Дмитрий ЕФАНОВ ,  Георгий НАСТЕНКО

29.11.2017

1 декабря 1922 года родился Всеволод Бобров. Уникальный атлет, золотыми буквами вписавший свое имя в историю футбола, а также русского и канадского хоккея. Знаменитый прорыв форварда вдохновлял поэтов, режиссеров, музыкантов. Это о нем писал Евгений Евтушенко: «Шаляпин русского футбола, Гагарин шайбы на Руси!» 

В Боброве естественным образом сочетались спортивная гениальность и душевные качества. Его открытость, чувство юмора и прямоту болельщики ценили не меньше игрового таланта. Накануне знаменательной даты своими воспоминаниями о Всеволоде Михайловиче «Культура» попросила поделиться его товарищей и учеников.

Владимир ШАДРИН, двукратный олимпийский чемпион по хоккею:

— Под руководством Боброва мне довелось играть в сборной СССР и московском «Спартаке». Он был идеальным наставником. Кропотливо работал с молодежью, каждому объяснял малейшие технические и тактические приемы. Его высочайшее мастерство позволяло наглядно демонстрировать все элементы на практике, а не только в теории. На шестом десятке Всеволоду Михайловичу стало сложнее на собственном примере показывать финты на скорости, давали о себе знать хронические травмы коленей, но в умении работать клюшкой ему могли позавидовать главные звезды 70-х. У Боброва великолепно получались прорывы к воротам, ложные замахи, паузы... Выходя на площадку вместе с тройкой Майоровых и Старшинова или вместе со мной и Сашей Якушевым, он обычно выполнял функцию «нейтрального игрока», то есть включался за тех, кто в данный момент владел шайбой.

Сейчас кажется странным и необычным, когда главный тренер обучает спортсменов высокого уровня техническим элементам. Да и в наше время некоторые ребята считали, что он это делает чересчур дотошно и скрупулезно. Но позже мы осознали, что Всеволод Михайлович старался не зря: тот, кто хорошо его уроки усваивал, потом быстро прибавлял в мастерстве. Бобров все делал с улыбкой, без критических пассажей и гневных реплик.

Тем не менее доброта не мешала наставнику быть требовательным. Строго отмечал опоздание на тренировки и к отбою на сборах. На следующее утро перед всей командой предупреждал провинившихся: «если подобное повторится...» Впрочем, не помню, чтобы кто-то позволял себе повторно подвести тренера. Бобров не терпел равнодушия к профессии. В годы его работы в «Спартаке» дисциплина там была на уровне тарасовского ЦСКА, причем без драконовских мер воздействия на нарушителей. Всеволод Михайлович не делал различий между титулованными игроками и новичками — правила для всех были одинаковые. Мог одернуть любого, но при этом умудрялся сделать это не в оскорбительной форме. На занятиях старался давать как можно больше игровых упражнений, поскольку многие хоккеисты и футболисты недолюбливают однообразные физические нагрузки без шайбы или мяча.

Всеволод Михайлович интересовался практически всеми игровыми видами: волейболом, баскетболом, настольным теннисом. Виртуозно управлялся за бильярдным столом. И нас приучал быть разносторонними спортсменами. На предсезонных сборах в Крыму он договаривался с местными командами из низших лиг, и мы играли с ними в футбол. В период общефункциональной подготовки не упирал исключительно на работу с «железом», а предлагал набирать форму через регби или гандбол, включая туда определенные хоккейные элементы, вроде силовой борьбы. Бобров стремился, чтобы его подопечные гармонично развивали в себе все лучшие качества хоккеиста, становились игровиками и атлетами одновременно.

Он был очень гостеприимен. У меня с тренером сразу сложились прекрасные взаимоотношения, хотя я пришел в «Спартак» 17-летним пацаном. Предыгровую установку Всеволод Михайлович всегда проводил фундаментально. Сначала давал общий настрой команде, потом — каждому звену и игроку по отдельности. Накануне матча о любом сопернике собирал исчерпывающую информацию. И не забывайте, что «Спартак» по своим селекционным возможностям заметно уступал ЦСКА и даже «Динамо», которые могли брать уже готовых мастеров из знаменитых кузниц кадров, вроде челябинского «Трактора» или воскресенского «Химика». Бобров находил талантливых ребят в спортшколах — так в большой хоккей попали Якушев, Зимин, Зингер, Мигунько, Мартынюк.

Виктор ШУВАЛОВ, олимпийский чемпион по хоккею:

— Близкими друзьями мы никогда не были, поскольку водили разные компании. Но испытывали взаимное уважение как в человеческом, так и в спортивном плане, благо, что выступали в одной тройке. За последнее время прочел множество статей о Севе, но зачастую отношение к нему журналистов неправильное, тем более что большинство из них не видели Боброва на льду. Оценки выставляются диаметрально противоположные. От дискредитации его заслуг до абсолютного восхваления. Всеволод имел выдающиеся скоростные качества, дриблинг, чувство гола, но порой злоупотреблял индивидуальной игрой. Так что Боброва как игрока и как тренера я воспринимал по-разному.

