Верой и правдой

Татьяна УЛАНОВА

30.03.2016

На исходе 2015-го в интернете прошел конкурс «Батюшка года». Несмотря на светскую форму, задача ставилась благородная — показать лица современных пастырей. Тех, к кому идут и в печали, и в радости, в селе и в городе. Более сотни священников приняли заочное участие в соревновании — их фотографии и жизненные истории присылали прихожане. В итоге почетного народного звания удостоился митрофорный протоиерей Сергий Вишневский из села Флоровское Ярославской области. В первый день 2016-го ему исполнилось 90. 

«Культура» решила отправить корреспондента в затерянное среди болот и лесов село где-то под Мышкином. Но пять последних километров до деревни дорогой не назовешь: не на джипе прорваться туда реально лишь в сухую летнюю погоду — выдал всезнающий интернет. Пока думали, как добраться, отец Сергий объявился сам. В первый день Великого поста. «Приходите, я сейчас в Москве»...

«Только принял приход, вызывают в КГБ»

культура: Вы что же, теперь зимуете в столице — тяжело в деревне? 
о. Сергий: Тяжело. Но уже собираюсь обратно. Хватит, почти два месяца здесь провел. В больнице лежал... Сейчас во Флоровском всего три дома. А когда-то у храма был очень большой приход — 64 деревни. В двенадцати домах нашего села жили только те, кто принадлежал церкви. Служили два священника, один дьякон, два псаломщика. Но в 1953-м ее закрыли. Она ветшала, разрушалась. Внутри все разворовали. А потом и люди в деревню переехали не самые благоприятные. Стали моими врагами... У матери с дочерью-матюжницей был ветхий домишко, стоил копейки, а они захотели его дорого продать. Подремонтировали, самовольно передвинули забор — на десять метров в нашу сторону. Пришлось судиться. Сколько лет уже тяжба длится. Пройдет суд — все доказательства в нашу пользу. А они опять что-то выдумывают. Хотя уже должны были приехать приставы и вернуть забор на прежнее место... Место святое. Все притягивается. И плохое тоже. 

культура: Для кого же Вы служите?  
о. Сергий: Весной и осенью дорогу развозит — добраться сложно. Но на большие праздники паства собирается из соседних деревень, городов. Главное — приезжают мои духовные чада из Москвы. Я ведь в столице 38 лет служил. В шести храмах.

культура: Первый — в Сокольниках — наверное, чаще всего вспоминаете? 60-е, гонения на церковь... Непросто было?  
о. Сергий: Ужасно... Принял приход — через год-два вызывают в КГБ: «Сергей Николаич, вы очень авторитетный человек, любимый людьми. Предлагаем сотрудничество. Нет? Тогда разъединим вас с народом...» 

К счастью, Господь меня сохранил — ничего у них не вышло. Зато все уполномоченные с тех пор были уверены: язык я не распускаю, иностранцам вру нещадно. Вот спрашивают:

— У вас что, запрещают молодежи в церковь ходить? 
— Отчего же? Ходят, сколько нужно, — рапортую я.

— А люди вроде плохо живут, полуголодные... 
— Больше половины жителей — верующие. Наверное, вы их видели, когда они постились.

Дошло до того, что предпоследний уполномоченный стал моим другом, я подарил ему икону. Перед Рождеством, Пасхой и другими большими праздниками настоятелей обязательно вызывали и предупреждали, чтобы баки с водой закрывали на ключ — не дай Бог, провокация, чего-нибудь подольют... 15 лет я служил в этом храме. Брали меня туда нештатным священником на оклад в тысячу рублей. А у нас с матушкой Александрой Алексеевной уже трое детей народилось — так едва на хлеб хватало. Хорошо, дополнительную должность в храме дали на 250 рублей. Да еще в аспирантуру поступил — там стипендию 90 рублей платили...

«Лет пять бы еще вымолить у Бога»

культура: Говорят, Вы многих писателей окрестили в Москве? 
о. Сергий: Я несколько лет служил на Неждановой, туда многие ходили. Сергей Федорович Бондарчук неподалеку жил. Два раза я причащал в его квартире умиравших родственниц. Крестил Федю. А однажды Ирина Константиновна попросила зайти. И я впервые застал дома самого Бондарчука, но уже лежащим на диване. Исповедовал его, уехал... Потом звоню — жена говорит: «Сергей Федорович умер. Мы вас умоляем быть завтра на отпевании в Новодевичьем монастыре». Прихожу наутро — все готово, никого лишнего. «Отец Сергий, а вы почему здесь?» — спрашивает митрополит Ювеналий. «Я его исповедовал...»

