Елена ФЕДОРЕНКО

12.01.2015

С Еленой Васильевной Образцовой мы встречались год назад — тогда примадонна только начинала принимать поздравления с юбилеем. Поразительно, что накануне 75-летия она оставалась веселой, неунывающей и задорной — и очень напоминала свою босоногую Кармен… Разговор получился длинный, газетная полоса всего не вместила. Предлагаем не опубликованные ранее фрагменты беседы, состоявшейся в канун 2014-го.

культура: Что доставляет Вам сегодня самую большую радость?
Образцова: Дела музыкальные, а дома — внученька, в свои три года она забавно говорит на трех языках. Ее папа — каталонец. Даже не могу описать свои чувства, когда она начинает фразу по-испански, заканчивает по-русски, а в середину вставляет несколько каталонских выражений. Я просто улетаю от счастья. Интересно бы увидеть, что из нее вырастет — ребятенок она талантливый. Знаете, у нее какая-то немыслимая растяжка, запросто садится на шпагат, ровненько стоит на одной ноге, а вторую поднимает к уху. Все говорят — данные для балета отличные, надо заниматься серьезно, но мне не очень хочется, чтобы она стала балериной, потому что это очень сложная профессия. Они же все потом такие больные…

культура: А у вокалистов разве легче? Зато балерины — долгожители…
Образцова: Думаю, у вокалистов еще сложнее. Слышала о том, что балетные живут долго — наверное, потому, что день начинают и заканчивают физической нагрузкой. Дирижеры, говорят, тоже долго живут, хотя мой муж Альгис Жюрайтис в число долгожителей не попал, прожил 70 лет. Но что роптать — он подарил мне 17 лет полного счастья.

культура: Физические затраты дирижера за спектакль огромны, ведь так?
Образцова: Да и мы, оперные, теряем вес на сцене. Когда я молодая была, то три-четыре килограмма за спектакль скидывала. Лучше всяких диет. Наше поколение отдавало сцене все силы, сейчас чаще берегут себя. Вот ведь, я дожила до периода, когда вступают в права разрушения и непрофессионализм.

культура: Вы имеете в виду музыкальное образование?
Образцова: И его тоже. Надо с детства прививать вкус к музыке. Когда я узнала, что в школах отменяют хоровое пение, получила удар под дых. В какую дурную голову могло прийти такое безобразие? Хор — это наше, исконно русское. Когда все собираются и поют — за столами, на праздниках, гуляя ли по лесу — это же поет душа России. И вдруг лишить детей коренного русского пения! Можно назвать только преступлением, а тех, кто это придумал и воплотил — самыми настоящими преступниками.

Мы говорили об этом с дирижером Владимиром Федосеевым — он-то соображает, что такое Россия. Он тоже был потрясен и тоже бил тревогу. Но многие переживают и действуют — так что есть надежда, что все выправится. Просто жаль, что сначала уничтожаем, а потом начинаем вспоминать. Среди моих знакомых есть преподаватели музыки в обычных общеобразовательных школах. Они рассказывают, как постепенно раскрываются души детей: сначала они не воспринимают и даже не хотят слушать классическую музыку, а потом заражаются ею и просят еще и еще… О планомерном убийстве оперы, захудалой режиссуре я уже говорила — это просто в продолжение темы.

культура: Как Вы пришли к оперетте? Считается, что оперный артист никогда не может петь оперетту, а опереточный — оперу.
Образцова: Как пела оперетту Джоан Сазерленд — с ума сойти можно было! И мне захотелось. Рассказала об этом Альгису и услышала в ответ: «А я хочу продирижировать опереттой. Давай сделаем концерт». Поговорили, помечтали, пофантазировали, и я уехала на заграничные гастроли. Возвращаюсь, а он спрашивает: «Выучила?» У меня глаза в пол-лица — не понимаю, о чем речь. Оказывается, наш разговор для него был не фантазией, а руководством к действию. И через три дня концерт. Альгис уже и репертуар мой скорректировал. Узнал, что я не сделала ровным счетом ничего, и страшно обиделся — выражение лица стало, как у маленького ребенка. Обижать любимого мужчину — хуже некуда. Вот я за три дня и три ночи выучила весь концерт. Думала, рехнусь, волосы на голове дыбом стояли, когда выходила на сцену. Конечно, для меня это был дикий стресс. Но ничего, спела, и все в сопрановой тональности — как и написано.

культура: То есть голосу это не мешает?
Образцова: Нет, абсолютно. А еще если у тебя внутри бурлит озорство и хулиганство, чего во мне хоть отбавляй, то выходит настоящая оперетта.

культура: Возраст чувствуете?
Образцова: Вы имеете в виду — трудно ли петь? Нет, петь не трудно, но слишком часто одолевают простуды, после них — ужасная слабость, и долго стоять на ногах трудновато.

культура: То есть в спектаклях больше участвовать не будете?
Образцова: Знаете, Галина Уланова на вопрос, почему она не танцует былые партии, ответила: «Боюсь, что это будет хуже, чем у Улановой». Так что опасаюсь сравнений себя нынешней с той, какой была раньше. От времени не пострадала только моя Графиня из «Пиковой дамы» — ей возраст к лицу. И если действительно в Большом театре — я на это очень надеюсь — возобновят мой любимый спектакль Леонида Баратова и Бориса Покровского, то спою обязательно… Мечтаю об этом. Но и концерты, конечно, остаются.

Вы спрашивали, что доставляет радость? Встречи. Вот недавно, едва выписавшись из больницы после воспаления легких, полетела во Владикавказ. Спела сложнейшую программу. Какие там прекрасные люди, как тепло встречали! На следующий день меня на подъемнике повезли в горы, хотела отправить дочери SMS о том, как здесь прекрасно, но поняла вдруг, что ничего не соображаю. Подумала: вот он, маразм, пришел. Оказывается, из-за кислородного голодания не только я теряла ориентацию. Так что с маразмом пока не встретилась и замечательно без него живу!