С Бобровым-спортсменом приходилось очень непросто. Он всегда хотел, чтобы партнеры работали только на него, а сам до паса был довольно жадным. Тренеры, под чьим руководством Сева играл в футбол и в оба вида хоккея, всегда выговаривали ему за то, что тянул одеяло на себя. И все же после 1950 года наша тройка Бобров — Шувалов — Бабич сыгрывалась все лучше, и было заметно стремление Всеволода преодолеть в себе тягу к индивидуализму. И мне очень жаль, что из-за постоянных рецидивов травм коленей он завершил карьеру значительно раньше, чем мог бы сейчас, при нынешней медицине.

В футболе повреждения тоже не дали Боброву реализовать весь потенциал. Я видел его на поле, и по таланту равных ему в 1940-х и начале 1950-х в нашем футболе действительно не было. Против Севы защитники очень часто действовали грубо — именно они и укоротили его карьеру. После 1953 года колени уже не позволяли ему играть в мяч, но в хоккее ноги работают по-другому, так что, терпя боль, он все-таки выходил на лед. «Грязные» действия некоторых соперников постоянно доставляли ему неприятности. Я персонально чаще противостоял своему коллеге-центрфорварду. А против крайних форвардов Бабича и Боброва обычно выступали защитники. В 1950-х драк команда на команду, как сейчас, не случалось, но грубиянов-защитников хватало. К примеру, Сеглин был не просто жестким оборонцем, а приличным драчуном и даже провокатором. Врежет сопернику, тут же падает и судье кричит, что его обижают. И вот он против Боброва однажды очень грязно сыграл. А Сева в другой момент его подстерег, ударил клюшкой по лицу — и шесть зубов вынес.

А как тренер — Всеволод был очень демократичным. Даже в последние годы профессиональной деятельности. В своих командах он вводил интересную практику. Сначала действия второй пятерки разбирала первая, а потом игру третьей — вторая. Затем матч анализировал тренерский совет, куда входили Бабич, Виноградов, Мкртычан и кто-то из опытных хоккеистов. Общий итог подводил Всеволод Михайлович. Решения принимал единолично, но к дельным высказываниям прислушивался, даже если они исходили от юнцов.

Валентин АФОНИН, чемпион СССР по футболу:

— Меня Бобров лично пригласил из Ростова в Москву для усиления ЦСКА. При том, что Всеволод Михайлович был загружен тренировочной работой, он и его жена Елена окружили меня заботой вне поля и потратили много времени и сил, чтобы новичок клуба получил квартиру в столице. Для Боброва это считалось вполне нормальным. Ради друзей и близких был готов пожертвовать многим, абсолютно не задумываясь о личной выгоде.

Считаю, в армейским клубе с великим человеком обошлись несправедливо. Перед ним в первом же сезоне поставили задачу завоевать чемпионство. А команда заняла лишь четвертое место. Если сравнивать с сегодняшним футболом, то главных тренеров не увольняют и за более низкие показатели, а ведь тогда в СССР конкуренция между клубами была намного более острая. На следующий год с составом, который набрал Бобров, его преемник Николаев выиграл чемпионат. Валентин Александрович, будучи человеком порядочным, не скрывал в интервью, что плодородную почву для успеха подготовил его предшественник.

До сих пор не знаю, почему Всеволоду Михайловичу не дали довести работу до логичного триумфа. Возможно, повлияли закулисные интриги. Бобров славился своей прямотой в разговорах с начальством, ни перед кем не заискивал. При этом для футболистов всегда — отец родной. У меня однажды случился «прокол», когда не прибыл вовремя к вылету на выездной товарищеский матч. Но Бобров «прикрыл» перед начальством. После этого в поединке с «Зенитом» выпустил на замену. Я его не подвел, пахал, как в последний раз, и тот инцидент был навсегда забыт. Бобров никогда не рубил с плеча, был демократичен и терпелив с подопечными. Помнил свое игроцкое прошлое и всегда входил в положение ребят.

Всеволод Михайлович любил жизнь, причем интересы и круг знакомств у него были очень широкими — от армейского руководства до артистов разных жанров. Он в равной степени пользовался заслуженным уважением у сильных мира сего и у простых болельщиков. 

Евгений Евтушенко. «Прорыв Боброва»

<...> И кто-то с радостью тупою
уже вопил: «Боброва с поля!»
Попробуй сам не изменись,
когда заботятся так бодро,
что обработаны все ребра
и вновь то связки, то мениск.

Грубят бездарность, трусость, зависть,
а гений все же ускользает,
идя вперед на штурм ворот.
Что ж, грубиян сыграл и канет,
а гений и тогда играет,
когда играть перестает.

И снова вверх взлетают шапки,
следя полет мяча и шайбы,
как бы полет иных миров,
и вечно — русский, самородный,
на поле памяти народной
играет Всеволод Бобров!

Фото на анонсе: Фотохроника ТАСС