Виктория ПЕШКОВА

22.11.2018

В своих стенах РАМТу уже давно тесно. Поиск еще не освоенных пространств привел театр в дом № 12 по Брюсову переулку — в музей-квартиру Всеволода Мейерхольда. Спектакль «Любовь и смерть Зинаиды Райх» режиссер Александр Пономарев вписал в пространство той самой желтой комнаты, где почти 80 лет назад трагически оборвалась жизнь этой женщины.

Споры вокруг личности Зинаиды Райх и роли, которую она сыграла в судьбах своих гениальных мужей — Сергея Есенина и Всеволода Мейерхольда, не утихают до сих пор. Мнения, как это часто бывает, когда речь идет о людях неординарных, диаметрально противоположны, и негативные преобладают. Разорвать плотную завесу недоброжелательства в свое время попыталась дочь Зинаиды Николаевны — Татьяна Есенина. В вышедшей в 1969 году книге весьма авторитетного историка театра К.Л. Рудницкого «Режиссер Мейерхольд» Татьяна Сергеевна обнаружила немалое количество неточностей, а порой и ошибок, связанных с ее матерью. Она вступила с автором в переписку, длившуюся ни много ни мало восемнадцать лет. Воспоминания приемной дочери Мейерхольда Рудницкий частично использовал в своих последующих работах, посвященных великому режиссеру, но полностью они были опубликованы только в начале нового века. Эти письма и стали основой пьесы «Любовь и смерть Зинаиды Райх» театрального критика и драматурга Валерия Семеновского. Вряд ли автор ставил целью «помочь» дочери реабилитировать мать в глазах будущих поколений. Похоже, ему было достаточно дополнить уже сложившуюся мозаику из хорошо известных свидетельств авторитетных современников тех давних событий фактами, которые до недавнего времени были ведомы лишь узкому кругу самых близких Зинаиде Райх людей.

Текст Семеновского практически документален, драматургия выстроена не автором, а самой жизнью. Накала аккумулированных в нем страстей хватило бы на античную трагедию. Романтическое скоропалительное венчание с приближающимся к зениту славы «озорным гулякой». Рождение детей, которым не нашлось достаточно места в жизни родного отца, развод и неизбывное отчаяние матери-одиночки в круговерти злых времен. Вереница болезней, завершившаяся временным помутнением рассудка. Новый, неправдоподобно счастливый брак с гениальным режиссером-ниспровергателем. Обретение себя на сцене, любовь публики, презрение критики, интриги коллег, закрытие возглавляемого мужем театра, означающее крах собственной артистической карьеры. Обострение психической нестабильности, имевшее на сей раз фатальные последствия. Арест мужа по обвинению в контрреволюционной деятельности. И наконец, зверское убийство — восемь ножевых ранений, — обстоятельства которого так до конца и не были выяснены. Как обо всем этом рассказать сегодняшнему зрителю, раскисшему от надуманных сериальных коллизий, избежав и надрывного пафоса, и мелодраматической пошлости?

Режиссер Александр Пономарев выбрал жанр представления — он и его артисты попытались показать, что могло происходить с этой женщиной, с ее душой и телом, в те или иные моменты жизни. Все, кто окружал Зинаиду Райх, — друзья, недруги, даже гениальные мужья, — в этом представлении только краски, которыми написана ее судьба. Художник Станислав Бенедиктов сумел встроить в музейное, с тщанием и любовью воссозданное пространство квартиры, в которой некогда обитали Райх, Мейерхольд и усыновленные им дети Есенина Таня и Костя, предельно дельартовский театральный мир. Ширмы, кочующие по «сцене» из угла в угол, сродни порталу, обеспечивающему беспрепятственный переход из одной реальности в другую: шаг — и вот Есенин с Мейерхольдом наперебой восхищаются своей избранницей, другой — и вот уже некий вполне современный режиссер распекает артистов, без должного рвения вживающихся в персонажей. Пономарев следует за Мейерхольдом: театр и жизнь — одно и то же, никаких границ. Их и в физическом плане практически нет — между первым рядом зрителей и «сценой» не более 25 сантиметров.   

Спектакль балансирует на грани психологического театра, всеми силами стараясь в него не свалиться, поскольку всерьез играть Есенина или Мейерхольда на таком драматургическом материале весьма проблематично. В программке указаны только исполнители, не роли. Однако ролевые привязки все-таки наличествуют, а это значит, что без хотя бы беглых психологических зарисовок не обойтись.

«Никто не хочет знать, какой она была на самом деле!» — с юношеским отчаянием твердит повзрослевшая Таня Есенина (Ольга Гришова), движущая пружина сюжета. Дочь не скрывает своей обиды: «Молва подхватывает то, что психологически легче, — произошло нечто ужасное, но ведь и она была ужасная женщина». Потому так тщательно выстраивает она сложные цепочки мотивировок, оправдывающих мать, которую горячо любила.

Абсолютно органичен Андрей Сипин в роли элегантного циника Анатолия Мариенгофа, близкого друга Есенина, которого все та же молва превратила в злого гения, разрушившего брак Райх с поэтом. Алексею Мясникову удалось найти оптимальную дистанцию между собой и своим персонажем — великим и ужасным Мейерхольдом. Он ведет игру с образом, как волна со скалой: накат — брызгами вспыхивают какие-то тонкие узнаваемые черточки — откат. Алексей Бобров, напротив, пошел по пути отстранения от своего персонажа. Буйные кудри, красная рубаха, медвежья повадка — все это присутствует, но посыл ясен: я — не Есенин, а актер, играющий Есенина. И убедительнее всего он передает то, что принято считать главным в личности поэта: на первом месте у него всегда была любовь к Родине, а чувство к женщине — не на втором и даже не на третьем.

Дарье Семеновой в этом спектакле досталась целая галерея характеров — подруги, соперницы, родственницы Райх. И каждый образ, пусть он существует на сцене всего в течение нескольких минут, а иногда и секунд, — отточен, заострен, индивидуален. В мгновенности ее перевоплощений, в точности рисунка есть нечто поистине мейерхольдовское.

Труднее всех приходится Марии Туровой в образе Райх, ведь ей необходимо сыграть не столько реальную женщину из плоти и крови, сколько легенду о ней, сохранив при этом живой огонь снедавших ее страстей. Пока что если этот огонь и прорывается временами, то из-под достаточно толстого слоя пепла. Мейерхольд был убежден в том, что горький опыт утрат и бедствий — главный источник силы для актера, потому и рискнул вылепить из Райх свою Галатею. Но у Туровой весь опыт ее героини пока больше в голове, чем в сердце. Для актрисы это, безусловно, роль на вырост.

При всей биографичности, спектакль не претендует на то, чтобы поведать публике, какой же на самом деле была Зинаида Райх. Мы никогда этого не узнаем. Да и нужно ли?..

Фото на анонсе: Сергей Петров/ramt.ru