Михалков: Из одного движения может родиться образ. Прибавить к фразе «Как тебя зовут?» правильный жест — и сразу заработает пластика. Появятся, например, кокетство, женственность, станет видно отношение к партнеру. Это — чудо, самое поразительное в нашем деле.

студенты: То есть правильно выбранное движение вытягивает всю фразу?

Михалков: Вы начинаете надстраивать образ. Жест мгновенно ведет за собой мелодику голоса, музыкальность, интонацию. Почему это важно? Мы отталкиваемся от слов. Михаил Чехов еще в 1941?м писал о том, что театр и актеры мертвы. Хотя есть сегодня сказочные артисты. Могу назвать два десятка имен тех, кто знает секрет. Умеют заставить себя слушать, даже когда молчат. Потому что паузу наполняют смыслом. Она увеличивает значение произнесенного слова. Когда закидываешь в зал зерно энергии, оно начинает прорастать и возвращается обратно.

Может оказаться, что техника строится всего лишь на работе диафрагмы. Но за это цепляется эмоция — вы держите зрителя. Почему? Потому что заряжены сами, пульсируете! Этим занимались и политики, и великие ораторы: Гитлер, Цицерон… Фидель Кастро манипулировал сотнями тысяч людей. Я видел потрясающую хронику — Брежнев на Кубе. Кастро, как всегда, наорался. Публика заряжена. И Леонид Ильич пытается тоже безумно кричать в микрофон. Это была такая порнография! Слов не слышно. Принял ту же форму, а энергии-то нет.

студенты: Надо ли о чем-то думать, когда держишь паузу?

Михалков: А зачем? Пауза — это правильное распределение концентрации, которая проходит через все ваше существо, прежде чем сказано что-то. Рождение слова важнее, чем сама фраза. Понимаете, какая штука? Это ли не волшебство, господа?

Первая заповедь — не бояться. В чем проблема актера: «Скорее уже скажу текст да пойду, все на меня чего-то смотрят». А пауза — это бесстрашие. Потому что первое слово, которое вы скажете, будет выпуклым, как купол храма Христа Спасителя. Равно как после длинного общего плана укрупнение имеет огромное значение. Многие современные режиссеры думают, что если кадр сделать очень длинным — получится, как у Тарковского. Чушь собачья! У Тарковского энергетика и информация перетекают, там количество переходит в качество.

Я могу помочь актеру. Но должен быть импульс. Вы обязаны научиться делать это самостоятельно. Упражнениями, связанными с дыхательной гимнастикой, концентрацией внутри диафрагмы, солнечного сплетения. Владение техникой — самое главное. Другое дело — управление энергетикой. Род Стайгер во время съемок «Ватерлоо» сказал перед сценой прощания с гвардией: «Ставьте все камеры, сыграю только раз». И сделал гениально. Но бывают ситуации, когда невозможно обойтись одним дублем. И вот тогда чрезвычайно важно балансировать эмоцию. Артистка, которая после каждого спектакля, где играет истерику, ложится в клинику, — ненормальная. Пускай в сумасшедшем доме и остается. Шаляпин говорил: «Я не плачу в своих ролях — я оплакиваю моего героя». Потому что актер, который рыдает на сцене, должен еще и не упасть в оркестровую яму, вовремя вступить со своей репликой. Великое раздвоение: он играет и видит себя со стороны. Заводится.

В большой Киноакадемии, дай Бог, мы сможем это разобрать со стороны организации съемки. Есть сложная сцена. Оператор говорит, что часть можно снимать утром, часть — вечером. Тут надо точно знать, смогут ли актеры сыграть сначала финал, потом начало. Насколько они готовы к тому, чтобы распределить энергию? Я вижу, когда артист готов. Это тонкая штука. Даже не говорю «Мотор», чтобы хлопушки не было. Не отвлекала.

Если Станиславский — гений для артистов со средними способностями, то Михаил Чехов — высший пилотаж. Для тех, кто уже знает азы своего дела. В чем, собственно, заключается профессия режиссера? Многие думают — прийти на площадку, накричать на всех и снять. А это ведь — тайна. Есть хитрости. Например, я понимаю, что актрисе нужно сыграть тяжелую многоплановую сцену перламутровыми переходами: через паузу, шорох, взгляд в окно… Такая тонкая вязь, которую нельзя разрушать. Ее надо аккуратно направлять. Как хорошую лошадь. Чувствовать — очень важная вещь для всадника. И тогда актер попадает в энергетическую колею. Я даже иногда выхожу из-за камеры, чтобы сыграть вместо партнера. Как суфлер — на мгновение раньше дублирую эмоцию.

студенты: Один из мастеров советовал изучать свое лицо. Мол, американские актеры хорошо изображают страх, а наши только «зенки пучат». Но в вузах нам категорически запрещали играть перед зеркалом.

Михалков: У каждого свои методы. Великий Жан Габен должен был на крупном плане сыграть реакцию на смерть сына. Он засучил штаны, разулся, попросил таз с ледяной водой, встал в него — увеличились зрачки. Это не стыдно. Как говорил мой дед, «верный цвет на верное место». Любые методы хороши, если актеру необходим импульс. Существуют уловки — пасты, которые наносят на ресницы, чтобы слезились глаза. Заводит, как стартер,?— будто «прикурили» от другой машины.

И американские хреновые актеры пучат глаза, и наши. Страх можно сыграть, не шевеля ни одним мускулом. Это тоже энергетика. Репетировать перед зеркалом вредно для первокурсников, потому что начинают кривляться. Но огромное значение имеет костюм и грим. Плохие педагоги и режиссеры считают: сначала возьми нутро, потом оденешься. Когда мы снимали «Неоконченную пьесу для механического пианино», играл Юра Богатырев, Царство ему Небесное. Не могли найти образ. У него руки огромные, которые мы называли «верхние ноги». Придумали шляпу. Заказали особые ботинки. Он поджал пальцы, стал плоскостопым. И роль полетела, как только стал ходить по третьей позиции. Большой человек, замечательный, нежный, несчастный обманутый идиот, еще и с плоскостопием…

Глупо сказать: «Подожмите пальцы и станете отличными актерами». Но когда ты надел костюм, загримировался, в зеркале можно увидеть новый жест. В «Статском советнике» моему герою Пожарскому очень помогла трость. Прикосновение ею — мгновенная расстановка взаимоотношений.

студенты: Как относитесь к тому, чтобы спровоцировать актера?

Михалков: Бергман говорил: «Интересно не то, что актер играет, а что он скрывает». Есть артисты, которые не могут ничего, если не получат по лбу. Тот же Юра Богатырев казался настолько расслабленным, что иногда его нужно было унизить, оскорбить.