13.09.2021
Белорусская оперная школа по историческим меркам весьма молода. Конечно, некоторые горячие головы зачисляют в ряды белорусских композиторов Михаила Глинку и Станислава Монюшко или же братьев Виельгорских и Игоря Стравинского с Дмитрием Шостаковичем, памятуя об их этническом происхождении (реальном или мнимом). Однако всерьез о самобытной национальной композиторской традиции братской республики можно говорить лишь применительно к ХХ веку: именно в советские годы белорусская композиторская школа возникла и по-настоящему расцвела.
Именно тогда появилось немало белорусских опер, авторы которых проявили интерес к истории родного края, его героическому прошлому, самобытной культуре белорусов. К сожалению, в последние годы белорусский Большой театр, единственный оплот оперы в республике, нечасто обращается к этому наследию: большим спросом пользуется западноевропейская и русская оперная классика. Предыдущим значимым обращением к национальной самобытности стала постановка в 2012 году «Седой легенды» Дмитрия Смольского, осуществленная режиссером Михаилом Панджавидзе.
И вот теперь, спустя почти десятилетие, дошла очередь до еще одного знакового опуса, как и опера Смольского, базирующегося на литературе белорусского классика Владимира Короткевича. Композитор Владимир Солтан в 1980-е сочинил грандиозное музыкальное полотно на основе детективно-мистической повести «Дикая охота короля Стаха» (широкой аудитории в бывшем СССР она известна по одноименной киноэкранизации 1979 года режиссера Валерия Рубинчика). Премьера с успехом прошла в Минске в 1989-м, годом позже спектакль гостил в Москве, в Большом театре СССР. Работа режиссера Вячеслава Цюпы жила на минской сцене долго — 22 года, получила Государственную премию и была любима публикой. Теперь белорусский Большой решил второй раз «попытать счастья» на территории национальной классики, которая одновременно является и современной оперой. Постановку доверили режиссеру Анне Моторной.
В повести Короткевича сплетены мистика, детектив, шляхетский и народный быт начала прошлого века: какая линия важнее, сразу и не скажешь. На поверхности удержания читательского интереса — необычная фабула, манящая интрига, загадочная и даже пугающая. Но глубже — другой пласт, быть может, более важный и интересный: история и характер народа, судьба края, его уникальность, непохожесть на соседей, которую узреть в землях «вечного пограничья» — между Россией и Польшей, между православием и католицизмом — надо еще суметь.
Музыка Солтана гармонично развивает эти мотивы. Здесь и народные сказительные плачи вроде щемящей лейттемы «Ой, летели гуси из-под Белой Руси...», роднящие «Дикую охоту...» с «фольклорными» страницами партитур других советских авторов – Щедрина или Гаврилина. И шляхетский гонор бальной сцены с роскошным вальсом, отсылающим к полонизированным страницам партитур Глинки, Мусоргского или Римского-Корсакова. И тревожный саспенс мистических сцен блуждания по замку Яновских всевозможных призраков — в этих фрагментах Солтан говорит изощренным языком современной композиции. И, наконец, грозная скачка потусторонних сил, собственно дикая охота – архетипический лейтмотив европейской мифологии, переданный композитором благодаря звуковой мощи и искусному сочетанию метро-ритмических и тембральных оркестровых средств с невероятной убедительностью. Интересен и фактически открытый финал оперы: в отличие от Короткевича, у которого все предельно ясно: темные силы повержены, лирическая пара (Надежда Яновская и Андрей Белорецкий) обретает покой и счастье, у Солтана после апокалиптической кульминации — разнузданного пира преступной шляхты — звучит лишь протяжный хор со все тем же припевом про гусей, допускающий любую интерпретацию разрешения сюжетной коллизии.
Команда постановщиков новой версии (помимо режиссера Моторной, это еще художники Андрей Меренков и Татьяна Лисовенко, световик Евгений Лисицын, видеохудожник Нелла Огренич, балетмейстер Ольга Костель) стремилась воплотить всю эту полифонию на сцене, сочетая самые разные визуальные и смысловые элементы. Поэтому в атмосферу провинциального поместья начала ХХ века с готическими сводами, лестницами и книжными полками вдруг врывается шляхетский бал, напыщенно разряженный по моде апофеозного для Речи Посполитой XVI века, а царящий полумрак на сцене периодически разрывает мистическая грозная погоня, переданная как средствами видеоконтента, так и бутафорскими, в натуральную величину конными рыцарями, закованными в латы, устрашающе нависающими над главными героями с колосников. Полдюжины напольных старинных часов на авансцене одновременно призваны напоминать о провинциальном уюте и о своего рода искривленности времени вокруг главной героини Надежды Яновской, которую преступная дальняя родня сознательно, из корыстных побуждений, вводит в состояние помешательства и сомнамбулизма.
Создателям спектакля удалось воплотить в зримых образах и этнографический, и мистический компонент. Интересны и актерские работы — образы продуманны, оттого и захватывают внимание. Вокально особенно запоминаются благородный баритон Александр Гонца (Белорецкий), романтический нежный тенор Александр Михнюк (Светилович), брутальный баритон Станислав Трифонов (Ворона). Даже небольшая роль крестьянина Рыгора в исполнении баса Андрея Валентия получилась яркой. Главные антагонисты впечатлили меньше: сопрано Татьяны Гавриловой, которая исполняет роль Надежды, недостает масштабности и выразительности, а крепкий тенор Сергея Франковского мастеровит, но порой звучит устало, что для его коварного и харизматичного персонажа Дубатовка не слишком подходящая характеристика.
Открытый финал постановщики решают по Короткевичу — за здравие: мистический морок разрушен, и под светлое хоровое звучание (хормейстер Нина Ломанович) Надежда и Белорецкий покидают место раздора и коварства. Важнейшим героем всего спектакля оказывается оркестр театра (дирижер Владимир Оводок), блистательно освоивший непростую партитуру конца ХХ века.
Фотографии предоставлены пресс-службой Большого театра Белоруссии.