Тамара ЦЕРЕТЕЛИ

13.05.2016

14 мая человечество отметит Международный день астрономии. Праздник, когда-то придуманный любителями, призван приобщить к звездной дисциплине широкие слои населения. В преддверии даты «Культура» поговорила с Владимиром СУРДИНЫМ — астрономом и популяризатором науки, старшим научным сотрудником Государственного астрономического института имени Штернберга.

культура: С тех пор, как астрономию изъяли из школьной программы, не прекращаются споры, нужно ли ее возвращать. Масла в огонь подливают различные опросы, где респонденты не могут ответить, Земля вращается вокруг Солнца или наоборот...
Сурдин: Обычно примерно 30 процентов путают, что вокруг чего вращается. Но это нормально. Думаю, спроси у прохожих, чем вирус отличается от бактерии, результат будет таким же. Когда человека что-то не касается, он об этом забывает. А если говорить о школьной программе — мне кажется, астрономия в ней необходима, она расширяет кругозор. Но учить ее нужно отнюдь не в 11-м классе, когда ребятам уже не до звезд и сфера их интересов сформирована. Лучше всего вводить предмет в 4–6-м классах. Говорю не теоретически — я преподавал в средней школе. Оказалось, самый оптимальный возраст для изучения астрономии — 10–12 лет. Все мы, попавшие в нашу профессию, «заболели» ею именно тогда. В это время начинается увлечение фантастикой, для мальчишек естественен переход к техническому творчеству. Нужно начинать их знакомить не с современной наукой, а с тем, что раньше называлось космографией — описанием мира за пределами Земли. Выводить формулы бессмысленно, надо рассказывать о природе, явлениях, которые в ней происходят. Это полезно для всех детей, независимо от того, какую стезю они потом выберут.

культура: А кто сегодня приходит в Вашу профессию?
Сурдин: Разные люди. Астрономия — вещь, которая если задевает в детстве, то уже, как правило, не отпускает. Кстати, много таких — «задетых» — и не нужно. В МГУ по нашей специальности в год поступают примерно 20 абитуриентов, выпускаем 15–18. В Петербурге — столько же. По всей стране набирается человек 50–60.

культура: И сколько из них остаются в науке?
Сурдин: Практически все, как и в советское время. Единственное, что изменилось, — раньше трудились в СССР, а сегодня примерно треть уезжают за границу. Для активной работы там больше возможностей. К сожалению, сейчас наука делается не в нашей стране. Вот и едут выпускники туда, где астрономия престижна, где она кормит. Там понимают: если ребенок выбирает такое направление, будущее его обеспечено. А у нас родители, особенно из провинции, буквально не пускают детей в университет, считая эту профессию не денежной. Лучше коммерцией заниматься — «с твоими-то мозгами!». Как раз сегодня аспирантка рассказывала, что ее почти прокляли в семье. Говорят: «Хочешь погубить свою жизнь? Ну ладно, губи, в конце концов, это твое дело». Так что в науку у нас идут фанаты.

Кстати, главная наша беда не в нехватке ученых, а в отсутствии преподавателей. Нынешнее поколение предпочитает быть исследователями, но не учителями. Может быть, дело вот в чем: люди, выросшие за последние 15 лет, не очень коммуникабельны. Они привыкли работать на айпаде и бормотать по айфону. Это настолько серьезная проблема, что, принимая экзамены, вынужден объяснять: «Я не айфон. Говорите четко и громко».

Еще сложнее растолковать человеку, как надо выступать в аудитории. У американцев эта проблема возникла раньше, поэтому теперь у них обучение в школе направлено на развитие коммуникативных навыков. На младших курсах университета натаскивание на «ораторство» продолжается, а на старших они уже серьезно занимаются наукой. Я всегда поражался на конференциях, что какой-нибудь американский аспирант лет двадцати пяти идеально выступает — словно профессор. Мы своих студентов тоже стараемся этому обучить — на докладах, семинарах. Но попадают-то они к нам из школы, где мало приходится говорить, в основном надо тесты писать.

культура: Вы много лет занимаетесь популяризацией науки. По Вашим наблюдениям, изменилась аудитория, интересующаяся научпопом? Кто сегодня ходит на публичные лекции?
Сурдин: В советское время был совершенно другой принцип сбора людей на такие мероприятия. Тогда работала гигантская структура — просветительское общество «Знание». Нас, лекторов, отправляли на партактивы, областные конференции военных начальников, заводы, фермы. Я, например, и в коровнике лекции читал — за стеной животные мычали. При этом у публики не было выбора, присутствовать на лекции или нет.

культура: А это приносило свои плоды?
Сурдин: Конечно. Во всяком случае, расширяло кругозор. Помню, году в 83-м или 84-м меня направили в сельскую местность. При коровнике была чистая комнатка, там собрались семь-восемь девушек в белых передничках. Впереди посадили мужчину — механизатора, наверное. Рассказываю им про космонавтику. После фразы: «А вот когда люди были на Луне...» — вижу, у слушателей зрачки расширяются. Девушки сидят ошарашенные, но молчат. А механизатор спрашивает: «Наши?» Нет, отвечаю, американцы. Он: «Да ты что!» Доверие ко мне было полное, никто не сомневался, что я говорю правду, просто они впервые услышали о таком событии. Для меня это тоже было шоком: прошло примерно 15 лет, как человек ступил на Луну, а тут ничего не знают.

культура: Астрономия и физическая антропология — дисциплины, наверное, чаще всего спорящие с религией.
Сурдин: С астрономией, например, у Ватикана вопрос решен — их обсерватория очень неплохо работает в науке. А что касается православия — года четыре назад Русская церковь получила грант на просвещение молодых священнослужителей в области естественных наук. Нас призвали в МИФИ — нескольких биологов, астронома Анатолия Засова и меня. И мы два дня читали лекции этой молодой публике. Собралось около 25 ребят — уже в рясах, с бородками. Буквально треть из них накинулись на меня с вопросом: «Что там нового в элементарных частицах?» Я опешил. А они: «Да мы физфак окончили!»