19.02.2021

Манифест Богомолова — это констатация факта, что теперь границы между Западом и прочим миром перестали быть географическими. Теперь они проходят через душу человека.

Несколько лет назад уважаемый филолог, знаменитый поэт и переводчик Ольга Седакова, вернувшись в Россию после чтения лекций в одной из европейских стран, выразила осторожное недоумение по поводу поведения своих европейских студентов. Последние подходили к ней после лекций и просили изменить стиль подачи и содержание курса. Им было сложно понимать то, что говорила Седакова. Сложен был не сам предмет, но именно глубина его интерпретации. На тот момент Ольга Александровна была отлично известна в России как блистательный лектор и один из самых оригинальных современных мыслителей-гуманистов.

Оказалось, что протест и внутреннее сопротивление европейских студентов вызывал неотделимый от самой формы поэтического сознания Седаковой императив соучастия. Понять культуру, в интерпретации русского поэта и философа, означало пережить ее, пройти путями ее поисков, поставить себя на место Гамлета и Фауста и воспроизвести их драму в условиях нового времени, тем самым продлив опыт человечества. Именно этот импульс к эмоциональному личностному познанию честно и трудолюбиво передавала Седакова юной западной аудитории. Но увы. Опыт работы в русской аудитории оказался практически неприемлем в аудитории западной. Студенты просто не понимали, что им говорят. Диалог между Седаковой и слушателями развивался ровно по той схеме, которую описал Сэлинджер в знаменитом рассказе «Фрэнни», где героиня Сэлинджера прочитала книгу безвестного русского крестьянина «Откровенные рассказы странника своему духовному отцу» и навсегда изменила свою внутреннюю сущность. Фрэнни как бы перешла в область «русского», то есть глубинного понимания жизни, в то время как ее друг и коллега по колледжу продолжал относиться к филологии как к предмету абстрактных умствований и условию карьерного роста. Приятель Фрэнни у Сэлинджера олицетворял ту эволюционную ветвь западной традиции рефлексии, где информация и смысл перестали совмещаться и образовывать единое целое.

О той же проблеме говорили и братья Вачовски в своем фильме «Матрица», изобразив модель отсутствующего взаимодействия между живой человеческой природой и информационным полем, автоматически девальвирующим смыслы. Когда в 1998 году они начали работать над фильмом, всем участникам съемочного процесса было предложено в обязательном порядке изучить книгу Жана Бодрийяра «Симулякры и симуляции». Именно эта работа Бодрийяра появляется в фильме в момент, когда Нео достает диск с важной информацией. Книга открывается на главе «О нигилизме». Бодрийяр имеет в виду не тот старый добрый нигилизм, знакомый русскому читателю по «Отцам и детям» Тургенева, а его младшего западного брата, который «уже не освобождение от чар» и не «ностальгия по разочарованию», а «просто исчезновение». Это бодрийяровское исчезновение зафиксировало один из ключевых постулатов европейского постмодерна: информация — все, смысл — ничто.

Вачовски вслед за Бодрийяром описывают катастрофическое состояние сознания, когда «надежда уравновесить добро и зло, истинное и ложное... как и более общая надежда на... какую-то цель исчезла без следа». Целью любой культуры всегда был и остается человек и обнаружение новых возможностей в его взаимодействии с миром. Каждый новый шаг на этом пути по-новому раскрывает человека, тем самым не уничтожая, а возвышая и усложняя его. Именно эти постоянные расширения человеческого самосознания в мире и приводили к смене политических и экономических эпох. Однако смысл, выхолощенный до информации, предлагает лишь набор косметических манипуляций, где политические право и лево, социальная справедливость и несправедливость и гуманистическое добро и зло превращаются в бесконечную карусель, которая крутится на месте.

Этот очевидный эволюционный тупик и есть то, что Богомолов вслед за Шпенглером, Бодрийяром и Вачовски называет кризисом и закатом Европы. Послание Богомолова — это призыв к осмысленному целенаправленному бытию, призыв, который в европейской культуре звучит далеко не в первый раз.

Говоря об этическом терроризме, Богомолов становится не на сторону русских щей и валенок, как интерпретировали манифест его противники, а на сторону бессмертного евангельского «се, человек». Европейское соседство и общая христианская история дают России то преимущество, которое еще в середине прошлого века сумел оценить сын православного батюшки из глухой румынской деревни, европейский философ и космополит-одиночка Эмиль Чоран. «Вместо того, чтобы ехать на Запад, моим соотечественникам следовало бы направить свои стопы в Россию, где они с гораздо большей вероятностью нашли бы себе собеседников, озабоченных теми же проблемами, что и они сами, — писал Чоран. — Как они не видят, что именно там находится их духовный центр, что именно там нужно искать то, что они надеются найти, и что именно там вопросы духовного порядка наиболее актуальны и остры? А они приезжают сюда, где находят то, от чего бегут, и где никто не может им ничего ответить, не может оказать им никакой действенной помощи, не может дать надежды. Какое недоразумение!»

Похоже, что время, в котором мы оказались, предлагает нам действительно фантастическое зрелище. Несколько ментальных цивилизационных кодов сталкиваются в небе мирового вертограда, разражаясь грозами взаимных проклятий. Можно наблюдать за этой битвой титанов, запасясь попкорном, а можно вооружиться силой страсти и веры. В этом столкновении цивилизаций в соприкосновение приходят не географические границы, а элементы ценностной дихотомии «смысл — пустота». В борьбу с матричной системой вступает не только сама Россия и Европа Леонардо да Винчи, но и любая культура, сохраняющая свой сакральный антропоцентризм. Это борьба не за блага цивилизации, а куда более серьезная битва за право на смыслы, где странным образом не знающее железа племя с берегов Амазонки внезапно получает могучее эволюционное преимущество перед лицом обессмысленной матрицы.