Александр АНДРЮХИН

24.10.2013

Побывать во Владимире и не завернуть к сыну писателя было бы непростительно. Предчувствуя наплыв гостей, он надежно спрятался. Однако корреспонденту «Культуры» удалось его разыскать.  

Говорили, что Ерофеева-младшего, чей телефон уже много дней не отвечает, можно отыскать в Петушках. Но там его не оказалось. Не нашел я его и за Петушками, где, как писал Веничка, «сливаются небо и земля, и волчица воет на звезды» — в деревне Караваево. Пришлось бросить машину и отправиться, куда указали знающие люди — на хутор. Пешком. Через четыре километра по непролазной грязи действительно показалось несколько домов, на меня набросились собаки. Вдалеке заметил фигуру высокого седоволосого человека, который выгуливал этих псин — оказалось, каких-то редких терьеров. Это и был Венедикт Венедиктович Ерофеев.

Ерофеев: Как только начинают наезжать журналисты с водярой, я понимаю, что наступил октябрь и скоро день рождения отца. Время трехнедельного запоя! Надеюсь, вы-то хоть без водки? 
культура: К сожалению. Все раздал, чтобы Вас найти.
Ерофеев: Слава тебе, Господи. Я живу в соседней деревне. Это в километре отсюда. Идемте.  

культура: Не одиноко в такой глуши? 
Ерофеев: Наоборот, очень хорошо и спокойно. Жена с детьми в Петушках, школа началась. Летом они тоже любят бывать здесь. Мы несколько лет с женой жили в Москве — там мне очень не нравилось, я не люблю суету.

культура: Но Ваша жена, насколько мне известно, москвичка? 
Ерофеев: Теперь уже нет. В 1997 году она приехала сюда с мужем спасаться от кризиса. С предыдущим мужем. Они купили свиней, коров и прочую живность. Однако с хозяйством не справлялись и наняли меня  работником. К этому времени совхоз наш развалился. Все пили. Я тоже не просыхал. Но когда стал работать у Галины Анатольевны, взялся за ум. У нас завязались отношения. Ее муж, видя такое дело, собрался и уехал. Не столько из-за наших отношений, сколько из-за нелегкой работы на ферме. Но Галина в отличие от него — сильная женщина, и мне проявлять слабость при ней было стыдно. 

Тем временем мы подошли к летнему дому Ерофеевых. Просторная комната. Посередине огромный стол, вокруг стулья, у стены диван. На стенах — иконы и портрет красивой женщины. 

Ерофеев: Это дочь нарисовала маму. У нас еще сын. Они двойняшки. После того как Галина родила, моя жизнь озарилась и приобрела смысл... 

культура: Чем сегодня зарабатываете на хлеб насущный? Фермы, как я вижу, уже нет.

На этих словах в дом вбежала собака с какой-то умопомрачительной родословной, весело обтерла лапы о мои джинсы и расположилась на белой подушке, лежащей на диване. 

Ерофеев: Собак развожу. Но это, скорее, для души. Вообще, мы живем на гонорары, которые поступают от трудов отца. Ведь Ерофеев — по-прежнему востребованный писатель. Также нам приходят авторские и от театральных постановок. Это Галина узаконила мои права на наследие Ерофеева. Сам бы я ни за что с этим не справился. Кто только ни издавал «Москву — Петушки»! Авторские права принадлежали Клавдии Грабовой, теще отца — матери второй жены. Она разрешала издавать всем без разбору, лишь бы ей что-то платили, хоть 200 долларов за тираж. Галина пришла к ней, поговорила. И Клавдия Андреевна передала ей все права. Жена умеет находить общий язык с людьми. 

