Елена ФЕДОРЕНКО

09.07.2014

Большой театр завершает балетный сезон мировой премьерой «Укрощение строптивой» в постановке Жан-Кристофа Майо. Ради этой работы хореограф впервые оставил свою труппу в Монако.

Москва узнала о Жан-Кристофе Майо семь лет назад — показанная тогда «Золушка» многое поведала о худруке «Балета Монте-Карло». Автор увлекательных зрелищ сентиментален и завидно свободен. Выдумщик, он рассказывает давние истории о любви так, чтобы было понятно «до донышка». Театр для Майо — субстанция живая, подвижная, изменчивая. Правда, лучше смотреть его спектакли по месту прописки, на Лазурном берегу — после морской неги и обеда с морозными устрицами и белым вином. Тогда понятно — легкое, без морализаторства, искусство Майо не лукавит: счастье — не эфемерно. Счастливый Жан-Кристоф в этом не сомневается. Совет: перед входом в зрительный зал вспомните запах моря, и тогда занимательная, ироничная, чувственная и несколько гламурная новинка Большого вам придется по душе. 

Без воспоминаний, однако, можно и расстроиться. Например, из-за собранной по кускам партитуры. Нарезка из двух с половиной десятков фрагментов музыки Шостаковича (с преобладанием саундтреков) способна шокировать, несмотря на витальное звучание оркестра под управлением Игоря Дронова. «Нас утро встречает прохладой» (из кинофильма «Встречный») передает всеобщую радость по поводу помолвки героев, «Траурный марш» (из кинофильма «Великий гражданин») сопровождает их в свадебном путешествии. Под песню «Замучен тяжелой неволей» из «Камерной симфонии» с посвящением памяти жертв фашизма и войны герои балета тянутся друг к другу. Под музыкальный гротеск песен «Цыпленок жареный», «Ах, вы сени, мои сени…», «Подмосковные вечера» (из оперетты «Москва, Черемушки») крутят пируэты и романы. Почти все темы и песенные обработки Шостаковича вызывают устойчивые ассоциации и подчас переводят действие в формат пародии, о чем хореограф не помышлял. Серьезного зрителя может расстроить тот факт, что вместо ренессансной Падуи герои попадают в выбеленную геометрию декораций со скользящими лестницами (сценограф Эрнест Пиньон-Эрнест — основоположник уличного искусства). Исторических костюмов с кружевными воротниками и пышными драпировками нет, роскошные наряды здесь, скорее, с модного подиума наших дней (художник по костюмам Огюстен Майо учился у самого Карла Лагерфельда).

Перед премьерой хореограф часто вспоминал миф об андрогинах — пралюдях, соединявших в себе оба пола. За то, что они кичились своим избранничеством, Зевс разделил их пополам. С тех пор люди ищут свои половинки, но чаще не находят и довольствуются подменой. Что ж — синица в руке, как известно, лучше журавля в небе. Но бывает и счастье настоящих полетов, как у Катарины с Петруччо. Или как у самого Майо с пленительной Бернис Коппьетерс, его музой, дебютировавшей накануне завершения балеринской карьеры в Большом в роли ассистента постановщика.

Одна из ранних пьес Шекспира «Укрощение строптивой» в прочтении Майо опровергает оба полюса трактовок. Спектакль — не об эмансипации. И не о том, что все бабы — стервы, все капризны и вероломны. Майо перебирает варианты семейных пар: от той, где рвут сердце наотмашь, до лицемерной и рассудочной. Не знаю, как выглядят программки в Монте-Карло, но москвичам французы явно отказали в догадливости, подготовив сверхподробное либретто (его сочинил писатель, автор семейных романов, лауреат Гонкуровской премии Жан Руо) с детально прописанными поворотами фабулы, характеристиками героев и даже типов брачных союзов.

В театре Майо нет монархии сочинителя, центр его спектаклей — актеры, и мастерством танцовщиков Большого хореограф явно увлечен. Когда трое претендентов на руку Бьянки поочередно взлетают над сценой в строгих классических прыжках с точным приземлением в пятую позицию, радуются не только зрители, но и хореограф. В области танца Майо трудно назвать реформатором. Но каким-то волшебным образом он способен надломить классические линии, сместить акценты, ввести в любовный дуэт поцелуй или «приправить» его нежным прикосновением одного к кончику носа другого, закрыть ладошками личико барышни, «рассмешить» партнера — и классические па вдруг становятся отчаянно современными.

Любовь — совершенная и победная — накрывает Петруччо и Катарину. Владислав Лантратов, успешно освоивший амплуа «принцев», и безукоризненная «техничка» Екатерина Крысанова открыли бездны своих возможностей. Петруччо появляется в черном пушистом плаще знатным Мусаибом а’la Зельдин из фильма «Свинарка и пастух» (так безудержным вихрем влетал на сцену Базиль, Степан Разин, Тибальт в исполнении замечательного солиста Валерия Лантратова, отца нового премьера). Катарина выглядит яростной фурией, дерзкими аплодисментами приветствует дикаря. Половинки не затерялись, бесшабашный поединок предначертан. Как большие актеры, они переходят от неотесанной дерзости к тонкой чувственности и обратно, дразня и провоцируя друг друга. Ток волной проходит по телу Катарины, как только Петруччо прижимает ее к груди, и тут же в строптивице, словно составленной из острых углов, рождается дивной красоты женщина.

Романтическому союзу протагонистов противопоставлен самый банальный: милая во всех отношениях сестрица Бьянка Ольги Смирновой обольстительна, мечтательна, кокетлива, а ее жених Люченцио готов подчиниться избраннице во всем. Семен Чудин простоват и трогателен в обожании невесты, нюхает ее, трепещет перед ней и покоряется мещанским капризам. Тип их отношений: выводок детей, муж-подкаблучник и вечно недовольная жена.

Самовлюбленный франт, отвергнутый Бьянкой Гортензио (блестящая работа Игоря Цвирко) выбирает в спутницы жизни Вдову (Юлия Гребенщикова) — не сердцем, а рассудком: каждый будет занят собой. Для еще одного незадачливого воздыхателя, самодовольного Гремио, Майо придумал Экономку: роскошный диалог Вячеслава Лопатина и Анны Тихомировой притворен и фальшив. Лукавый финал с чаепитием расставляет все точки над i: пары уже раздражены, равнодушны, тоскливы. И только Катарина с Петруччо готовы к любовным дуэлям на территории настоящей жизни.