25.02.2021
Вырос поэт и музыкант, взявший на себя смелость/наглость расшифровать национальный код
Рэпер Рич (Ричард Семашков) записал третий альбом «менделеевского» цикла — «Рутений», ранее были «Метан» (2015) и «Литий» (2017). Название, пожалуй, самое говорящее в этом ряду: «рутений» — это «русский», но как бы пропущенный, для лучшей оптики и понимания, через мертвые воды латыни. Где-то рядом слышится и «рутина», и платина, родственный драгметалл. Трудная химия русской жизни.
Рич взрослеет, продвигаясь по системе элементов вниз и вправо. Результат движения все тяжелее, сложнее, дороже. Как по звуку, так и по набору смыслов.
Впрочем, чего-чего, а концептуалистов на нашей рэп-сцене хватает. Интереснее разобраться, чем Рич так уникален.
Да, собственно, и прежде всего именно тем, что через тридцать лет без малого после «Русского альбома» БГ вырос поэт и музыкант, взявший на себя смелость/наглость расшифровать национальный код, предложив свою систему элементов, знаков и символов. Интересно: по признанию Гребенщикова, «крестным отцом» «Русского альбома» является Александр Башлачев. «...Без всякого моего на то желания», — интересничал БГ. Рич в каждый «химический» альбом включал одно прочтение классической вещи: Есенин, Борис Рыжий, на сей раз он перепел «Лихо» Башлачева — выбор принципиальный и точный.
У Борис Борисыча в его страшноватом сновидческом путешествии «вниз по Волге», активно звучит ордынский мотив, у Рича, в его статичных трипах — грузинский. И этому есть глубокие внутренние причины:
Где-то на горе в Батуми
Папа мой в тенечке уложился.
С горем пополам тянули
Его черный гроб короткие грузины —
Те, с кем в ресторане он сдружился.
Все вокруг цвело зеленым,
Господь плакал теплым ливнем.
Выглядел он умиротворенным,
Мама ему бороду поправила легонько.
Самый черный день казался дивным.
Столько лет хотел уехать к морю
И теперь у моря навсегда.
(«Папа»)
Лермонтов, продолженный Введенским, оба настояны на горько-сладком романсе. А еще у Рича мелькают Мцыри и сациви (в рифму, кстати), но разговор я затеял для того, чтобы сказать: конечно, БГ и Рича разделяют не только пограничные мотивы и три десятка лет времени.
Принципиальный зазор: Гребенщиков оперирует фольклорным бестиарием, житиями несуществующих святых, византийской позолотой, и как бы сам ни рядился в этом карнавале, образность образует дистанцию — не столько календарную, сколько метафизическую. Рич работает если не с реальностью, то с ближним миром (неважно, нижним или верхним) — эсеровская бомба или стакан славы/с лавой поэта-имажиниста — если и фигуры современного фольклора, до них, тем не менее, можно дотронуться рукой, абстракций минимум.
Русская жизнь, по Ричу, продолжает осуществляться здесь и сейчас, приходит с чувствами и стихиями, и встречать ее важно в правильной компании артистов, понимающих эту жизнь между платиной и рутиной: отсюда принцип «совместок» — христианская одержимость Бледного, техноюродство Хаски, дворовая бравада Bollywood FM, ангельские жмурки барышни из Хадн Дадн.
Присутствуют, конечно, и всегдашние спутники — Сергей Есенин: первый, смыслообразующий, трек «Имажинист» с «Рутения» продолжает начальный трек «Прохлада» альбома «Литий», где звучал перепев Есенина:
Было время, когда из предместья
Я мечтал по-мальчишески — в дым,
Что я буду богат и известен
И что всеми я буду любим.
В «Имажинисте»: «Я так хотел немного выпить из стакана славы,/ из стакана с лавой, из стакана с лавой». Портрет имажиниста, конечно, обобщенный, но вся пестрая компания поэтов и хулиганов именно благодаря Сергею Александровичу воспринимается молодыми художниками в качестве тусовки своих, близких, соприродных и современных. Интересно, как у Рича работает есенинский образ с «головой, как керосиновая лампа на плечах»:
Белый шум по всему небу, белым саваном земля
Поднакрылась, и мы жгли наши глаза из хрусталя
Чтоб согреться в этом месте, где нас похоронили
В домах-сугробах тихо, как Бетховену в могиле,
Из чувств странная солянка, я напихал в нее маслин
Голова, как керосиновая лампа, исполинское чутье
Мне подсказало здесь остаться навсегда,
И я остался навсегда, я здесь остался навсегда.
(«Белый снег»)
Параллельно вещь перекликается с хитом «Танцевать» из того же «Лития» (и оба трека вторые): «Я буду умирать на этом празднике уродов... буду, буду, буду танцевать» — в обоих случаях восторг существования, гибельный восторг, танцы на границе жизни и смерти. Неспортивное поэтическое ориентирование.
«Рутений», на мой взгляд, явление серьезнейшее, да что там — лучший русскоязычный рэп-альбом последних лет (естественно и неизбежно разрушающий жанровое гетто). Увы, не слышно не только восторгов (хоть бы и не гибельных), но, как минимум, должной оценки.
Проблема не в привычной лености и нелюбопытстве, а в политике и лицемерии, тусовке нынче никак не надобно «русского», да еще от музыканта патриотических взглядов. Между тем, запиши такой трек, как «Сон эсера» (у Рича – очевидная ирония над тик-ток революцией) какой-нибудь Noize MC, хор, восхищенный аллюзиями на текущий протест, никогда бы не смолкал, вещь скоропостижно бы объявили гимном — миллионы просмотров и лайков, сотни тыщ репостов.
А, скажем, сделай Oxxxymiron что-то похожее на «Рутений» — даже названия менять не надо, разве усилить акцент на «рутине» — работу бы вознесли как второй концептуальный альбом крупнейшего и крутейшего.
Словом, не удивлюсь, если идеи Ричева альбома контрабандой разлетятся по сценам и студиям и многократно победительно прозвучат. Думаю, ему не жалко.
Рич растет и взрослеет, его будет много.