Августин СЕВЕРИН

27.09.2018

В Государственном историко-археологическом музее-заповеднике «Херсонес Таврический» состоялся круглый стол, посвященный проблемам законодательного регулирования сохранения подводного культурного наследия. О том, что угрожает памятникам, находящимся под водой, что они собой представляют и как их изучают, читателям «Культуры» рассказал заведующий Центром подводного археологического наследия Института археологии РАН Сергей Ольховский.

культура: Что именно нужно сделать для обеспечения сохранности культурного достояния, находящегося под водой?
Ольховский: Первостепенной задачей является запуск процесса включения подводных объектов культурного наследия в Единый государственный реестр объектов культурного наследия России. Не так давно в базовый федеральный закон «Об объектах культурного наследия (памятниках истории и культуры) народов Российской Федерации» внесен ряд важных поправок, но для включения в Единый реестр подводных объектов этого недостаточно. Необходимо еще урегулировать целый ряд вопросов. Например: определить, в чьей компетенции находятся объекты, затонувшие в море, — ​федеральной или региональной? Кто и как должен заниматься их постановкой на государственный учет, охраной, мониторингом сохранности? Что, собственно, следует отнести к подводному культурному наследию? С кораблями, затонувшими более 100 лет назад, все относительно понятно, — ​они по формальному признаку уже являются археологическими объектами, а вот каким статусом должны обладать сотни кораблей, затонувших во время Второй мировой войны?

культура: На круглом столе были приняты какие-нибудь решения? Комитет Государственной думы по культуре, представители которого принимали участие в дискуссии, будет предлагать поправки в закон?
Ольховский: Предложения по доработке законодательства, необходимого для охраны и изучения подводного культурного наследия, обсуждаются специалистами с 2013 года. Оказалось, что некоторые предложения археологов выходят за рамки компетенции Министерства культуры и требуют согласования с иными ведомствами, в том числе с МИД, Минобороны и ФСБ. Для обоснования наших предложений состоялось несколько совещаний, на которых удалось прийти к консенсусу по многим вопросам. После анализа подготовленных законопроектов комитет Госдумы по культуре поддержал наши предложения и выступил с целым рядом дополнительных инициатив, направленных на урегулирование правового статуса подводного наследия и обеспечение его сохранения.

культура: А сегодня госреестр подводных памятников существует?
Ольховский: Такого специального госреестра нет, да он и не нужен. В России уже несколько лет формируется Единый государственный реестр объектов культурного наследия. Его должны пополнить и подводные объекты, но пока процедура их включения в Единый реестр не работает. Основная формальная причина отказов состоит в требовании сообщить кадастровый номер земельного участка, где располагается объект культурного наследия, но на практике межевание дна в РФ не проводится и получить кадастровый номер не удается. Кроме того, постановка подводного объекта на государственный учет подразумевает, что с этого момента федеральный или региональный орган охраны культурного наследия обязан о нем заботиться — ​например, регулярно проводить осмотр и контролировать сохранность. Но сегодня ни федеральный, ни региональные органы охраны наследия РФ не имеют таких технических и практических возможностей. Получается, что прежде чем ставить подводные объекты наследия на государственный учет, следует определить исполнителей и обеспечить их необходимыми ресурсами для ведения этой деятельности.

культура: Что можно откопать на дне морском?
Ольховский: На дне водоемов можно откопать очень многое. Когда копаем затопленные поселения — ​находим остатки построек и инфраструктуры с сотнями и тысячами соответствующих находок. Когда копаем участки древнего дна — ​имеем шансы найти затонувшие суда самых разных эпох.

культура: Как все происходит?
Ольховский: Метод работ зависит от объекта исследования. Если объект не возвышается над поверхностью дна, а скрыт под донными отложениями, то удобнее установить по периметру будущего раскопа постоянную разметку из тросов или металлических конструкций. Эта разметка помогает археологам ориентироваться на дне и расчищать донные отложения, довольно точно определяя расположение находок. Для подводных раскопок обычно используется грунтоуборочная или грунторазмывочная техника, в основном гидроэжекторы. Эти инструменты удаляют из раскопа лишний и просмотренный грунт, позволяя археологу аккуратно расчищать слой за слоем и находить даже мелкие предметы, размером с рыболовный крючок.

культура: А что именно вы ищете? Затонувшие корабли?
Ольховский: Мы ищем под водой объекты, обладающие историко-культурной значимостью, прежде всего археологические: затонувшие суда, затопленные поселения, могильники, гидротехнические сооружения и отдельные предметы, относящиеся ко всему перечисленному. Наша типичная задача — ​организовать и провести обследование акватории так, чтобы выявить на заданном участке все объекты культурного наследия и собрать необходимый объем информации о них.