культура: В 90-е годы страна изменилась до неузнаваемости. А православная вера с приходом патриарха Алексия II, напротив, начала возрождаться. Люди потянулись к церкви. И в этот момент Вы все взяли да бросили... 
о. Сергий: Я «не взял да бросил». Последние шесть лет в Москве был настоятелем «Знамения» на Рижской. Но было уже тяжело. И я задумался о Флоровском. Во-первых, родная Ярославия. Во-вторых, там служил дед. Передал прошение Святейшему — ни слуху, ни духу. Снова подал. Меня вызвал секретарь патриарха отец Матфей Стаднюк: «Отец Сергий, чем же вам досадила Москва? Такой храм!..»

культура: Из первой десятки. Никогда не закрывался. А Вы в 65 лет отправились в глушь, в разрушенную церковь. 
о. Сергий: Когда все начиналось, приезжали люди, трудились во славу Божию. Красили, делали росписи, иконостас. Матушка нашла художника, который написал иконы. Правда, разместили их совсем не так, как положено. Выходя на каждение, я вынужден приноравливаться. А переделать уже нет возможности. Почти весь внешний ремонт оплатила благодетельница, имеющая строительный бизнес в Тульской губернии. Но кризис коснулся и ее, теперь она может разве что на великие праздники цветы купить к иконам.

Вообще у нас два храма — вверху и внизу. Зимой служили в нижнем, где топилась печка. Но теперь придется служить там всегда — лестница наверх очень крутая. А мне хотелось бы лет пять еще вымолить у Бога. До 75-летия Победы. 

«Борюсь со словом «люблю» в обычной жизни»

культура: Вам ведь и Родину довелось защищать. 
о. Сергий: Громко сказано. Мало того, что на фронте не был, так еще и в армии прослужил только семь месяцев. Когда призвали, всех отправили учиться на минометчиков, а меня — на кухню, помогать поварам. Долго не понимал, как вообще записали в красноармейцы. Детство было бедное, весил 36 кг... Не то что к строевой — в принципе был не годен... 

В 1944-м меня списали, выдали паек и документ для получения бесплатного билета. А я так обрадовался, что побежал не в кассу, а сразу на станцию. Высчитал, какой поезд идет в нашу сторону, запрыгнул в вагон — и на верхнюю полку. Поезд тронулся — заходят контролеры. Как ни маскировался, меня заметили. Поманили... «Это справка, а надо билет. На ближайшей остановке сойдете...» Шесть человек, сидевших рядом (царствие им небесное), возмутились: «Вы что! Смотрите, мальчишка! В шинели! А вы какие-то требования предъявляете!..» (плачет). Им стало стыдно. И они махнули рукой. 

А в 90-е вышел закон, по которому все, кто во время войны работал на заводе или служил не менее полугода, приравнивались к ветеранам. Тогда я понял, зачем Господь отправил меня в армию.

культура: Ветеранское звание помогает? 
о. Сергий: Пенсия стала в два раза больше. Каждый год ее увеличивают — прописан я в Москве. Все трачу на храм. Домик у меня во Флоровском старенький, неважный. Однажды даже пожар ночью случился — проводка загорелась... Как ветеранам нам с матушкой дали еще квартиру в Мытищах. Сейчас там живет она с сиделкой и сын с семьей.

культура: Александра Алексеевна не захотела остаться во Флоровском? 
о. Сергий: Она болеет. Мы же старые, понимать и помогать друг другу нелегко. Редко-редко позвонит, я скажу: «Забудь о деньгах, читай только Псалтырь и молись». Теперь и я долго в больнице был. Промысл Божий...

Я вот начал со своих врагов... Когда осознал, как любить их, то стал молиться в первую очередь о заблудших. Возлюби Господа Бога сердцем, всем разумением, и ближнего своего, как самого себя. Ближний — значит всякий. Я борюсь со словом «люблю» в обычной жизни. Оно прилагается только к Богу и к людям. Яичница, селедка под шубой или костюм — это все может только нравиться. Или не нравиться. 

Слава Богу, отец мой, военком Гражданской войны, умер хоть и неверующим, но крещеным. А у меня ведь как получилось. Четыре сына, все — священники. У Сергея — два мальчика, мои внуки Максим и Владимир. Маленьким Володя часто жил у меня зимой. Однажды кто-то спросил: «Кем хочешь быть?», он ответил: «Патриархом». Максим, напротив, не собирался продолжать традицию. Правда, и в армию не хотел идти  — скрывался. Но поехал в гости в Адыгею, задержался... Там у местного батюшки десять детей, и одна девочка подошла Максиму. Его женили. Епископ посвятил Максима в священники, и сейчас он служит в Ростовской области.

