Свифтопляска на Тверском бульваре

Елена ФЕДОРЕНКО

31.03.2016

Московский драматический театр имени Пушкина поставил пьесу Григория Горина «Дом, который построил Свифт».

Спектаклю предшествовали долгие репетиции. Подробность и тщательность подготовки чувствуется в каждой сцене и придает премьере статус события масштабного. Худрук театра Евгений Писарев обратился к пьесе о знаменитом писателе-сатирике, публицисте и философе Джонатане Свифте — острослове и остроумце. 

Свифт жил в Дублине, увлекался литературой, был настоятелем церкви Святого Патрика. Судьба отмерила ему долгие лета, хотя перед смертью он страдал от последствий инсульта — потерял речь, помутился разумом. Свое состояние писатель завещал на организацию лечебницы для умалишенных. Психиатрическая клиника, построенная на его средства, принимает пациентов уже третье столетие. 

Горин уводит фабулу за пределы реальной жизни, покрывая ее мистической тайной. Главный персонаж вплоть до финала спектакля не произносит ни слова, но не из-за того, что речь отнята недугом. Его молчание — добровольный уход от социума. Дворецкий Патрик (Сергей Миллер) говорит: «На все нужно время и терпение... Вспомните, сколько сил потратила ваша маменька... чтобы научить вас говорить! А молчать?! На это уходит жизнь!» Членов опекунского совета и губернатора немота писателя пугает: памфлеты Свифта на пороки общества, его падения и ошибки кажутся угрожающими, проповеди о страшных итогах войн и политических баталий звучат пророческими предсказаниями. Хотя сам Свифт Андрея Заводюка не борец и не страдалец, не мистик и не обличитель. 

Артист пишет портрет седовласого мудреца с внешностью художника, живущего вне лжи и ненависти, лицемерия и гордыни, по своим правилам. Обитает в странном стеклянном доме (сценография Зиновия Марголина) под овальной крышей. Жилище похоже на церковный купол, земной шар или неведомый летающий объект, опустившийся над Дублином, как то и предвидел Свифт. Под прозрачной крышей собрался сонм сумасшедших. Кто они? То ли актеры, играющие книжных героев, то ли сами персонажи, прикинувшиеся лицедеями, а может быть, вполне реальные люди. Два мистификатора — Свифт и Горин — переплели явь и фантазии. На сцене — серия эпизодов, более или менее занимательных. Вот Некто (Александр Дмитриев) тянет земную лямку уже тысячи лет. Устал. Его беседа с Констеблем (Александр Матросов), сторожем узников, — диалог мыслителя с пустоголовым. Некто сначала заставляет Констебля вспомнить свои прежние жизни — они оказываются одинаковыми, как близнецы, и ужаснуться: в одном из давних воплощений он охранял Христа и... не спас. Искупая прошлую вину, тюремщик отпускает несчастных и погибает сам.

Еще одна новелла — сцена с лилипутами, шныряющими по всему дому, которых никто не замечает — слишком малы. Персонажи Игоря Теплова и Алексея Рахманова у огромного куска рафинада спорят, кто ростом выше, а потом тот, что носит обувь с «внутренним» каблуком и стельками, захлебывается в чашке с чаем. Но не только они, эти «маленькие», — фигуры страдальческие. Монолог великана Глюма — карикатура на человека сильного, но смирившегося. Григорий Сиятвинда ведет его смиренно, без тени пафоса: «Мне хотелось сделать Землю счастливой. Мне казалось, я знаю, как это сделать, в чем смысл бытия». Когда король объявил Глюму войну, он покорился, опустился и стал таким, как все. Средства мимикрии за три столетия не изменились: поклоны, приседания. Помогает и алкоголь: «ежедневный трехразовый прием — и твой мозг очищается».

В мозаике сцен тонет дорогая для великого английского сатирика мысль, что одному человеку едва ли возможно поправить миропорядок, но изменить себя — по силам. Хотя бы попробовать не терять того, что даровано природой и разумом. Писарев — режиссер правильной психологической школы и здоровых ориентиров. Жаль, что не провоцирует актеров на обобщения. Зато не перевел в ряд злободневности реплики о борьбе за независимость или о том, что «небо над Ирландией — часть Ирландии», чем счастливо отмежевался от политических рифм, столь почитаемых современным театром. 

Культурный и грамотный этот спектакль хочется иногда встряхнуть, приправить лукавой улыбкой, снабдить изобретательными решениями, наполнить общечеловеческими смыслами и соединить «сквозной мыслью» эскизную очередь сцен. Наибольший простор для развития получает доктор Симпсон в талантливом исполнении Антона Феоктистова. Врач прислан поставить Свифту диагноз — «помешанный». Тогда все воззвания писателя в защиту бедняков, злобные памфлеты о войне, наглые сатиры о стяжательстве можно считать бредом умалишенного, а не предостережениями провидца. Симпсон — о ужас! — констатирует, что больной вполне нормален. 

Общение со Свифтом преображает мир доктора, делает его цветным и многомерным. Из простака и провинциала, не склонного к размышлениям («Я вообще не читаю беллетристики»), он превращается в адепта собственного пациента. Недаром сам доктор родом из Ноттингемшира, где появился на свет Гулливер, а в соседних лесах вершил справедливость благородный разбойник Робин Гуд. Симпсон принимает «веру Свифта», теперь его жизнь уж точно не будет пресной, а сонный и скучный привычный мир наполнится творчеством и справедливостью. «У нас радость — доктор тронулся, сошел с ума», — веселятся домочадцы, и прежде всего две возлюбленные Джонатана — Эстер (Анастасия Панина) и Ванесса (Анна Кармакова). Между ними писатель метался всю жизнь, причиняя каждой нестерпимую боль. Но на пороге смерти Свифта они примиряются и понимают, что были счастливы уже тем, что их любил великий человек. 

Пьеса «Дом, который построил Свифт» — редкий гость на сцене, и кто бы ни оказывался хозяином, пригласившим ее в свой театр, избежать влияния Марка Захарова и Григория Горина, создавших культовую телеленту, как правило, не удается. Не избежали и в Пушкинском. Черно-белое убранство сцены с единственным ярким пятном — огнем горящего камина, мизансценические решения — например, лестница, по которой взбирается к своей погибели лилипут, тихая манера подачи иносказательных речей и лирика философствований — все это напоминает фильм. И незабываем горинский вывод: «Все расписано на Небесах. Что же остается человеку? Подробности. Это не так мало. Придумай подробности и сочинишь судьбу». 

Судьба спектакля только начинается, и его кантиленная кардиограмма еще расцветится взлетами и всплесками. Недаром же в доме Свифта каждый звук — начало мелодии, и «каждое зерно здесь должно прорасти».