнасилование слоганами и маркерами без понимания, извиняюсь, диалектической сложности и органической цельности. 

У меня нет иллюзий относительно нравственных идеалов членов позднесоветского ЦК КПСС, но равно в той же степени не доверяю любому другому сословию. Человек по определению грешен. Воскрешать сословную мораль, скопом осуждая высших советских чиновников и одновременно, в пику им, возвеличивая картонных правдоискателей, калькированных с чужих текстов, есть пошлость, которая более непереносима. Сколько грязи было вылито на большевиков и марксистов, и вот новый способ, теперь уже совсем вульгарный, осуществления классового подхода. Люди, помешавшиеся на материальном, продолжают наполнять национальное ментальное пространство своими ценностями: «Кушать подано. Садитесь жрать, пожалуйста». Необходимость переменить рацион назрела, но кто и когда остановит отечественный парад поверхностной глупости?