культура: Много людей с Вами работает?
Ольховский: Это зависит от масштаба и задач конкретного проекта. Когда мы занимаемся плановыми подводными исследованиями в рамках Фанагорийской экспедиции Института археологии РАН, каждый сезон к нам приезжают более 20 специалистов — ​морские геофизики, гидрографы, водолазы, специалисты по античной керамике, реставраторы. Ежегодно мы проводим испытания разнообразного геофизического оборудования и определяем, какие приборы перспективны для использования в археологии. Фактически Фанагория является основным в стране полигоном для разработки современной методики подводных исследований, и в эту работу вовлечены многие специалисты.

культура: Находок много?
Ольховский: Находок очень много. В подводном раскопе, расположенном в 80 метрах от современного берега, найден культурный слой фанагорийского порта IV века до н. э. Здесь на протяжении десятилетий скапливались сотни предметов, упавших или выброшенных в море при разгрузке судов, пришедших сюда из Средиземноморья. Среди них десятки чернолаковых столовых сосудов, тарная и кухонная керамика, свинцовые рыболовные грузила, бронзовые монеты, косточки оливок и виноградная лоза, кости животных и рыб. Раскоп располагается около каменного мола или причала, рядом с кораблем I века до н. э., найденного здесь несколько лет назад.

культура: Расскажете поподробнее?
Ольховский: Корабль нашли в 2011 году при проверке результатов геофизических обследований акватории. Так как затопленная часть Фанагории занимает около 15 га, копать дно наугад — ​довольно бесперспективное занятие. Чтобы определить интересные участки для подводных раскопок, сначала приходится долго обследовать дно акватории разнообразными приборами и анализировать результаты. Так случилось и тогда: магнитометр показал, что под поверхностью дна скрыт какой-то протяженный объект, вероятно, каменная насыпь. Для проверки этого предположения были расчищены несколько шурфов, и в одном из них нашли какую-то деревянную конструкцию. Когда стало понятно, что это борт корабля, мы превратили шурф в большой раскоп, расчистили его и выяснили, что на склоне каменной насыпи лежит хорошо сохранившаяся 16-метровая днищевая часть корпуса. Датировать его удалось благодаря конструктивным особенностям — ​бортовые доски оказались скреплены между собой по архаическому методу «гнездо и шип», а в носовой части найден бронзовый волнорез с эмблемами боспорского царя Митридата  VI Евпатора. Это позволяет нам определить эту находку как военный или посыльный корабль боспорского флота середины I века до н. э.

культура: Самые масштабные работы последних лет велись в районе строительства Крымского моста. Они завершены?
Ольховский: Да, подводные исследования на морском участке строительства моста завершились весной 2017 года, а начались летом 2014-го. За это время мы обследовали сотни гектаров дна Керченского пролива. Самой интересной находкой стало огромное скопление древней керамики на дне Керченской бухты у мыса Ак-Бурун, площадью около 70 тысяч квадратных метров. Керамика здесь лежит не только на поверхности дна, но и на глубине до 1,5 метра, плотность находок в центре скопления превышает 100 штук на 1 кубометр ила. Так как трасса моста пересекает это скопление, нашей задачей стали спасательные подводные раскопки — ​извлечение археологических предметов с участков дна из-под запроектированных мостовых опор. Эти раскопки продолжались более 2 лет, по 9–10 месяцев подряд, и дали более 40 тысяч находок. Многие из них представляют значительный музейный интерес, так как являются редкими типами разнообразной привозной посуды сравнительно высокой сохранности.

культура: Сухопутные археологи чаще всего работают «в поле» в течение довольно непродолжительного времени, затем идет кропотливая работа по изучению находок, подготовке научных публикаций и так далее. У Вас, в связи с такой интенсивностью и продолжительностью раскопок, времени на изучение найденного почти не остается. Когда можно ждать результатов Ваших четырехлетних исследований в районе прокладки моста?
Ольховский: Обработка такого огромного количества находок требует значительных усилий и слаженной работы целой команды, в ее составе — ​специалисты по различной керамике, рисованию, фотосъемке, сканированию и компьютерной обработке иллюстраций; реставраторы. За три прошедших года основная часть артефактов уже обработана и передана в Керченский музей, но для завершения этой работы нам потребуется еще немало месяцев.

культура: Где-нибудь, кроме Черного моря, работы ведутся?
Ольховский: Да, вторая заметная арена подводных археологических исследований — ​Финский залив Балтики. Помимо регулярных экспедиций Центра подводных исследований Русского географического общества, недавно и мы выполнили там масштабные работы по проекту трубопровода «Северный поток — ​2». Нашей задачей являлось выявление подводных объектов культурного наследия в зоне запланированного строительства, чтобы своевременно скорректировать трассу трубопровода или предложить иные меры для обеспечения сохранности археологических объектов. Особое внимание своевременному выявлению подводного наследия проектировщики трубопровода уделили неспроста — ​весьма показателен оказался опыт «Северного потока — ​1».

культура: Что удалось обнаружить перед прокладкой первой очереди «Северного потока»?
Ольховский: В зоне строительства было выявлено 17 затонувших кораблей разного времени, военных и торговых. Археологам удалось аргументировать необходимость скорректировать трассу трубопровода, чтобы она обошла археологические объекты на безопасном расстоянии. В случае когда на дне выявлен корабль или его крупный фрагмент, это самый простой способ обеспечить его сохранность. Если же в зоне строительства оказались сравнительно небольшие археологические предметы, например судовые якоря, возможно обеспечить их сохранение путем передачи на музейное хранение, либо бережного перемещения на иной участок дна.

