Алексей КОЛЕНСКИЙ

11.05.2018

На экранах — кукольно-рисованная сага Уэса Андерсона с элементами классической японской графики Хиросигэ и Хокусая, самурайского кино, наивного искусства, поп-арта, дизель-панка и монти-пайтоновского сюра. Но прежде всего «Остров собак» — сатирическое христианское моралите.

2027 год, Япония. Законодательное собрание города Мегасаки кипит, как растревоженный улей: обеспокоенный разразившейся эпидемией собачьего гриппа мэр Кобаяши утверждает закон о массовой депортации всех псов на Мусорный остров. Первым изгнанником становится сторожевой Спот, принадлежащий приемному сыну градоначальника.

Полгода спустя Атари, двенадцатилетний хозяин животного, похищает самолет, приземляется на свалке и встречает потрепанную банду четвероногих, страдающую «насморком и кашлем, сонливостью и бессонницей, унынием и агрессией», а также лютым голодом. Посовещавшись, породистые Босс, Рекс, Кинг и Герцог решают воздержаться от обеда, а уличный бродяга Шеф голосует против. Мальчишка и его новые друзья отправляются на розыски верного Спота. Атари и компании предстоит преодолеть многие мили, столкнуться с собакоподобными роботами, одичавшими псами-каннибалами, обрести новых друзей и раскрыть заговор тайного котопоклонника Кобаяши, замыслившего истребить весь собачий род.

«Я придумал группу альфа-псов, живущих на свалке. Принес идеи своим друзьям Джейсону Шварцману и Роману Копполе. В процессе совместной работы зародилась мысль сделать местом действия Японию будущего, главным образом грандиозный Мусорный остров», — признался режиссер. На самом деле, Андерсон открыл сказочный континент, где среди многотонных груд битого стекла, обломков железок и останков полимеров скрывались тайные тропы, фантастические убежища, волшебные встречи, чудесные исцеления.

Основной изобразительный прием таков: автор приближает камеру, как бы заключая персонажей в воображаемый вертеп. Затем, панорамируя, режиссер распахивает горизонт и изменяет контекст эпизодов, выводя зрителей из интерьерных сценок на атмосферный пленэр. При этом Уэс фонтанирует изобразительными приемами и гэгами, упиваясь эклектикой визуальных и повествовательных фокусов. Плывущие облака (комочки ваты) невесомо проплывают над белоснежными прериями резаной бумаги, бескрайними плато ржавых контейнеров, черными архипелагами строительных мешков, лентами рек из мятой фольги и пещерами из пластиковых бутылок, переливающихся всеми цветами радуги. Кажется невероятным — все эти угодья расцвели в 240 миниатюрных декорациях с участием непрестанно собачащихся и откровенничающих пятисантиметровых кукол.

С самого начала было принято решение работать в классической — кропотливой покадровой технике, фиксируя 24 движения в секунду каждого персонажа без использования цифровых технологий. Первым делом семидесяти художникам поручили сотворить пятьсот четвероногих и столько же двуногих персонажей. Псов украсили шерстью альпака и мериносов, каждой собаке подарили уникальный характер, а пяти главным героям еще и по дюжине ипостасей. Полтысячи человеческих фигурок покрыли многослойным, светящимся изнутри лаком. И это также сознательный прием. По ходу сюжета становится все более наглядна и тактильно ощутима авторская мысль: люди здесь — в самом деле не люди, а солнцеликие куклы (говорящие по-японски, причем субтитры возникают на экране лишь от случая к случаю). По-настоящему человечны оказываются хлебнувшие горя, но сохранившие солидарность и взаимовыручку собаки. Автор укрупняет: в один прекрасный момент черного лохматого кобеля он отмывает добела. А затем и вовсе превращает четвероногих в творцов своей и хозяйской судьбы.

Повороты сюжета оказываются непредсказуемы благодаря игре с ракурсами, множеству аллюзий и киноцитат. Партитуру украшают визуальные приветы Куросаве («Додэскадену», «Бездомному псу», «Раю и аду»), Миядзаки («Принцессе Мононоке», «Унесенным призраками»), а заодно культовому постапокалиптическому боевику Л.К. Джонса «Парень и его пес».

Несмотря на чрезмерные изыски, у Андерсена вышла чрезвычайно грустная и лиричная притча. На поверхности — гимн стойкости и верности собак, остающихся морально выше предавших их хозяев. В глубине просвечивает моралите о расчеловечивании гомо сапиенс, готовых не просто выкинуть изнемогающих «друзей» на помойку, но пытающихся организовать в концлагере Мусорного острова окончательное решение «собачьего вопроса». Но только ли о «собакоциде» идет речь? Нет, скорее о людоедских аппетитах золотого миллиарда, готового стерилизовать, заразить, подвергнуть сегрегации безродных и одомашненных «животных». А затем, без шума и пыли, расправиться с ними на Мусорном острове при помощи роботов.