культура: Что случилось со второй женой Ерофеева после его смерти?
Ерофеев: У Галины Носовой были серьезные проблемы с психикой. Ее брак с отцом был фиктивным. Отцу нужно было легализоваться — прописаться, сделать себе паспорт, военный билет. Надо отдать должное Галине Павловне — она сделала ему документы. Но Ерофеев ей сразу заявил, что у них не будет супружеских отношений. Она еще при жизни отца несколько раз пыталась покончить жизнь самоубийством, но он ее останавливал. Конечно, жизнь с моим отцом усугубила болезнь. Через три года после его смерти она бросилась с балкона. За двенадцать дней до самоубийства я был у нее. Все стены были исписаны формулами, она математик. Записные книжки Ерофеева были разбросаны по полу, и по ним бегали коты, которых она притащила с улицы. Галина Павловна высчитала, что ей нужно умереть именно в тот день и в никакой другой. Тогда она якобы успевала заново родиться на хвосте какой-то кометы.

культура: Сегодня все записные книжки Ерофеева находятся у вас?
Ерофеев: Почти. Отец всю жизнь вел дневник, практически ежедневно. Пока опубликованы только записи с 1962-го по 1976-й. Но самые глубокие его мысли таятся в записных книжках 80-х годов. Сейчас они готовятся к изданию. Мы заключили контракт с издательством «Азбука». Опубликовано будет не все. Многие записи нужно расшифровать, в них много условных значков, понятных только ему одному, сокращений. Кстати, записи он делал разными цветами. Про быт — черным, цитаты великих — зеленым, наиболее значимые мысли — красным и так далее. Я не уверен, что у нас есть все дневники. Недавно я видел в одном букинистическом магазине его записную книжку, которая продавалась за 1 млн 200 тыс. рублей. Как она туда попала, для меня загадка. 

культура: Почему круглого отличника Ерофеева гнали из всех учебных заведений?
Ерофеев: Думаю, потому что ему было скучно учиться. Он был настолько образован, что ничего нового на занятиях не получал, и попросту переставал ходить на лекции.

культура: Вы ощущаете на себе гениальность отца? 
Ерофеев: Гении вообще не должны иметь детей, потому что дети становятся их тусклой тенью. От меня постоянно чего-то ждут. Даже предлагали написать вторую часть поэмы — «Петушки — Москва». Но я простой человек, не обладаю талантом. Закончил десять классов, работал в совхозе. Слава богу, что мои школьные годы прошли спокойно, потому что отец тогда был неизвестен. А мои четырнадцатилетние дети уже ощущают бремя прославленного деда, и от них тоже ждут чего-то неординарного. Вообще, отец на меня в детстве мало обращал внимания. Приезжал к нам с матерью несколько раз в год, но больше недели не задерживался. Ему хотелось общения, требовались компании, споры с образованными людьми, библиотеки, концертные залы. А что у нас в деревне? 

культура: И все-таки ваш дом в Мышлино был для него родным?
Ерофеев: Не уверен. Хотя именно там хранились его записные книжки, пластинки, книги. Потом этот дом мы с матерью продали, поскольку он развалился, и купили жилье в Караваево. К этому времени все вещи отца уже были перевезены в Москву к его второй жене Галине. Сегодня моей мамы, Валентины Зимаковой, уже нет в живых.

культура: Гордятся ли жители Петушков, что Ерофеев прославил их город?
Ерофеев: Большинство считают, что, наоборот, ославил. При этом никто не читал поэмы. Я поначалу обижался, потом махнул рукой. Но сейчас со стороны администрации отношение изменилось. Осенью 2008 года открыли музей Ерофеева. Какое-никакое, а пополнение бюджета. Ведь каждый год в октябре в Петушки устремляются почитатели отца. А в 1986 году, когда у него обнаружили рак, власти не выпустили его на лечение за границу. Он получил приглашение от хирурга-онколога из Сорбонны, который обещал ему восстановить голос. Но отца не пустили, потому что в трудовой книжке обнаружился четырехмесячный перерыв в работе за 1963 год. Тогда-то он и произнес: «Умру, но никогда не пойму этих скотов».

культура: Кстати, чья была инициатива назвать Вас так же, как отца?
Ерофеев: С именем получилось случайно. Родители были уверены, что родится девочка. Отец уже придумал ей имя — Анна. Но родился я. Для родителей это было потрясением. Тогда отец записал в дневнике: «Родился Венедикт. Хотя хотели Анну. Назвали впопыхах».