культура: А почему не поднимаются целые корабли? Шведы же подняли «Вазу»?
Ольховский: Подъем и музеефикация «Вазы» по сложности и размеру капиталовложений стали для Швеции проектом национального масштаба. Но и это не избавило от серьезных ошибок: неверный выбор метода консервации древесины привел к необратимым последствиям. Несмотря на постоянную работу реставраторов и огромные ежегодные затраты на поддержание корабля в пригодном для экспонирования виде, сохранность «Вазы» постоянно ухудшается. И в России теоретически возможно поднять какое-нибудь исторически интересное судно, но приходится учитывать, что грамотно организованная судоподъемная операция, подготовка подходящего здания или дока, создание реставрационной базы и несколько лет постоянной работы реставраторов обойдутся крайне дорого. Чуть ли не единственным в России относительно успешным примером такой музеефикации является экспозиция небольшого судна XIX века, созданная в Музее Мирового океана.

культура: Много ли вообще в России профессиональных подводных археологов? Где можно получить такую профессию?
Ольховский: На всю страну пока всего-навсего меньше десятка специалистов. В России нет высших учебных заведений, обучающих по этому профилю. Более того, археология как специальность ныне вообще вычеркнута из списка исторических дисциплин, осталось только две специализированные кафедры — ​в Москве и Санкт-Петербурге. В этой ситуации подводным археологам приходится самим переводить и осваивать зарубежные учебники и пособия, проходить учебные курсы и стажировки в иностранных экспедициях, набирать практический опыт где только возможно. Например, мне удалось поработать в составе французской экспедиции в Александрии Египетской, пройти обучение в Шотландии и Хорватии, поучаствовать во множестве конференций и семинаров по подводной археологии.

культура: В ходе раскопок бывали случаи столкновения с опасными подводными хищниками — ​акулами, скатами, например?
Ольховский: С акулами на раскопках мне сталкиваться пока не доводилось, а вот ядовитые медузы, особенно в Северном море и в Таманском заливе, порой доставляют неприятности.

культура: Самое интересное место, где удалось поработать?
Ольховский: Фаросский маяк в Александрии, одно из семи чудес света. Маяк обрушился в море в результате землетрясения, и на дне лежат тысячи огромных блоков, фрагментов колонн и скульптур — ​огромный подводный музей, засыпанный песком. Задача работающей там экспедиции — ​создать точные трехмерные модели всех каменных деталей, а затем из этого своеобразного пазла «собрать» Фаросский маяк, виртуально восстановив его настоящий облик.

Светлана Савченко, депутат Государственной думы, член комитета по культуре:

— В работе круглого стола, прошедшего в Севастополе, приняли участие представители Министерства культуры, Института археологии РАН, ФСБ (ведь речь идет, в том числе, о морских границах России, а в состав ведомства входят погранвойска), Министерства обороны, МИД и других институций, имеющих отношение к теме мероприятия. Важнейший вывод: нам необходимо определить орган власти, который будет отвечать за сохранность объектов археологического наследия, находящихся в акваториях. За ту часть наследия, которая оказалась на суше, несут ответственность местные власти, а все, что касается морей, в ведении федералов. При этом в Министерстве культуры нет специализированного органа, который бы занимался этой работой. Результат — мы не имеем даже точных статистических данных о том, сколько таких объектов обнаружено. Рассматривали и вопросы о соотношении нашего и международного законодательств в этой области.

По итогам круглого стола был принят ряд решений, которые были одобрены на состоявшемся 26 сентября заседании комитета Госдумы по культуре. В частности, речь идет о создании под эгидой нашего комитета рабочей группы по нормативно-правовому урегулированию государственного учета и сохранения археологического наследия. В ее состав войдут все заинтересованные министерства, ведомства, экспертное сообщество. Она, в частности, должна будет на законодательном уровне решить вопросы о проведении историко-культурной экспертизы находящихся под водой объектов наследия, определения потенциальной угрозы, которой они могут подвергнуться в ходе освоения акватории, а также обеспечения доступа граждан к этим культурным ценностям. Кроме того, рабочая группа должна будет подготовить предложения по внесению изменений в федеральный закон «О Музейном фонде РФ и музеях в РФ». Сегодня подъем и изучение объектов наследия, находящихся под водой, ведется несколькими ведомствами: в частности, Министерство обороны поднимает артефакты периода Второй мировой войны. Предметы с одного и того же корабля могут попасть и в какой-нибудь местный музей, и в музей Минобороны, и в результате ни там, ни там целостной коллекции сформировано не будет. Кроме того, нужно решить проблему подготовки специалистов. О том, насколько она остра, говорит хотя бы тот факт, что сегодня подводной археологией в стране занимается не более десятка учреждений.