культура: У Вас ведь священники в роду с XVII века? 
о. Сергий: Я не шарил по архивам. Но предполагаю, что отцовская линия — польская. Возможно, в 1612 году, участвуя в войне против России, когда поляки уже были в Кремле, кто-то из предков либо влюбился и женился на русской, либо оказался ранен и остался здесь, а потом принял православие. Все это легко восстановить в Варшавском военном архиве. Однако мне это уже не важно. Да и к Польше симпатии нет. 

«Я старый, но не старец»

культура: Это правда, что первый раз Вы молились во время бомбежки? 
о. Сергий: Да, мне было 17 лет. Очень тогда испугался... 

культура: А откуда молитву знали? От деда?  
о. Сергий: От Бога. С дедом я мало общался. Мы жили в Введенском, а он служил в Богородском. Мама была в положении, но повезла меня, маленького, крестить к деду. Тайно, чтобы никто не узнал, — сделала вид, что едет на праздник... Дед год провел в тюрьме — до войны всех активных священников сажали. Потом его выпустили, и он перевелся сначала в Пошехонье, а затем во Флоровское. Теперь вот и я здесь. В свое время купил семь гектаров земли и недавно подарил их Рыбинскому женскому монастырю — для подворья. Уже строим домик. А храм у нас есть. К сожалению, одному служить литургию мне не только трудно, но и опасно, руки дрожат. Помогают иеромонах Герасим из Углича, житель соседней деревни. Ко мне многие на крестины приезжают, особенно летом. Из окрестных сел, городов, даже из Москвы. Я служу не спеша. Как положено. Все объясняю, рассказываю. Отец благочинный сначала вроде обижался. Но что я могу сделать, если людям здесь нравится? Служил молебен и в день рождения, 1 января. Приехали два владыки. Вручили орден преподобного Серафима Саровского первой степени. У меня три советские награды, главная — «За Победу над Германией», и, кажется, уже семь церковных орденов. Сейчас дали на ленте — такой вручают только царям, вельможам, патриархам. И героям из батюшек (смеется).

культура: Так Вы и есть герой! Какой храм восстановили! Старейший священник, продолжаете служить. Недаром Вас выбрали «Батюшкой года». 
о. Сергий: Это несерьезно. Забавы молодежи. Интернет — последнее, от чего меня Господь удержал. Я никогда не курил. Кроме матушки, женщин не знал. И после окончания академии не купил маленький «Москвич». Выучил все правила, прочитал книжку, как стать шофером. Все сдал. А мне права не дают. «У вас дальтонизм», — говорят. Как будто, чтобы водить машину, нужно различать двадцать оттенков зеленого. Словом, Господь уберег...   

культура: Интернетом не пользуетесь, но телевизор-то смотрите? 
о. Сергий: С большим ограничением. Крайне редко — «Спас», «Союз», «Слово пастыря». Постом совсем не смотрю. Телевизор —  средство отучать от церкви, от молитвы. Воровство времени.

культура: Вас ведь уже старцем называют...  
о. Сергий: Хм... У бежавшего из Киева протоиерея и писателя Андрея Ткачева есть рассказ, в котором он проповедует: надо говорить только то, что сам видишь. Я старый, но не старец. Старый усердный священник. У меня нет дара прозорливости. Значит, пока не нужен. Господь ведет меня. И болезнью, может, готовит к смерти. Вот в бору под Угличем живет игумен Рафаил, знаменитый художник. Все считают, что он старец, и правильно. Когда его жена заболела, приняла монашество и скончалась, он тоже стал монахом.  

культура: К старцам часто обращаются, чтобы узнать будущее. А надо ли? 
о. Сергий: Старцам дано. И они могут сказать — если крайне нужно. Я же хочу еще просто послужить. Хоть сидя, хоть лежа... Всегда беру много записок, молюсь в келье. Иной раз спохвачусь: вдруг не сто раз прочитал о здравии, а только пятьдесят... Но вот что заметил. Когда люди о чем-то спрашивают, я не говорю, что не знаю, а стараюсь напутствовать. Многие потом возвращаются: «Спасибо, батюшка, что научили...» Наверное, это знак. Еще не старец, но, может, за год до смерти — стану?..