Наступает время Гумилева

Обе эти вехи крайне важны для истории российской интеллектуальной традиции. Так, сегодня мы совершенно иначе можем оценить наследие Гумилева, чем это было еще совсем недавно. Ведь если в советское время для большинства своих коллег он был слишком экстравагантен, то после кончины Льва Николаевича началось повальное увлечение Гумилевым, не позволявшее занять какую-то дистанцию в отношении этого автора. Тогда Гумилева многие читали, но мало обсуждали и слабо понимали. На новом этапе, в двухтысячные, началась волна огульной критики и, наконец, забвения. И только сейчас, когда запас эмоций и недоразумений исчерпан, к Гумилеву можно отнестись взвешенно, спокойно, рационально, воздав ему должное.

Сегодня Лев Гумилев должен быть осмыслен не только как крупнейший историк, сделавший ряд воистину феноменальных открытий, не только как «последний евразиец», передаточное звено от эмигрантской классики первых русских евразийцев к нынешнему неоевразийству, но и как крупнейший этносоциолог. Именно его гипотеза о связи социальных структур с этническим организмом, детально объясняющая взаимосвязи между биохимическими, органическими и социальными процессами, представляет собой колоссальное, до сих пор до конца не осмысленное, не расшифрованное послание нашему времени. Времени, когда российские власти наконец осознали всю сложность межэтнических отношений, но разрешить комплекс этих проблем пока еще не в состоянии. К слову, в том числе и потому, что в недостаточной степени опираются на евразийскую теоретическую базу, накопленную в течение последнего столетия. Именно труды Льва Гумилева являются краеугольными в этом крайне актуальном на сегодняшний день наследии.

Судьба трудов Льва Гумилева необычна. С одной стороны, они разошлись гигантскими тиражами, а идеями автора увлекаются тысячи людей. Для многих именно Гумилев открыл мир нашей русской истории в совершенно новом, подчас неожиданном ключе. Лев Николаевич не был беспристрастен к судьбе своего народа: каждая строчка его книг полна чувства, он радуется нашим победам, сопереживает поражениям, печалится о заблуждениях, высмеивает пороки. Гумилев небезразличен — он сам был типичный пассионарий и пассеист — человек, воспринимающий события прошлого, как нечто настоящее, человек героической воли, тяжелейшей судьбы, не сломленный, не покорившийся. И в истории ему близки и понятны именно пассионарии и пассеисты, герои и завоеватели, «люди длинной воли» — такие, как он сам. Но в то же время адекватное понимание идей Льва Гумилева впереди, ведь популярность не означает автоматического понимания, а любовь и интерес тысяч читателей еще не равнозначны глубинному влиянию.

Как мне кажется, именно сейчас мы могли бы по-настоящему задуматься о создании гумилевской школы. Сегодня его наследие, хотя на него претендуют несколько постоянно конфликтующих друг с другом центров, по-настоящему никем не развивается, не систематизируется, не продолжается, не обосновывается, не рефлексируется. Самое время восполнить этот недостаток. Наступает серьезный и ответственный момент полноценного исследования, дешифровки и адекватного усвоения творчества Льва Гумилева. Сегодня самое время открыть его вновь. Это — время Гумилева, время нового обретения его послания, послания всей его жизни о тайных судьбах мира — судьбах народов и культур.